Вспомнив, что впереди ее ждет целый свободный день, она неожиданно успокаивается.

— Было бы обидно пропустить совещание в Бостоне из-за какой-то банальной ангины… — произносит она, кажется, без всякой иронии.

По прибытии в аэропорт они вливаются в поток пассажиров. Анук жадно впитывает первые впечатления, разглядывая офицера иммиграционной службы, который старательно ищет их имена в толстом формуляре. Он сличает фамилии из паспортов с теми, что приведены в длинном списке. «Бремер».

Офицер бросает взгляд на Роберта, затем заглядывает в записи.

— Он проверяет, не являюсь ли я опасным торговцем наркотиков, — говорит Роберт.

В зале прибытия они получают свои чемоданы. Улица встречает их густыми сумерками. Роберт жестом подзывает такси.

— В отель «Космос», — говорит Роберт, а про себя думает: «Какого черта мне куда-то завтра ехать?»

Между двумя стенами темного леса широкой лентой тянется полотно дороги с безукоризненным покрытием.

«А что будет, если я выложу ей правду? — ломает голову Роберт. — Тогда она совсем перестанет мне доверять. Что же мне делать с этим чертовым днем? У меня высокая температура и горит огнем горло… Может, мне перебраться в другой отель? Проваляюсь целый день в постели. Буду принимать лекарства. Свободный гостиничный номер сейчас не так-то легко найти. Июнь в Вашингтоне — самый пик для всевозможных съездов и совещаний. Надо поскорее обратиться к доктору. Есть ли он в отеле? Другой врач из-за простой ангины на вызов не поедет».

Анук мягко произносит:

— Не переживай… Всегда можно найти выход из положения…

«Она имеет в виду мое горло».

— Ничего страшного, — говорит он.

— Брак по расчету, это, по-твоему, ничего страшного?

Он подхватывает ее реплику:

— По расчету… Громко сказано… Скорее обдуманный и взвешенный поступок. Есть столько молодых людей, которые…

— Молодых — ты имеешь в виду меня?

— Да. Они женятся, кажется, только для того, чтобы развестись.

— Мы тоже разведемся, — говорит она. — Спасибо, ты помог мне выйти из игры. Мне больше не хочется вскрывать себе вены.

— Как это мило с твоей стороны! — отвечает он с подчеркнутой вежливостью. — Не забудь, что нас двое в этой лодке. Я тоже имею право на голос. Не следует сбрасывать меня со счетов. У меня нет претензий к нашему браку. Думаю, что когда-нибудь, ближе к старости, мы будем нужны друг другу.

— Мне кажется, что ты ошибаешься, — говорит Анук.

— Ошибаюсь? Почему?

— Потому что ты не слишком любопытен…

— Знаешь, с тобой трудно говорить о чем-то личном. Ты чересчур острая на язык. Ты не знаешь жалости ни к себе, ни к другим людям. К тому же тебе ничего нельзя объяснить, потому что ты не слушаешь собеседника. Ты обращаешь внимание лишь на мелочи и упускаешь из виду главное…

— У тебя есть секреты? — спрашивает она.

Все, что он рассказал о себе, в том числе о своих родителях, было чистейшей воды выдумкой. Однако мог ли он сейчас признаться в своем вранье? Настал ли для него момент истины? Примет ли она его таким, какой он есть, или же станет его врагом? «Папочка, он обманул нас. Роберт — вовсе не сын богатых французских колонистов, растерзанных алжирскими крестьянами. В его семье на самом деле никто не умирал мучительной смертью. Папочка, твой зять родом не из Алжира, а прибыл в Париж из богом забытого заштатного городишка на севере Франции».

— Здешняя жара, наверное, напоминает тебе Алжир, — говорит Анук.

— Вовсе нет, — отвечает он. — В Алжире жара сухая, в то время как здесь слишком влажно…

Дверь в комнату, где за семью замками хранится его ложь, захлопывается навсегда. И в нее бесполезно стучать. Теперь она не откроется никогда.

Такси легко скользит в потоке машин. Анук с детским восторгом смотрит по сторонам. Ее пленяет город с его широкими, залитыми светом улицами и темное небо с розовой полосой позднего заката. Такси наконец останавливается на освещенной площадке перед входом в роскошный отель.

Не успел водитель притормозить, как появляется портье. Два чернокожих мальчика бросаются к багажнику, чтобы взять их чемоданы. Роберт расплачивается, и такси тут же срывается с места, прихватив уже других пассажиров. Одни люди приезжают, другие уезжают, создавая приятную суету. Подхваченная крутящейся дверью, Анук неожиданно оказывается в вестибюле отеля. Роберт задерживается позади.

Оглянувшись по сторонам, она увидела мужа. Ей кажется, что с его лица вдруг упала маска. Его губы не растягиваются в улыбку человека, который хочет понравиться. Роберт с озабоченностью следит взглядом за носильщиками. У него грустный и усталый вид.

Нечаянно он встречается глазами с Анук. И мгновенно преображается. Расправляет плечи. На его губах вновь появляется привычная улыбка.

Войдя в вестибюль, он берет Анук за руку.

— Идем…

Он ведет ее к стойке администратора отеля.

Пока Роберт заполняет карточку, Анук осматривается по сторонам: в холле негде яблоку упасть. Она видит группу японцев, пробирающихся сквозь толпу.

Закончив все формальности, они направляются к лифту.

— Устала?

— Есть немного, — отвечает Анук.

В холле нет ни одного свободного кресла. До них долетают обрывки фраз.

Анук оглядывается назад.

— Что случилось? — спрашивает Роберт. — Ты смотришь за нашими чемоданами?

— Нет, — говорит она. — Мне показалось, что кто-то меня окликнул…

— Забудь свой «Весь Париж». В этом отеле останавливаются только деловые люди.

Они идут мимо дорогих бутиков. Наконец они останавливаются у лифта, которым управляет чернокожая женщина с африканской прической. Привычным жестом лифтерша распахивает перед ними решетку и пропускает их внутрь. Она показывает, что готова нажимать на кнопки в соответствии с этажом, который занимают постояльцы.

— Двенадцатый, — говорит по-английски Роберт.

Рядом с ними стоят трое японцев. Один из них, выходя из лифта на своем этаже, отвешивает на прощание поклон своим землякам. Анук рассматривает тех, кто остался в кабине лифта, — японец с равнодушным взглядом, белокожая пожилая женщина, тучный господин с одутловатым лицом…

Лифт задерживается на двенадцатом этаже лишь на секунду, чтобы они успели выйти. Анук устремляется вглубь длинного коридора, отделанного золотистым мрамором. Толстый ковер заглушает их шаги.

Носильщик останавливается в конце коридора перед последней дверью. Он входит первым в номер, ставит чемоданы, включает телевизор, берет чаевые с обязательным: «Спасибо, сэр», — и выходит.

На вспыхнувшем экране телевизора группа ковбоев спасается бегством от настигающих их индейцев. Лошади в мыле, индейцы издают резкие победные возгласы. Роберт открывает свой чемодан в тот момент, когда один из индейцев, пронзенный стрелой, падает на землю. Он хватается рукой за стрелу: «А-а!» — хрипит он и умирает.

— Если хочешь переключить на другой канал, — говорит Роберт, — нажми на правую кнопку.

Про себя он думает, какое счастье было бы провести этот вечер в одиночестве. В своем номере он мог бы спокойно лечь в постель, заказать горячий напиток, посмотреть телевизор. Он был большим поклонником американского телевидения. Ему нравилось то и дело переключать каналы, коих здесь великое множество.

«Что будет, если я сейчас скажу, что отказываюсь от поездки в Бостон из-за ангины?» Возможно, его признание навсегда развеет миф об его чрезмерной занятости. Кто в семье Анук будет всерьез относиться к человеку, который ухитрился вначале пересечь Атлантический океан в салоне первого класса, частично на деньги своего тестя, а затем объявить о своей болезни? Да никто.

Он радуется как дитя, обнаружив среди своих туалетных принадлежностей тюбик с аспирином.

Роберт проглатывает сразу три таблетки. Затем проходит в ванную комнату. Склонившись над умывальником, он жадно пьет воду из-под крана, словно это родниковая вода.

Анук, в свою очередь, раскрывает чемодан. Присутствие Роберта стесняет ее. Без него она чувствовала бы себя намного лучше.

Роберт выходит из ванной комнаты. Лицо его осунулось. У него помятый вид.

— Я мешаю тебе, — говорит Анук. — Тебе лучше побыть одному…

— Меня тревожит мое горло, — говорит он. — Я же не гулять сюда приехал. Мне надо ходить на совещания. А я не чувствую себя в форме.

— На какую кровать мне ложиться? Правую или левую?

— Решай сама… Взгляни-ка сюда…

Он подводит ее к окну.

— Ты хочешь показать мне город?

— Нет. Как включить кондиционер.

Он включает его.

— Смотри. Это — крайняя позиция. Если хочешь выключить, поверни рычаг в обратном направлении.

Индейцы уже исчезли с экрана. Теперь женщина нахваливает какой-то стиральный порошок.

Анук не может оторваться от окна. Внизу под ними ослепительными огнями сверкает и переливается город. Если Роберт уляжется спать, она тут же спустится в холл…

— Я хочу принять ванну, — объявляет Анук.

Надо же что-то делать, чтобы разрядить напряженную обстановку.

«Прощай спокойный вечер, — думает Роберт. — Анук превращает даже такое банальное событие, как принятие ванны, в настоящую китайскую церемонию. Кошмар!»

— А ты не хочешь спать?

— Я хочу немного размять ноги.

«Ничего у меня не выйдет, — думает Анук. — Придется сидеть в номере. Тем хуже».

— Я спрошу в регистратуре, можно ли заказать массаж… — произносит она вкрадчивым голосом.

Ее привычка к роскоши раздражает Роберта.

— Массаж в Соединенных Штатах обойдется недешево…

— Один раз не в счет… У меня есть деньги…

Анук усаживается у телефона. Она внимательно изучает проспект с перечнем услуг, которые предоставляются постояльцам. «Едва успела поселиться в отеле, а уже заказывает все, что только ей в голову взбредет», — думает Роберт.