— При том, что Ванька придумывает. И Алла Витальевна говорит, что это происходит всё чаще и красочнее.

— Мальчишке нужен отец. Чему ты удивляешься?

Ксения развернулась на сидении и выразительно посмотрела на подругу.

— Я не удивляюсь. Вся проблема в том, что он говорит об Андрее. Рассказывает всем про него.

Лена хмыкнула.

— Ты уверена?

— Мне об этом Алла Витальевна сказала. Со мной мой сын подобные вещи, знаешь ли, не обсуждает!

— Весь в маму. О самом важном предпочитает молчать.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты меня прекрасно поняла.

Ксения села нормально и вздохнула.

— Это просто кошмар какой-то… Что теперь делать?

— Я не совсем поняла, зачем вести его к психологу?

— Но меня-то он не слушает!

— А ты пыталась ему объяснить?

— Конечно, пыталась. Но Ванька вбил себе в голову, что Андрей уехал на работу и слышать и понимать больше ничего не хочет. Если честно, он сам никогда меня ни о чём не спрашивает, и дома не вспоминает… Я думала, что он забыл. А он…

— А он выбрал себе папу.

— Выбрал… Что значит, выбрал?

— А кто это должен был сделать? Ты? Ткнуть в подходящего пальцем и сказать — вот этот дядя хороший, тебе нужно его любить?

Ксения потёрла лоб рукой.

— Это никогда не кончится.

Сазонова пожала плечами.

— Если честно, я не знаю, что тебе посоветовать, Ксюш. У меня детей нет, и папу я им никогда не искала.

— Я тоже не искала, — буркнула Ксения. — Он сам как-то нашёлся…

— Ладно, не думай ты об этом, всё успокоится. Ну, подумаешь, придумал ребёнок себе сказку. Появится другая кандидатура и про Говорова он забудет, вот увидишь.

— Какая кандидатура, Лена?

— Не знаю. Не будешь же ты вечно одна. А вот пока одна, вот такое и случается. Ванька же видит, что не только он ждёт…

Ксения покачала головой.

— Я не жду. — Лена промолчала, лишь кинула на неё выразительный взгляд. А Степнова вспыхнула. — Я не жду его. Даже не думаю о нём, всё давно прошло. Мне же не пятнадцать лет.

— Точно прошло?

— Ну, конечно.

— Тогда позвони Говорову. И попроси его забрать Ваньку из садика.

Ксения открыла рот, но потом лишь прерывисто вздохнула, не зная, как реагировать на эти слова.

— Как это — позвони?

— Очень просто, — пожала Сазонова плечами. — Если ты на самом деле успокоилась, то бояться встречи с ним совершенно ни к чему. А ты исполнишь мечту сына, и о психологе можно будет благополучно позабыть.

Ксения кивнула и слегка язвительно проговорила:

— Да, и вспомнить о психиатре. Для меня.

Лена рассмеялась.

— А говоришь, что успокоилась. Врушка.

— Дело не в этом. Ты что, Говорова не знаешь? Я ему один раз позвоню, а потом никогда из своей жизни не выгоню!

Сазонова быстро глянула на неё.

— А мне Ванюшку жалко. Он его ждёт. Что просто невероятно.

— Невероятно?

— Ну… он же маленький ещё, сама говоришь, что при тебе ничего о Говорове не говорит. Выходит у него тайны какие-то свои… в этой маленькой головке. Он мечтает, скучает и понимает, кому и что говорить можно… а кому нет.

Ксения приуныла.

— А я такая злая, что его мечте сбыться не позволяю. Так?

— Ты его мать, тебе лучше знать.

— У Говорова жуткая манера привязывать к себе людей, — в лёгком возмущении проговорила Ксения. — Вот почему Ванька его никак забыть не может? Я не понимаю… Андрей был с ним всего ничего.

— Ванька очень хотел папу. Он его нашёл.

— Андрей ему не отец!

Лена кивнула.

— А я тебе повторяю, ткни в Говорова пальцем и скажи — это не твой папа. Ксюш, мне ли тебя учить? В какой-то момент дети остро хотят знать правду. Ясности хотят. Ты Ваньке этой правды не дала, он её нашёл сам. Он выбрал себе папу, который его устраивает. И он будет его ждать… Сколько? Кто ж это знает?

Степнова вздохнула.

Опять Говоров. Кругом и всюду Говоров.

За несколько дней он сумел перевернуть её жизнь с ног на голову, и даже его уход ничего не исправил. Он теперь живёт где-то далеко, своей интересной жизнью, а она продолжает сражаться с его тенью, которая неотступно следует за ней по пятам.

А теперь ещё и Ванька!..

Как она объяснит сыну, что Андрей Говоров не его папа? Что это просто дядя, который провёл с ним несколько дней и что, скорее всего, больше в их жизни не появится. Потому что ни к чему.

Потому что не нужен, потому что чужой.

Как она всё это объяснит пятилетнему ребёнку, если самой себе объяснить до сих пор не может? Потому что сама до сих пор плачет ночами, уткнувшись в подушку. Как сумасшедшая листает глянцевые журналы, надеясь увидеть там его фотографию, и зачем-то записала в телефонную книжку нового мобильного телефона его номер. Зачем, спрашивается, ей номер, если она никогда на него не позвонит?

Да и номер его до сих пор наизусть помнит.

Хотя, жаловаться ей грех. Всё-таки её новая жизнь сложилась. Ксения создала её из ничего, наступив себе на горло и тем самым заглушив судорожные рыдания. Только первые дни после свадьбы Андрея ходила, словно в воду опущенная, никак не могла прийти в себя. Тогдашнее её состояние нельзя было назвать потрясением или разочарованием, которое она чувствовала после истории с Ильёй, когда Старков её не просто бросил, а предал и растоптал.

Из-за Андрея она страдала. Она ни в чём его не винила, просто тосковала безумно, скучала так, что кричать хотелось в голос. Обижаться на Говорова было не за что, он ей никаких обещаний не давал, а вот расстаться с ним было сложно. Просто отпустить от себя, договориться с самой собой, что сможет со временем забыть и вспоминать об "их днях" с теплотой. И только. Очень сложно было смириться с тем, что они друг другу чужие люди, как раньше. Что всё вернулось на круги своя.

Наверное, это была любовь.

Наверняка утверждать это Ксения не рисковала, зачем бессмысленно душу травить? Всё уже в прошлом, а теперь жить воспоминаниями, пусть и прекрасными, она не хотела. Нужно учиться смотреть в будущее и не оглядываться.

Работа у Сазоновой Ксению неожиданно затянула. Поначалу было трудно освоиться, было непривычно не заниматься чёткой и ясной работой, где цифры стояли в ряд, и их невозможно было изменить или поменять местами, чтобы всё не испортить. Цифры всегда Степнову успокаивали. Цифры врать не могут. А Сазонова работала по вдохновению, по щелчку пальцев, по озарению, и поначалу Ксения никак не могла к этому привыкнуть. Не получалось также, по щелчку, включаться в работу, ловить на лету идею и тут же выдавать свою. Со "своими" было труднее всего. Ксении всё время казалось, что она говорит что-то не то и не так. И все смотрят на неё, слушают с недоумением и вот-вот засмеются, ведь, как ей казалось, предлагала она жуткую ерунду. Но никто не смеялся, наоборот, прислушивались, а когда одна её идея воплотилась в жизнь, Степнова на самом деле запрыгала от радости. Было такое чувство, что снова диплом защитила. Появился азарт, хотелось работать и получать от этого удовлетворение. Хотелось всех удивить, доказать самой себе, что цифры это не всё, что она умеет, а аналитический ум может пригодиться не только в экономике. К тому же было очень интересно, у Лены было просто море идей и реализовывать их, и потом радоваться результату было очень приятно.

А ещё Сазонова помогала ей войти в новую жизнь, гордо вскинув голову. Ксения за её помощь цеплялась, потому что самой иногда ещё было страшно принимать важные решения. Требовался дельный совет, а порой и хороший нагоняй. Правда, нагоняи она теперь регулярно получала от родителей, но те пытались её именно ругать и отговорить, а подруга наставляла на путь истинный.

Очень трудно было избавиться от постоянного присмотра и опеки родителей. Они никак не хотели понять её желания жить самостоятельно и отпускать от себя не хотели. Раньше Ксения очень боялась с ними спорить, огорчать их каким-то своим особым, отличающимся от их, мнением. Страшно было остаться непонятой, одной со своими мыслями и проблемами… В их семье принято было считать, что от её самостоятельных решений, проблемы придут непременно, и решать их придётся ей самой, а потом возвращаться в отчий дом, мучаясь угрызениями совести и стыдясь своей слабости и глупости. И поэтому решиться было очень трудно. Особенно на первый разговор. Нужно было постараться убедить родителей, что она, наконец, повзрослела, набралась смелости и готова рискнуть. Точнее, не рискнуть, это неправильное слово. Она начнёт жить. Сама, не оглядываясь назад и не обращая внимания на свои страхи.

Разговор с родителями вышел очень тяжёлым. Отец всячески пытался её вразумить, разубедить, даже запугать всяческими трудностями и грядущими проблемами. Пытался воззвать к её совести и просил подумать, если не о них, так хотя бы о ребёнке, которого она обрекает на голодную жизнь в чужой квартире. Намекал на своё давление и хватался за сердце. Но Ксения упрямо стояла на своём. Хоть и не спорила, ногами не топала и не кричала, просто сказала:

— Мне нужно начать жить. Самой. Я уже взрослая.

Родители переглянулись и неловко замолчали.

Правда, потом отец осторожно попытался донести до неё истину, которую неразумная дочь никак не могла понять. Что одной ей с Ванькой не справиться. Ксения ответила, что просто обязана попробовать. Просто обязана, потому что иначе будет чувствовать себя слабой и никчёмной.

На это у отца аргументов не нашлось, и вскоре Ксения с Ванькой оказались в чужой квартире. То есть, не совсем в чужой. Теперь это был их с Ванькой дом, хоть и временно. Но зато отдельный, только их. Ксении нравилось думать именно так. И даже не слишком презентабельный вид квартиры настроения не портил.