Он повесил трубку и снова обратился к Кристине:

— Я тоже попал в ужасно глупое положение.

Каждый звук, произносимый им, отдавался в Кристине болью и отчаянием. «Боже мой, — подумала она, — как же мне выбраться из этой ситуации?» Выглядела она совершенно потерянной и очень бледной.

Они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Время шло. Легкий шелест кондиционера мягко звучал в полумраке квартиры. Тишина не давила на их плечи, им было легко вот так, в полумраке, в тишине, слушать дыхание друг друга, и казалось, что это может длиться вечность. Кристина вздохнула и первой решилась нарушить тишину:

— Простите меня, я не знаю, что делаю в вашем доме. На самом деле я шла сюда с определенными намерениями, но… Я не могу их реализовать, потому что… — она хотела сказать, что он ей нравится, а то, с чем она шла сюда, не очень порядочно и не совсем красиво. И вообще недостойно даже мысли об осуществлении. — Вы, возможно, не поймете меня, господин Седых, да и… собственно… я передумала. — Она грациозно протянула ему руку для пожатия. Голос ее был тверд, она наконец-то взяла себя в руки и ей удалось стать внешне совершенно спокойной. Он поцеловал ее руку, нежно задержав губы на теплой бархатистой коже.

— И вы уйдете? — Николай Иванович поднял на нее глаза. — Вы даже не осмотрите мой дом? Не выпьете чашечку кофе? Как жаль…

— Я осмотрела ваш дом за время вашего отсутствия. Я столько всего передумала, пока дожидалась вас, что теперь понимаю — все, с чем я шла к вам, такая безделица. А о деле мы с вами поговорим завтра, — почти сухо произнесла она и, когда Николай Иванович сделал движение к выходу, она повернулась к нему лицом:

— Прошу вас, не стоит беспокоиться, я доберусь сама. Благодарю.

Когда Кристина вышла из здания, вместо теплого июльского вечера на дворе уже стояла ночь. Николай Иванович, потоптавшись в нерешительности, все же ринулся вниз по лестнице и догнал ее. Он остановил такси и, заплатив за нее деньги, попросил доставить «фрау» по адресу, который она сама назовет.

— И смотри, чтобы все было в порядке, — сказал он шоферу. — Позвоните мне, ладно? — попросил он Кристину. — Обязательно позвоните! Первое, что вы сделаете после того, как войдете в квартиру, это хорошенечко запретесь, а потом наберете номер моего телефона. — Он сунул ей в руки визитку, печально улыбнулся и закрыл дверцу. В глазах его затаились глубокая усталость и грусть. Как много он хотел сказать ей! А жаль, что ему так и не довелось купить букет цветов, они сейчас были бы кстати. И еще он подумал о Кароле, как он может отпускать свою жену в такое позднее время? Собственно, они же должны быть в Кельне. Значит, он уехал, она осталась. При других обстоятельствах Николай Иванович не стал бы задумываться над всем этим, но сейчас он чувствовал необъяснимую тревогу за Кристину. Ее смятение, смущенность, растерянность — все это отражалось на лице и не давало ему покоя. Ее что-то волнует. Она не просто так приходила к нему в дом и целый день ждала его возвращения. А он, как сумасшедший, носился по Москве и ни о чем другом, кроме нее, не мог думать. Ошеломленный, неуверенный в себе, он чувствовал на себе ее пронзительный взгляд.

Она позвонила и произнесла всего лишь несколько фраз:

— Я приехала, господин Седых. Благодарю вас за участие. Я понимаю, насколько это… э… нелепо.

— Что вы! Я был рад видеть вас.

— Спасибо, — сказала она усталым голосом. — И все же… Спокойной ночи, Николай.

— Спокойной ночи, — он запнулся и неуверенно добавил: — Кристина.


Он сел в кресло, улыбнулся и стал думать. Сон накатывал медленно. Глаза закрылись свинцовой тяжестью, руки отяжелели и стали вялыми.

— Спокойной ночи, — рассеянно пробормотал сам себе Николай Иванович и, улыбнувшись, провалился в приятную всепоглощающую страну Морфея. Он чувствовал себя обессилевшим, голова немного кружилась, но все же было уютно и хорошо.

Позднее возвращение накануне, суетный день и короткая ночь давали о себе знать. Ночь промелькнула, как один миг. Еще в полудреме, когда пришло время вставать, но организм все еще цеплялся за последние секундочки сна, Николай Иванович услышал пронзительный звонок.

«Надо отключать телефон на ночь», — лениво подумал он и с неохотой потянулся к трубке.

— Алло…

— Николай, — услышал он знакомый голос, и все внутри него перевернулось. — Это Кристина… Я хотела бы… — женский голос пресекся, как бы зависая в воздухе, не в состоянии подобрать нужные слова. — Я хотела бы еще раз извиниться за вчерашнее…

— Доброе утро, Кристина. — Николай Иванович чуть приподнялся в кресле, точно порываясь встать и пойти навстречу женщине, чей голос стал ему за последние несколько дней самым желанным. — Мне кажется, что все ваши извинения излишни. Мне кажется, что ничего страшного в конце концов не произошло. Напротив, я очень рад был видеть вас. Жаль лишь, что я целый день носился как угорелый в поисках…

— В поисках чего?

— В поисках женщины, которая сводит меня с ума.

— Простите, — голос Кристины потускнел. — Я не знала, что… Хотя, почему бы и нет?

Николай Иванович проигнорировал замечание Кристины, но от его слуха не ускользнула интонация ее голоса. Значит, ей небезразлична его личная жизнь.

— Да, и вы знаете, она появилась в моей жизни совершенно недавно. Каких-нибудь несколько дней назад. А вчера мне сказали, что она уехала. Я захотел передать ей цветы, но не знал, как это сделать. Я метался по городу, словно обезумевший, и не знал, что она сидит у меня дома.

— Кто она? — голос Кристины задрожал. — У вас дома не было никого. Можете мне поверить.

— Так-таки никого? — с улыбкой, обрадованный эффектом, который его слова произвели на Кристину, сказал Николай Иванович.

— Никого, — произнесла она тихо. — Кроме… Меня.

— Я вас…

— Нет! Не надо! — строго приказала она. — Вы уж лучше молчите!

— Почему? — Николай Иванович чувствовал в себе такой прилив энергии и желания слышать этот милый голос, что готов был сейчас хоть на уши встать, лишь бы она не повесила трубку. Но что с того, если он даже встанет на уши, все равно Кристина этого не увидит.

— Я вас… — снова начал он и замолчал. Она вдруг рассмеялась, и Николай Иванович представил себе ее живое лицо. Он не видел еще, как смеется Кристина. Он видел ее напуганной, надменной, удивленной, неприступной, вежливо улыбающейся и задумчивой. Но смеющейся — еще никогда. Николай Иванович закрыл глаза и ослабил ремень на брюках. Так и спал в кресле, даже рубашку не снял. — Я хочу вас спросить, где Кароль? Вы вчера провели целый день в одиночестве, неужели он не искал вас?

— Нет, не искал. Он даже не предполагает, что я отсутствовала целый день и вернулась так поздно. Если ему об этом не сообщит консьержка, он никогда не узнает.

— Так он в Кельне?

— Что вы! В каком Кельне? Это я просила прислугу отвечать так всем, кто будет звонить нам.

— Я искал вас вчера, — голос Николая Ивановича изменился. Он стал теплым и нежным. — Я целый день искал вас вчера.

— О да, я понимаю, ведь мы должны были заключить контракт… — Кристина с огорчением вздохнула. Откуда-то из глубины квартиры раздался странный голос:

— Раз-два-три-четыре-пять-вышел-зайчик-погу-лять.

Голос был похож на искаженный детский, как в механической игрушке.

— У вас дети? Откуда вы звоните?

— У нас попугай, — снова рассмеялась Кристина. — Нам его подарил один профессор. И кроме этой фразы, наш Филипп ничего говорить не умеет.

— Я был в аэропорту и хотел отправить… Но вы так и не сказали, где ваш муж?

— Кароль уехал. Он вчера утром собрался и уехал с сыном, а я опять осталась дома. Он мне сказал, что кто-то же должен заниматься делом. Понимаете? Кто-то, кто занимается делом, — это я. А он… Он стал часто пить… Особенно с тех пор, как мы приехали в Россию, и ему давно наплевать на… — Голос Кристины опять прервался, и на этот раз пауза затянулась. Николай Иванович понял, что из ее души чуть не вырвались слова, которые не говорят посторонним людям.

«Да, достал, видимо, муженек сдержанную и практичную немку», — промелькнуло у него в голове. И Николай Иванович как-то сразу понял, что они говорят не о том, совсем не о том… При чем здесь все эти дежурные извинения, что значат никчемные фразы о фон Зиндере? Все это только повод для того, чтобы слышать голоса друг друга, создавая иллюзию, будто они рядом. Кто там придумал телефон? Он слушал Кристину, сияя от счастья, и, прикрыв глаза, представлял себе ее лицо. Она улыбалась сквозь солнечные лучи, и большой букет рассыпающихся бежевых цветов касался ее губ и подбородка. Она улыбалась, улыбались ее глаза и губы, и хотелось прикоснуться к этому лицу своей — такой же светлой — улыбкой, хотелось обнять, закружить невесомое тело, пахнущее розами и солнцем.

Николай Иванович отогнал прочь все, связанное с фон Зиндером. «Зиндер — финдер — дрындулет…» — без какой-либо злой мысли он перекроил про себя фамилию этого тщедушного немца-очкарика.

Он почти не знал его, но в тот вечер у Петра Николай Иванович достаточно хорошо изучил Кароля, сумел более-менее полно уяснить для себя сущность этой «акулы капитализма». Можно было делать кое-какие выводы, хотя они и были явно не в пользу фон Зиндера. Да, действительно муж Кристины не тянул на роль лидера. Заметный холодок и сухость в отношениях между супругами только сильнее подчеркивали отстраненность этих людей друг от друга и вскрывали всю шаткость семейных уз, построенных на крепком фундаменте общего дела.

Покорные взгляды и вежливые улыбки Кристины. Ее тихий голос и мягкость движений. Высокомерие, почти постоянно сквозившее в тоне и поведении фон Зиндера, его повелевающие жесты и многое другое выглядело скорее искусственным: оба явно играли не характерные для их отношений роли. Это можно было бы объяснить воспитанием и еще необходимостью создавать иллюзию, что фон Зиндер и есть руководящее начало, а Кристина — всего лишь приложение к его месту в обществе. В принципе все как и должно быть. Мужчина занимается делом, женщина в меру своих скромных возможностей и способностей помогает ему.