Стивен затих на несколько мгновений. Они оба лежали тихо, давая страсти улечься окончательно, пробежать по их телам последней дрожью. Затем, очень медленно, он повернулся к ней.

— Ты была девственницей, — обвиняющим тоном произнес он.

Джиллиан сообразила, что это ему почему-то не понравилось. Голова ее лежала у него на груди, снова ухом к сердцу, чувствуя его биение. Его руки обняли ее, двигаясь с трудом, словно нехотя.

— Тебе не нравятся девственницы?

Он крепко сжал объятия.

— Я избегаю их, как чумы.

— Ну, теперь ты можешь больше не избегать меня, — она старалась говорить беззаботно, но на душе лежала тяжесть.

— Ах, Джиллиан, — вздохнул он, и руки его медленно двинулись в путь по ее телу, снова вызвав дрожь предвкушения.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Нет, тебе не жаль, — возразил он, и был совершенно прав. — Но почему?..

— Почему только сейчас? И почему именно ты?

— Да.

— Ты поверишь, если я скажу, что когда мне было десять лет, я решила, что 21 октября этого года, я стану… — Джиллиан поискала точное определение. Я буду лишена девственности? — Она понимала, что Стивен не примет настоящую причину: что она, помоги ей Боже, просто влюбилась в него.

Она услышала негромкий смех Стивена, и это было для нее лучшей музыкой, лучшей благодарностью, лучшим подарком.

Повернув к нему голову, Джиллиан поцеловала его в губы и почувствовала, как они подрагивают в улыбке.

Когда она, наконец, оторвалась от него, он лишь пробормотал:

— Ты — ведьма.

— Добрая или злая?

— Я еще не решил. Ты вообще относишься хоть к чему-нибудь серьезно?

— О, я отношусь к этому очень серьезно. Ничего столь великолепного со мной раньше не случалось. А для тебя это было великолепно, несмотря на то… — Она замолчала, не в силах вынести мысль, что ему не было так же хорошо, как ей.

— Что ты ведьма? — закончил он ее фразу.

— Нет, девственница.

— Уместно употреблять прошедшее время, мисс Коллинз. Вы были девственницей.

— Знаю. Разве это не чудесно?

— Нет, — голос его звучал сурово, как в первую их встречу.

— Что ж, а по-моему, это здорово, мистер Морроу. Мне так нравится и понравилось все, что произошло… Очень.

Джиллиан начала пощипывать губами волоски у него на груди и ощутила, как он вновь возбудился. Сама она чувствовала себя удовлетворенной полностью. Полностью. Но вместе с тем какой-то опустошенной. Словно хотела, чтобы он вернулся в нее, хотела снова испытать эти восхитительные ощущения.

— Джиллиан!

— Стивен! — откликнулась она, насмешливо подражая его интонации, и протянула к нему губы, чтобы заглушить возможный протест.

И заглушила. Его рот с голодной жадностью вдруг впился в нее, и его тело обвилось вокруг ее тела. Однако теперь она знала, что делать, и точно знала, как это сделать.


Стивен лежал на постели, держа в объятиях спящую Джиллиан. В голове у него был полный сумбур. За всю свою жизнь не испытал он ничего подобному тому, что произошло в последние несколько часов.

Тело его насытилось, но одна мысль о Джиллиан снова заставляла его ныть. Он сомневался, что эта томительная боль когда-нибудь пройдет.

Джиллиан опять удивила его. Она была такой порывистой, такой раскованной в своей страсти, в своем желании все испытать. Она отдавалась полностью, ничего не тая, ничего не оставляя себе. И она сделала его счастливым, таким он никогда не был раньше.

И еще она перепугала его до смерти.

Девственница. Этого он вовсе не ждал. Может быть, из-за ее манеры бросаться во все очертя голову, встречать жизнь с распростертыми объятиями, словно бросая окружающему вызов: «А ну-ка, попробуй возразить!»

Девственница. Это не укладывалось в его сознании. Он не знал точно, сколько ей лет, но где-то в папке у него была ее характеристика-рекомендация. Она входила в комплект бумаг, когда Лесли готовила с ним договор. Джиллиан должно быть что-то около тридцати. И наверняка предложений от мужчин у нее было предостаточно.

То, что она выбрала его, одновременно льстило ему и пугало. Стивен не очень умел общаться с людьми. Так было всегда. Всю жизнь он был слишком занят борьбой за выживание и помогал выжить своей семье. Никогда не мог он по-настоящему опираться на кого-либо, зависеть от других, довериться кому-то. Особенно после Лорели, единственного раза, когда он позволил себе ослабить свою защиту и раскрыться. И получил!

Тогда Стивен поклялся себе, что никогда больше не повторит этой ошибки. А теперь он даже и не знал, сможет ли повторить.

Он вечно страшился, что способность к насилию, которая вспыхивала в их роду, вдруг прорвется наружу. В нем. К тому же он так долго прожил один, что не знал, как делиться собой, своими чувствами, своей жизнью. Ни в малейшей степени.

Хотя, пожалуй, сегодня ночью он сделал это. Стивен никогда не занимался любовью так самозабвенно, с какой-то мучительной нежностью, далеко превосходящей просто физическое удовольствие.

Он получал удовольствие и раньше. Стивен никогда не избегал женщин. Он лишь никогда не знал, как дарить любовь.

Будь проклята эта Джиллиан Коллинз!

Но, Боже, как приятно было держать ее в объятиях! Стивен поглядел на ее спокойное лицо, на длинные ресницы, прикрывавшие эти необыкновенные глазищи, на нежный смуглый цвет ее щек, обрамленных темным шелком волос. Сердце от радости забилось сильнее, когда он заметил улыбку удовлетворения на ее чувственных губах. Стивен закрыл глаза: неужели любовь поймала его в свой капкан? Ничего из этого не выйдет. Слишком разными они были. Джиллиан без оглядки отдавала все, он же не знал, как поделиться хотя бы частичкой своей нежности. Рано или поздно он иссушит ее душу, погубит ее, а заодно и себя.

Это не должно снова случиться. Никогда.

Закрыв глаза, Стивен приказал себе расслабиться, чтобы погрузиться в спасительный сон, но какая-то часть его сознания сопротивлялась, желая вместо этого наслаждаться близостью Джиллиан, любоваться ее красотою, что он и сделал.


Джиллиан просыпалась медленно, словно постепенно выплывая из глубин сладкого небытия. Она потянулась, выгнулась, как кошка, Рядом с собой она ощущала Стивена, наслаждалась новым, таким острым чувственным прикосновением его тела.

Джиллиан открыла глаза и прямо перед собой увидела его серые серьезные, неотрывно глядящие на нее глаза.

— Доброе утро, Стивен. Правда, чудесный день? — Она любовно выговорила его имя, и какое-то мучительное наслаждение пронзило ее.

Его руки крепко обвивали ее. Она покоилась в них, как в колыбели, трепеща от силы и тепла его тела, защищенная от всего мира его объятиями.

— Ты даже в окно не взглянула, откуда же ты это знаешь? — отрезвляюще произнес он.

— Мне это и не надо. Если б даже лил проливной дождь, все равно это был бы чудесный дождь, принадлежащий нам каждой своей каплей.

Джиллиан повернула голову, так что ее губы смогли дотронуться до его губ и поцеловать. Сначала нежно, а затем с нарастающей пылкостью, а может, отчаянием при виде его напряженного лица.

— Стивен?

В ее голосе прозвучала такая неуверенность, что его охватило чувство вины, и он крепче прижал ее к себе.

— Ты прекрасна, Джиллиан Коллинз.

— И ты тоже.

— С моим-то сломанным носом? — усмехнулся он.

— Он придает тебе мужественность.

— — Тогда у меня ее навалом.

— Расскажи мне о футболе.

Молчание. Потом вздох.

— Что именно ты хочешь знать?

Джиллиан понимала, что ступает на зыбкую почву, но он так мало рассказывал себе и своем прошлом.

— Почему ты играл в него? Ты вроде не любишь о нем говорить.

— Спорт казался мне самым быстрым и легким путем к успеху, — покорно вздохнув, начал объяснять Стивен. Затем помолчал и, криво усмехнувшись, добавил; — Так я считал прежде.

— Ты не получал удовольствия от игры?

Он на минуту задумался. Почему-то все эти годы ему не приходило в голову проанализировать, что он чувствовал по этому поводу. Плачевный результат его карьеры, так многообещающе начавшейся, свел на нет то хорошее, что в ней было.

— Полагаю, что получал, — наконец ответил он. — Во мне сильно развит дух соперничества. Я этим всегда отличался, и для меня не было ничего слаще победы.

— И ничего горше поражения? Это замечание ошеломило его. Почему-то он не ждал от Джиллиан такой оценки.

— Дело не в выигрыше или проигрыше, а в том, как ты провел игру, — ответил он, насмешливо растягивая слова. — Обычно так говорят победители.

Слова его были полны горечи, и Джиллиан невольно погрустнела.

— Неужели совсем нет радости от самой игры? Неужели важен только результат?

— Думаю, это зависит от ставки, мисс Коллинз, — пожал он плечами. — В моем случае ставкой была карьера профессионала. Я должен был быть лучше всех других, хотя не обладал лучшими, чем у них, физическими данными. Значит, я должен был работать как одержимый.

— И продолжаешь в том же темпе до сих пор, — понимающе кивнула она. — Упорнее всех других, Зачем? Чтобы что-то доказать?

Джиллиан лезла в его мысли и душу, куда он не допускал никого много лет, и сомневался в том, что ему это нравится, Он никогда ни с кем так откровенно не разговаривал об этом.

— Хватит обо мне, — сказал он. — Я хочу узнать побольше о Джиллиан Коллинз.

— Ты гораздо интереснее,

— Но ведь ты намекнула, что я трудоголик. В тех кто занят только работой до упаду, нет ничего интересного.

— Но ведь ты бываешь и другим. Когда позволяешь себе это.

Даже если в ее словах были колючки, их уколы смягчались той нежностью, с какой она прильнула к нему,

— М-м, ты так думаешь?

— Да, — она томно вздохнула. Смысл ее слов был совершенно ясен, но он не собирался допускать повторения. Не теперь.

Или мечтал об этом?

Никогда в жизни не был Стивен таким невыдержанным, никогда не поддавался слабостям. Однако сейчас его несло как листок по ветру. Стоило Джиллиан коснуться его, поглядеть так, словно он представлял из себя что-то особенное. И все. Он становился в ее руках мягким как воск.