Все эти беспокойные мысли мучили Варвару Сергеевну, поджидавшую мужа.

Когда звуки, доносившиеся с прудов, стали громче и отчетливее, когда стали слышаться взрывы бесцеремонного смеха, означавшие, что у коммерческих палаток, которые «украсили» периметр старых прудов, собралась шальная молодежь и под пиво, амаретто и спирт «Рояль» начала свой ночной досуг, в квартире Спиридоновых наконец открылась входная дверь.

– Леша, это ты?! – вскочила с кресла задремавшая было Варвара Сергеевна.

– А ты что, кого-то еще ждешь? – Муж аккуратно поставил портфель на пол в прихожей, и по этой старательности жена определила степень опьянения супруга. Степень была высокая.

– Опять?! Да вас только за пьянство надо гнать! У тебя же давление!

– Брось зудеть, накрой на стол! – «Расшифрованный» муж решил подавить возмущение народных масс своей грубостью.

– Я тебе так поразговариваю, – не растерялась Варвара Сергеевна, – я сейчас детей позову полюбоваться, какой ты с работы являешься!

– А я не с работы. Я из ресторана.

Варвара Сергеевна поняла, что случилось то, чего она так боялась. Мужа уволили.

На следующий день, пока спали поздно приехавшие из гостей Юра и Аня, пока Алексей Владимирович долго и негромко разговаривал по телефону в своем кабинете, Варвара Сергеевна вышла за покупками. Она торопливо, не желая ни с кем из соседей столкнуться в лифте, вышла из дома и пошла в магазин длинной дорогой. Во-первых, так было меньше шансов встретить знакомых, а во-вторых, надо же как-то сформулировать семейную легенду, в которую вписалось бы увольнение мужа. Варвара Сергеевна считала, что основой всего являются семья и дом, и от того, что обитающие в этом доме чувствуют, напрямую зависит их нравственное и физическое здоровье. Глядя на старшего сына, она каждый раз убеждалась в правильности своего кредо. Так случилось, что, как раз когда Вадим был в классе пятом, в доме сложилась нервозная обстановка. Алексей Владимирович ждал высокого назначения, злился по пустякам, покрикивал на домашних. Варвара Сергеевна, не проявив тогда должной мудрости, попыталась его приструнить и получила еще одну проблему в виде мелкой любовной интрижки. Супруг, подстегиваемый амбициями, решил, что роман с молоденькой комсомольской активисткой совершенно необходим для сохранения самоуважения. Глядя на вечерние отлучки мужа, на его бесчисленные командировки в какие-то подмосковные пансионаты и дома отдыха, Варвара Сергеевна отправила младших детей в санаторий на юг, а Вадима пришлось оставить дома – он дополнительно, факультативно учился в физико-математической школе и пропускать занятия не имел права. Старший сын и стал свидетелем всех скандалов. «Наверное, поэтому он такой замкнутый», – думала сейчас Варвара Сергеевна и гнала из воспоминаний то письмо, которое она накатала в слезах и в отчаянии. Письмо она сама передала начальнику Алексея Владимировича. Понятное дело, мужа вызвали на ковер, отчитали, назначение сорвалось, роман заглох. Лучше от этого в доме не стало – бойкот, который объявил Алексей Владимирович, как густой удушливый дым, заполонил дом. В этой атмосфере безмолвия Вадим делал уроки, завтракал, обедал. Варвара Сергеевна, мучимая раскаянием за свою несдержанность, внимания сыну уделяла немного. Ей было важно хоть как-то объясниться с мужем. Много позже Вадим, уже будучи студентом первого курса, на настойчивый вопрос матери, как у него дела с экзаменами, равнодушно бросил:

– Ты бы в деканат запрос письменный сделала, если мне не веришь на слово.

Варвара Сергеевна поняла намек.

Сейчас, когда за стенами была зыбкая и непонятная свободолюбивая эйфория, когда неприятности сыпались одна за другой, увольнение мужа надо было представить не как «удар судьбы», а как решительный, осмысленный шаг, несущий исключительно позитивное начало. «Надо сказать, что он решил сменить работу, поскольку в сложившейся ситуации полезен будет на другом посту, – думала Варвара Сергеевна, пробираясь по обледенелой мостовой. – Дура я все-таки! На каком другом посту?! Кто его предложит?! Дети взрослые, голову им заморочить сложно. Просто надо, чтобы дома было уютно, чисто, хорошо. Привычно. Вот, привычно. Надо делать вид, что ничего не случилось!» Варвара Сергеевна обрадовалась, как ей показалось, правильному решению.

Немного успокоившись, она наконец огляделась по сторонам. Вспольный переулок, этот маленький, когда-то уютный «коридорчик» между районом старых особнячков и Садовым кольцом, выглядел уныло. Все тот же серый снег вперемешку с глыбами льда, машины, оставленные на тротуаре, старый фонтанчик во дворе большого сталинского дома превращен в подобие мусорной корзины – пивные бутылки, бумажки. Низенькая ограда, идущая вдоль тротуара, местами покосилась. Больше всего Варвару Сергеевну расстроил старый, еще девятнадцатого века дом, который всегда был аккуратно покрашен. Дочка Аня, когда была совсем маленькая, говорила, что когда она вырастет и станет настоящей принцессой, то будет здесь жить. Сейчас окна дома были заколочены, лепнина по крыше отвалилась и обнажила какие-то железные клыки. Никакой тебе краски или штукатурки – всюду на стенах грязные потеки. «Господи, да что ж это! За каких-нибудь пару лет город превратился в помойку! Это же надо так постараться!» – С этими мыслями Варвара Сергеевна вошла в магазин, который раньше считался молочным, а теперь здесь можно было купить все – от жевательной резинки до стирального порошка. Весь товар каким-то образом умещался в крохотном помещении.

– Почему у вас все ступеньки обледенели и вы ничего с ними не сделаете? – раздраженно спросила Варвара Сергеевна.

– Да все некогда! – весело ответил продавец, он же хозяин, высокий сорокалетний мужик. – Покупатели без конца идут.

– А если кто-нибудь убьется, что делать будете?

– Не убьется! Смотреть под ноги надо, только и всего.

Варвара Сергеевна поняла, что разговаривать совершенно бессмысленно – в отличие от нее мужик вполне оптимистично смотрел вперед и во всем, что его окружало, не видел признаков «падения» или угрозы. Оглядев полки с продуктами, Варвара Сергеевна опять разозлилась – ни одного знакомого названия, ни одного привычного продукта. Ей, кормившей семью спецзаказами, которые доставлял каждую неделю водитель мужа, было немыслимо покупать салями «Золотая» или китайские консервированные сосиски. Потоптавшись у прилавка, она сумела все-таки отыскать нормальную сгущенку, масло и сыр.

– Не переживайте, скоро все будет совсем хорошо, – подбодрил ее продавец. – Зато смотрите, сколько всего интересного, нового появилось.

Его слова Варвара Сергеевна поняла по-своему. «Шоколадки «Марс», «Сникерс» и спирт «Рояль» в ассортименте заслонили все остальное», – подумала она. В душе Варвара Сергеевна понимала, что не права. Что много чего значительного и важного происходит в их жизни, но обида за мужа, за всю их прошлую жизнь, которую они старались прожить честно, страх за детей превратили сегодняшние события в злой фарс.

Обратный путь домой занял у нее совсем немного времени – она старалась не обращать внимания на заснеженные, неухоженные улицы. Благополучно миновав холл на первом этаже, она совсем было уже вздохнула легко, как вдруг откуда ни возьмись появилась чета Величко.

– Ну что, как Алексей Владимирович? – хором спросили одинаково толстые муж и жена.

– Да вроде ничего, – растерялась Варвара Сергеевна, а сама почувствовала, как слезы хлынули из глаз. Она не могла их остановить, хотя ей было стыдно из-за своей несдержанности.

Но Величко не удивились ее слезам, а вызвали лифт и повели к себе. Там Елена Владимировна накапала валерьянки, налила сладкого горячего чая, а Степан Харитонович метался по мягкому, толстому ковру и изредка басил:

– Ну ведь нельзя же быть такими козлами. Надо же думать! Зачем же опытных людей увольнять?! Не волнуйтесь, все образуется, какие наши годы?! А люди с опытом всегда нужны.

Варвара Сергеевна плакала и благодарно кивала. Она вдруг почувствовала огромное облегчение от того, что никому не понадобилось рассказывать об увольнении мужа и сочинять красивую историю, не надо было бодриться и выказывать притворное пренебрежение к случившемуся.

– Я сам уйду, пока не поздно! – вдруг произнес остановивший свой слоновий бег по комнате Величко. Жена его вздрогнула, засопела и присоединилась к Варваре Сергеевне. Теперь рыдали обе. Со стороны казалось, что в их жизни произошло какое-то невосполнимое горе. И если задуматься, то так оно и было. Привычный уклад, достаток, уверенность, то, что называют «жизненным кругом», – все это было уже далеко позади, в настоящем был немолодой возраст, усталость и страх, что сил и духу приспособиться к новой жизни уже не хватит.

Вернулась Варвара Сергеевна домой поздно. На улице уже стало смеркаться. Вырваться из мягкой хватки огромного велюрового кресла в гостиной Величко было непросто. Хотелось сидеть, молчать и слушать, как соседи вспоминают значительные, по их мнению, события, о чем-то спорят, изредка поворачиваясь к Варваре Сергеевне за поддержкой. Та кивала, но слушала их невнимательно – ей было хорошо в компании этих почти что родных людей. «Странно, а я все с ними пыталась соперничать, все мне казалось, что они заносчивые, – думала Варвара Сергеевна. – Не хочу идти домой. Там надо «работать» – успокаивать, придумывать, делать лицо». Она улыбнулась соседям, чувствуя себя, как заболевший ребенок, окруженный заботой.

Когда же она вошла в квартиру, то ее встретила тишина. Из комнат детей не доносилось ни звука. Она уловила какое-то движение из кабинета Алексея Владимировича. Варвара Сергеевна, не раздеваясь, прошла в комнаты, заглянула на кухню и только потом открыла дверь в кабинет. Муж сидел за столом и что-то писал.

– Вы потеряли меня?

– Нет, не мешай мне, Варя, освобожусь, поговорим. – Алексей Владимирович на минуту оторвался от бумаг. – Дети уехали. Велели передать, что ночевать будут у сестры твоей, им ближе от нее к чему-то там.