– Понятно. Тогда давайте писать список.

– У вас денег хватит все это выкупить? Вы же сами сказали, что «копеечку» зарабатываете?

– У меня неограниченный кредит, открытый одним богатым собирателем. Я ему коллекцию подбираю, он мне деньгами помогает. Единственное, придется подождать вам немного здесь, пока я к нему смотаюсь.

– Ничего страшного. Если мы с вами договоримся, я вас на машине к нему подвезу и подожду внизу. Так и мне будет спокойнее, и вам с деньгами огромными по городу бегать не надо будет.

Вадим с барыгой просидели в ресторане часа два. Торг шел тяжелый, поскольку каждый понимал, что уступка в одной позиции неизбежно повлечет уступки и в других. Но один осознавал, что не каждый день приходит такая подборка золотых монет, а другой – что вырученные деньги должны стать основой бизнеса, а потому каждый рубль, каждый доллар на счету.

Расчет они произвели на заднем сиденье такси, водителя которого попросили погулять около машины за дополнительную плату. Барыга довольно взвесил на широкой ладони кляссер, а Вадим, тщательно пересчитав пачки денег, уложил их в свой портфель.

– Ладно, приятно было иметь дело. – Барыга неожиданно галантно склонил голову в поклоне.

– Взаимно, – улыбнулся Вадим, – если что, опять прибегу к вам.

– А что, есть с чем? – Барыга от удивления замер.

– Есть, но пока это все будет лежать мертвым грузом. Я же сказал – если что.

– Буду рад.

Они распрощались. Вадим попросил подвезти его до «Белорусской», но, доехав до Миусской площади, он расплатился с таксистом и вышел из машины. До его офиса-флигелька оставалось совсем чуть-чуть, и Вадим решил этот отрезок пройти пешком. Крепко сжимая ручку портфеля, где лежало его будущее в виде тугих, пахнущих сыростью и типографской краской пачек, он медленно шагал по скверу. Миусскую площадь он знал хорошо. Раньше тихая, стоявшая на задворках улицы Горького, она была образчиком уютного городского уголка со всеми атрибутами счастливой детской жизни – качели-карусели, песочница, мороженщица. Квадрат сквера был тенист, а дома, выстроившись в каре, охраняли место от шума близкой железной дороги. Вадим сюда ездил заниматься в математический кружок – большое здание Дома детского творчества выходило прямо в парк. Потом здесь, неподалеку, он готовился к вступительным экзаменам. В любое время его жизни этот уголок был аккуратен и приятен. Но сейчас – Вадим оглянулся по сторонам – сквер был усыпан мусором, газоны вытоптаны, кусты не подстрижены, чугунная ограда покрылась седой пылью. Вдоль проезжей части валялись коробки и овощной мусор – следы стихийного негоциантства. «Да, мать в чем-то права. Беспорядок стремителен в своем наступлении. Впрочем, не всегда так будет. Будет и по-другому». Вадим подтянул на руке портфель, набитый деньгами, и с удовлетворением вздохнул. Впереди была неизведанная интересная жизнь, в которую не терпелось включиться. Впереди его могло ждать невероятное будущее, о котором он читал в книжках. И это будущее вполне искупало весь этот временный уличный беспорядок. «Сейчас приду в свой офис, и мы составим подробный план действий. Надо, чтобы люди понимали, что на них тоже лежит ответственность и они тоже строят свое дело. Ну и конечно, заинтересованность материальная нужна. Надо об этом подумать». Вадим завернул за ограду сквера и оказался перед Домом детского творчества. Был уже вечер, и несколько окон горело – там, видимо, шли занятия. А одно окно было приоткрыто – воздух был по-весеннему мягкий, и из этого окна слышалось пение. Высокий девичий голос выводил мелодию, которую Вадим слышал и раньше. Мелодия, пронзительно доверчивая, разливалась по переулку и заставляла замедлить шаг. Так бывает московскими вечерами, когда город становится одинок и на улицах остаются только шум деревьев, дождя, ветра и звуки случайной музыки. Вадим остановился под окнами. Он, вслушавшись в высокий девичий голос, в эту знакомую мелодию, неожиданно для себя осознал все, что произошло с ним, с его семьей в последнее время. И в этот момент совершенно отчетливо понял, что свободой, которая наступила и которой так радовался, он имеет полное право распорядиться совершенно неожиданным образом. А мелодия тем временем набирала звук, заполняла все пространство старого сквера, и голос девушки становился все увереннее и сильнее.


На кухне шумела вода, хлопала дверца холодильника, гремели вилки и ножи. Вадиму показалось, что домашняя утварь внезапно ожила и взбунтовалась. Ему даже и в голову не могло прийти, что его тихая и выдержанная Галя может производить столько шума. Он попытался в этом шуме что-то объяснить, но только еще больше накалил обстановку – неизвестно откуда появилась чугунная сковорода, которая с жутким грохотом опустилась на горящую газовую конфорку.

– Ты что, ее знал раньше? Нет, конечно, это удивительно все, я бы даже сказала – экстравагантно, но и у экстравагантности должны быть причины! – Галя заправила за ухо белую прядь и бесцельно вытащила мясорубку.

– Подожди, не сердись! Да и сердиться не на что. Я тебе все расскажу. Ты только не перебивай!

– Что ты можешь мне рассказать? Что тебе в голову пришла идиотская идея стать благотворителем? Не заработав ни копейки?! Или ты отцовское наследство будешь транжирить?!

– Галя, успокойся, кто тебе сказал, что я собираюсь что-то транжирить?!

– А что? Что ты собираешься делать? Нет, ты мне объясни, как будет выглядеть этот твой бизнес?! Ты будешь нянчиться с девицами, они будут… Что они будут делать? Как ты себе вообще это представляешь?!

Вадим промолчал, только выразительно потянул носом – пустая чугунная сковородка, поставленная на огонь, едко запахла дымом.

– Из-за тебя все! Почему нельзя нормально, по-человески, как договорились? Почему надо все ломать?!

– Да что ломать?! Если ничего не построено еще, – рявкнул, не выдержав, Вадим. – Что мы – я, ты – построили, чтобы сломать? О чем ты говоришь?!

– Семью, планы! Все, о чем договаривались! – закричала Галя и сунула под ледяную воду сгоревшую сковородку. Сковородка зашипела, запахло мокрой гарью. В большой кухне стало тесно от скандала.

В эту ночь Вадим спал на диване – Галя не разговаривала, как он ни пытался объясниться.

Впрочем, в офисе его идею встретили тоже неодобрительно.

– Вадим, мы в этом ни черта не понимаем, не получится у нас!

– Старик! Ты спятил! На кой черт тебе эта девчонка?! Ты что с ней делать будешь?!

Вадим или отмахивался от всех вопросов, или пускался в пространные рассуждения. Реакция коллег его не очень волновала – в конце концов, если люди уйдут, на их место придут другие. Коллеги – это вам не жена. С ней разговаривать было тяжелее всего. Галя разволновалась не на шутку – здравый смысл на некоторое время отступил, освободив пространство беспокойству, ревности и подозрительности.


Решение пришло в тот самый вечер, когда он стоял под окнами и слушал щемящую мелодию. Вадим помнил, как вошел в здание Дома детского творчества, потоптался в темном фойе, а потом прошел в кабинет директора.

– Здравствуйте, скажите, а у вас сейчас бывают концерты?

– Какие концерты? – Усталая дама в пиджаке с огромными плечами даже вздрогнула от неожиданности.

– Ну вот, я слышал, у вас поет кто-то. Голос такой красивый…

Дама заглянула в расписание, лежащее на столе под стеклом:

– А, понятно. Нет, эта группа пока не выступает. Только в наших отчетных концертах, перед родителями.

– Ну хорошо, а когда такой будет? Я хотел бы попасть.

– В субботу, в двенадцать дня. Вход родителям участников свободный. Остальным – платный. Вы – кто?

– Я – заинтересованное лицо.

Директор внимательно посмотрела на Вадима и на всякий случай улыбнулась:

– Спонсор?

– Пока нет. Вот схожу на концерт…

Дама встала и вышла из-за стола.

– Обязательно сходите, обязательно… Сейчас такие времена наступили – никто, решительно никто, не желает отдавать своих детей заниматься музыкой. Всем кажется, что это теперь бесполезное занятие. – Директор помолчала. – Или нет возможности. Все теперь выживают…

– А что, у вас занятия дорого стоят?

– Что вы! Некоторые кружки бесплатные… Дело не в нас, дело в том, что родители вынуждены крутиться, чтобы на жизнь заработать… Это вам не нормированный рабочий день с гарантированным окладом.

Вадим молчал. Ему хотелось вступить в спор, но, глядя на усталое лицо дамы, на ее дешевые туфли, купленные на рынке, он промолчал. Вадим ясно понимал, что такое государственное учреждение сейчас заработать денег не может. Что установи Дом творчества плату за свои занятия, и так почти беспризорные дети вечно работающих взрослых совсем окажутся не у дел.

Вопросы социальной справедливости в период ее относительного присутствия в обществе Вадима трогали мало, сейчас же он для себя решил, что лучшее в равенстве – это возможность стать экономически независимым, возможность открыть свое дело. Вадим очень быстро сообразил, как выгодно было бы перевести этот знакомый с детства Дом творчества на хозрасчет.

– Я вас научу, – неожиданно для себя произнес он. – Я вас научу, как сделать так, чтобы и работа шла, и деньги были, и ребята занимались. Только сначала схожу на концерт.

Кабинет директора он покидал солидно, не торопясь, переполненный энтузиазмом и великодушием.


Концерт проходил в большом зале, который Вадим знал еще по районным математическим олимпиадам. Народу было немного, в основном взрослые. Вадим пришел одним из первых и занял место в углу, чтобы не очень выделяться. Со своего места он наблюдал за публикой – скромно, порой даже бедно одетой. Вадим обнаружил, что вокруг много людей, едва сводящих концы c концами. Его это не очень удивляло, но рождало какое-то чувство собственной вины. Он его от себя не гнал, а, обстоятельно проанализировав, решил, что в его случае удовольствие от бизнеса возможно только с продуманной благотворительностью. Сейчас, сидя здесь, имея в кармане отцовское наследство и еще не заработав ни копейки, он твердо решил часть заработка отдавать нуждающимся.