Кейт Эмерсон - Отказать королю

— Вам, мадам, придется смириться с моими развлечениями, как и вашей предшественнице! — проревел он.

После этого королева умышленно и подчеркнуто не замечала меня. Ни единой живой душе она не сказала и о том, что в ту же ночь — в последнюю ночь перед отъездом в Графтон — король прислал за мной.

Его величество — Гарри — пожелал показать мне еще одну диковинку Вудстока — ванну, углубленную в пол. В комнате, в которую он меня привел, стояла незажженная печь, облицованная зелеными изразцами, а в полу было сделано квадратное углубление, заполненное водой, больше напоминавшее искусственный пруд или бассейн, а не место для омовений. Мы стояли на краю него, глядя на облицованные свинцовыми листами стенки, каждая из которых была не меньше трех футов в длину. Похоже, воду давно не меняли, и в нос бил запах застоявшейся канавы.

— Эта ванна очень… большая, — только и смогла выдавить я из себя.

— Она сделана по образу и подобию древних римских терм, купален, которые до сих пор еще можно найти в различных уголках Англии, — сказал король. — Но я хочу сделать здесь паровую баню, как у турок. Представь себе — не менее шести помещений в ряд, и в одном из них будет стоять огромный бак, в котором нагревается вода.

Как и в другой ванной комнате в Вудстоке, здесь тоже стояла кровать. Я избежала погружения в отдающие тиной воды бассейна, но не смогла уклониться от любовных объятий короля.

Честно говоря, сегодня мне совсем не хотелось отдаваться ему. Во-первых, меня мучили угрызения совести. Во-вторых, его величество не обратил внимания на отсутствие у меня любовного пыла и не тратил времени на нежные ласки. Соитие наше не заняло много времени, за что я была ему только признательна.

На следующий день, когда мы выехали из Вудстока, сидеть верхом мне было тяжело. Бесс увидела, как я ерзаю в седле, и сжалилась надо мной. Она рассказала мне о травах и других средствах, способных облегчить боль. А когда мы обустроились в Графтоне, она также поведала мне еще много полезного — и о том, как ублажить любовника, и о том, как постараться избежать зачатия.

То, чему Бесс научила меня, пришлось королю по нраву. Он взял меня с собой на охоту и, к моему величайшему удовольствию, усадил меня на Светоча Хартлейка.

Жеребец, бывший когда-то источником радости и гордости моего отца, уже пережил свои лучшие годы, но все еще оставался великолепным скакуном. И я, как смогла, отблагодарила короля за то, что мне вновь довелось поездить на моем любимце.

Графтон был одним из малых королевских поместий, но, как и многие другие резиденции Генриха, недавно был перестроен и заново отделан. Среди последних новшеств, которыми король справедливо гордился, была крытая дорожка для игры в шары[136]. Она была построена вдоль северной границы сада и представляла собой длинное здание из кирпича и камня под плоской крышей.

Я наблюдала за игрой, сидя на одной из скамей, которые для удобства зрителей разместили по сторонам дорожки. До этого я видела лишь один раз, как король играл в шары, но то было в Уокинге, где дорожка располагалась под открытым небом. Здесь же она освещались светом из окон и пламенем свечей, а не солнцем.

Игроки собрались у одного конца дорожки. С другого конца их бросков ожидали слуги, готовые принимать шары, которыми сбивали кегли. Взоры всех присутствующих обратились на короля, когда его величество вышел вперед, чтобы сделать первый бросок. В это же самое мгновение виконтесса Рочфорд, невестка королевы Анны, сидевшая справа от меня, наклонилась и прошептала мне прямо в ухо:

— Тебе здесь не место, грязная шлюха. Уползай в ту канаву, откуда тебя на время вытащили.

Я повернулась к ней с изумлением:

— Миледи, я…

— Ты — мерзкая гадина, лживая и неверная тварь, — ее тихий шепот напоминал шипение змеи. — Не удивлюсь, если сюда тебя подослала леди Мария, чтобы ты шпионила для нее.

Я только ахнула.

Глаза леди Рочфорд расширились, и она засмеялась:

— Что, наступила на любимую мозоль? Правда глаза колет? Отлично. Жду не дождусь, когда смогу рассказать об этом королеве.

Я схватила ее за руку:

— Миледи, вы делаете поспешные выводы. Клянусь, я никогда не злоумышляла против королевы.

Я, конечно же, толковала о королеве Екатерине, но леди Рочфорд про это знать не стоило.

— Убери руки! — внезапно завопила она. В нашу сторону стали поворачиваться головы придворных. — Ты делаешь мне больно!

Слишком поздно я поняла, что ей приказали завязать со мной ссору. Она надеялась, что ей удастся сделать вид, словно бы я напала на нее, и я попалась в расставленные сети. Она и пославшая ее королева (в последнем я не сомневалась) рассчитали так, что король разгневается на меня и навсегда запретит появляться в своих резиденциях.

Во рту у меня пересохло от волнения, пока я наблюдала, как леди Рочфорд отходит в сторону от меня с видом оскорбленного достоинства.

Существовал очень строгий закон — нельзя было ссориться и прибегать к любому насилию в двенадцати милях вокруг особы короля. Этот закон был принят для того, чтобы придворные джентльмены не дрались на дуэлях, но он распространялся и на придворных дам королевы. Если бы я ударила леди Рочфорд в присутствии его величества, то вполне могла лишиться руки, которой наносился этот удар.

Надо отдать должное королю Генриху — он продолжил игру как ни в чем не бывало, хотя бы потому, что ставки на ее исход были очень высоки. Он подождал, когда меня приведут к нему в спальню этим же вечером, и попросил рассказать всю историю с моей точки зрения.

Внимательно выслушав меня, он издал приказ, запрещавший леди Рочфорд появляться при дворе.

Когда двор пустился в свое обычное летнее путешествие, чувствовалось, что между королем Генрихом и королевой Анной пробежала черная кошка. Что же касается меня, то я по-прежнему согревала ложе его величества. Теперь я уже без стеснения называла его Гарри в самые интимные моменты нашей близости, но никогда не пыталась делать это на людях. С королем о его дочери я никогда не заговаривала напрямую, а выбирала окольные пути, например пускалась в воспоминания о тех временах, когда состояла в свите принцессы Уэльской. Исподволь я хотела открыть ему глаза на то, насколько ненависть королевы Анны к падчерице очернила в его глазах плоть от плоти его, невинную и чистую сердцем девочку.

В середине октября я попросила у короля разрешения написать письмо леди Марии, которая в то время находилась в Муре, в графстве Хертфордшир, и продолжала считаться фрейлиной своей сводной сестры.

— Я думал, ты попросишь об этом раньше, — улыбнувшись, заметил король.

Мы лежали друг подле друга в огромной королевской постели — в которую могло улечься не меньше полудюжины человек, — и король пребывал в благостном настроении.

— Я бы не хотела, чтобы мое письмо прочли шпионы королевы.

Король хохотнул в ответ, и это означало, что моя дерзость прощена, а затем, подхватив мой тон, произнес:

— Не бойся, никто твое письмо не прочитает. Даже мои шпионы.

На следующий день я сочинила послание принцессе, всячески воодушевляя ее и призывая мужаться. «Несчастия вашего высочества скоро закончатся. Гораздо скорее, чем вы ожидаете, — написала я. Если представится хоть малейшая возможность, я покажу себя верной подругой и преданной служанкой вашего высочества».

Хотя король обещал, что мое письмо никто не перехватит, я не отважилась уточнить, что именно я имела в виду, да и не очень представляла себе, какую конкретно помощь смогу оказать моей бывшей госпоже. Приходилось действовать по обстановке: сегодня король во мне души не чаял, но его чувства слишком напоминали те, которые испытывала королева к своему маленькому песику Перки. Значит, с течением времени я могла надоесть его величеству. Мой «Гарри» мог быть раздражительным, вспыльчивым и сварливым, и в такие минуты мне ни в коем случае нельзя было, что называется, попадаться ему под горячую руку. Одно неосторожное слово с моей стороны, и все мои усилия по смягчению отношения его величества к своей старшей дочери будут сведены на нет.

Доказательством моего нынешнего успеха послужил подарок, который король отправил Марии: то был паланкин с бархатными занавесями — точно таким уже пользовалась принцесса Елизавета. Придворные увидели в этом даре знак того, что «леди Мария» скоро займет приличествующее ей место при дворе. Многие кавалеры и дамы — поодиночке и группами — тайком стали приезжать к ней с визитами в Мур, а потом и вовсе зачастили, когда двор принцессы Елизаветы переехал в Ричмонд.

В четверг, 26 октября, королева отправилась повидать принцессу Елизавету, захватив с собой герцогов Норфолка и Саффолка. Мы, фрейлины, прислуживали нашей госпоже по очереди, и так получилось, что в этот день именно мне выпало сопровождать ее величество. Пока королева находилась в детской, оба герцога потихоньку выскользнули с половины Елизаветы и отправились засвидетельствовать свое почтение другой дочери короля. Поняв это, королева ледяным тоном потребовала тотчас привести к ней леди Марию.

Ее посланец вернулся почти сразу же. Бедняга Дикон буквально трясся с головы до ног. Запинаясь, он выдавил из себя:

— Леди Мария отказывается выходить из своей комнаты до тех пор, пока ваше величество не уедет.

— Она будет наказана за это оскорбление, — пообещала королева и велела позвать леди Шелтон, заведовавшую женской частью свиты принцессы Елизаветы.

Не знаю точно, какие указания дала Анна леди Шелтон, но, как только я смогла сообщить королю о происшедшем, он тут же отменил приказание своей супруги.

Моя странная жизнь, когда я днем служила королеве, а ночью ублажала короля, продолжалась весь октябрь и большую часть ноября. Двадцатого ноября к нам прибыл чрезвычайный посол короля Франции Франциска, Филипп Шабо де Брион, адмирал Франции[137]. Я так и не узнала, в чем именно заключалась его миссия, но после визита адмирала король пребывал в плохом настроении. Несмотря на это, в начале декабря королева дала ужин в честь французского посла и сидела рядом с ним за почетным столом на возвышении.