– Я сделаю для Ника все возможное, если он продолжит посещения, – сказала я. – И спасибо за то, что вспомнил обо мне.

– Ты знаешь, что я много думаю о тебе.

В позапрошлом году по моей инициативе прервались наши довольно недолгие отношения с Морри.

– Как насчет того, чтобы пообедать вместе? Хотя я его так и не полюбила, я уважала его и ценила то, что он направлял ко мне пациентов.

– Ресторан «Парадиз», в следующую среду, в час, – предложил он.

Я притормозила у светофора и проверила по записной книжке:

– Отлично. До встречи.

Я приехала домой в Брентвуд и с облегчением подумала, что день наконец-то кончился. Столбик термометра довольно сильно опустился, холодный свежий ветер трепал ветви платанов. Мой маленький одноэтажный домик выглядел привлекательно: бледные и алые розы красиво выделялись на фоне белых стен. Это стоило затраченных трудов.

Войдя в дом, я бросила почту на столик, поиграла со своим бассетом Франком, потом переоделась в шорты и полчаса занималась на велотренажере. Потом, почувствовав себя бодрее, покормила собаку, съела тарелку вегетарианского супа, заварила чашку чая с мятой и включила автоответчик.

Звонили мне четыре раза: психиатр напоминал о том, что надо представить результаты тестов; надо было сообщить, смогу ли я остаться на встречу после передачи в следующий вторник; встреча на три часа в понедельник была отменена; один из моих пациентов, находившийся в депрессии, просил срочно связаться с ним.

Последнее сообщение было от Валери Мелдон, моей лучшей подруги. Она была психологом с частной практикой.

– Привет, – записала Валери. – Мне нужен твой совет. Позвони мне сегодня вечером, можно и поздно. Я люблю тебя, пока.

Я улыбнулась. Мы всегда были рядом друг с другом, кроме тех моментов, когда встречались со своими дружками. Мы обсуждали профессиональные проблемы, сплетничали, делились друг с другом своими страхами и обидами, подбадривали друг друга. Мне приходилось тысячи раз в день тщательно взвешивать свои слова и поведение, но с Вэл я всегда расслаблялась и говорила все, что чувствовала.

Почесывая живот Франку, я поговорила с моим депрессивным пациентом.

Когда я концентрировала внимание на пациентах, усталость обычно как рукой снимало. Я чувствовала удовлетворение от того, что подбирала нужные слова, разбиралась в чьих-то проблемах, вообще приносила пользу людям.

Потом я позвонила Вэл. Она сказала:

– Знаешь, что я сегодня ела? Два бисквита и полпакета попкорна. А вечером выпила кока-колы и съела упаковку салями.

– Послушай, ты смешала четыре группы продуктов – жир, сахар, консерванты и заменитель сахара.

– Знаешь, мне нужен твой совет. Ко мне тут ходит парочка по поводу своих семейных проблем. Муж как-то попросил, чтобы я встретилась с каждым из них несколько раз наедине, потому что им трудно высказываться друг перед другом.

– Ого!

– Вот то-то и оно. Можешь догадаться? Наедине он мне сказал, что у него уже два года роман с другой женщиной, и, разумеется, он не хочет, чтобы об этом узнала жена.

– Ты не рассказала им об основных правилах до назначения индивидуальных встреч?

– Я собиралась, но опоздала. Как ты думаешь, я когда-нибудь опять забуду это сделать?

– Непохоже.

– Так что же мне делать?

– Жене ты рассказать не можешь. Единственное, что ты можешь сделать, – сконцентрировать внимание на их брачных отношениях, которые, вероятно, в первую очередь и послужили причиной его романа. Ты должна снова с ним встретиться наедине и сказать, что поскольку он перекачивает свои чувства на сторону, он никогда не сможет решить своих семейных проблем.

– Ладно, спасибо, это хорошо. – Вэл немного помолчала. – Знаешь, Сара, у меня такое чувство, что я, как психотерапевт, черт-те чем занимаюсь.

– Ты – хороший специалист, Вэл. Я это знаю. Я видела, как ты работаешь. Так что перестань казнить себя.

– Ну, хорошо. Теперь – к более серьезным проблемам. Завтра у меня свидание с одним невропатологом, и мне кажется, что он – ничего. Что мне надеть: синий костюм или что-нибудь мягкое, струящееся со строгим жакетом?

– Конечно, костюм. И распусти волосы. А что ты о нем знаешь?

– Он женат.

– Проклятье!

Похоже, что у Вэл просто талант сходить с ума по мужчинам, которые совершенно бесперспективны.

– Ну а что с тем компьютерщиком?

– Оказался слишком молодым. А у меня есть что тебе рассказать о слишком молодых. Но сначала ты мне расскажи, что слышно от…

– Два раза давал о себе знать. И оба раза все сводилось к нуднейшей дискуссии о том, почему на этот раз все будет по-другому.

Я восемь месяцев встречалась с Палленом, а потом узнала, что он мне изменяет.

– Хуже всего то, что я по нему скучаю. Как ты думаешь, может, мне с ним можно хоть иногда встречаться?

– Нет. Он, как ни в чем не бывало, опять к тебе прилипнет, а ты опять втянешься.

– Ты права. Абсолютно права. А что ты хотела рассказать о слишком молодых?

– У меня пациентка – сорокавосьмилетняя актриса, которой на вид можно дать тридцать пять. Она встречалась с двадцатитрехлетним парнем. Он не знал, что у нее уже наступила менопауза. Поэтому она каждое утро принимала эстроген, а он считает, что она принимала противозачаточные таблетки. В прошлом месяце он ей сказал, что хочет на ней жениться, и чтобы у них был ребенок. Поэтому она поинтересовалась у своего гинеколога, можно ли осуществить оплодотворение донорской яйцеклетки и не сообщать ничего ее приятелю. Он отказался, поэтому она стала обращаться в разные места в Мексике и во Франции. В прошлый уикэнд его дружок устроил вечеринку, и по роковому стечению обстоятельств среди приглашенных оказался сын ее второго мужа.

– О Боже. И что же произошло?

– Все немедленно кончилось. В тот же день ее любовник от нее сбежал, а она на следующую неделю наметила чистку лица.

– О, Вэл, как это все печально. Неужели и мы в конце концов придем к этому? Обещай мне, что если я в пятидесятилетнем возрасте буду одеваться как молоденькая, ты меня одернешь.

– Ха! Может, когда тебе стукнет пятьдесят, ты еще будешь великолепно выглядеть в облегающем, а я еще буду всех убеждать, что свободная одежда – это хорошо, а обедать в шесть часов – просто отлично.

Мы рассмеялись и попрощались.

* * *

Я наполнила ванну горячей водой и погрузилась в нее, предварительно поставив в уголке стакан с ледяной водой. Франк лежал на коврике рядом с ванной и дремал, иногда во сне тихонько повизгивая.

Горячая вода сняла напряжение, я полностью расслабилась и стала думать о своей личной жизни. Морри был очень добрым, и на него можно было положиться, но я пресытилась его любовью. Паллен очень привлекал меня своим чувством юмора и атлетическим телосложением, но доверия у меня он не вызывал.

Я все еще скучала по шуткам и ласкам Паллена, но из-за поведения своего отца очень болезненно относилась к неверности. «В конце концов кто-нибудь подвернется», – подумала я и отбросила прочь все эти мысли. Голо мое стало тяжелым и теплым, я встала из ванной и выпустила воду.

Я выключила везде свет, взяла с собой в постель коробочку с неочищенным сахарным песком и, включив телевизор, стала есть песок ложечкой. Завтра – суббота, день обхода в больнице и проведения тестов, не проведенных в течение недели.

3

На второй сеанс Ник явился в сером костюме и красивом голубом шелковом галстуке.

– В два я уже вышел из суда, – сказал он, улыбаясь, – и поэтому перед приходом сюда успел поесть.

Он сел на стул напротив меня, расставив колени, потом в упор посмотрел на меня.

– Начинайте, – сказал он.

– Расскажите мне о своей семье, – предложила я. Он был единственным ребенком в семье, родился и вырос в Инглвуде, штат Калифорния. Рядом был аэропорт, и шум самолетов заглушал все в доме. Мать его покончила жизнь самоубийством, когда ему было три года, и он не очень-то понял, почему. Его отец был автомехаником. Это был суровый, упрямый человек, настоящий тиран; он приходил в ярость по малейшим поводам.

Вскоре после смерти жены он женился на Кенди, девушке из ночного клуба, с блестящими черными волосами, бешеным темпераментом и полным шкафом туфель на высоких каблуках.

– Отец с ума сходил по Кенди и безумно ее ревновал. Иногда он без предупреждения появлялся в клубе, чтобы за ней шпионить, и если видел, что она с каким-нибудь посетителем выпивает рюмочку, то избивал ее на глазах у всех.

– Как она обращалась с вами?

– Она была нормальная. Я ее ненавидел, потому что она пыталась занять место моей матери. Она покупала мне разные вещи, готовила мне всякую всячину, но я хотел, чтобы вернулась моя мать.

– А как они уживались друг с другом?

– Просто ужасно. Она пыталась ему угождать, но ему все было мало. Она пила, и из-за этого они дрались. Самые жестокие схватки у них были из-за того, что она хотела еще ребенка. Она его то умоляла, то швыряла в него посуду. Если ей что-то не нравилось во мне, так это то, что я был не ее ребенок. Она исчезла насовсем, когда мне было десять лет.

– С тех пор вы ее больше не видели?

– Нет. Я уверен, она боялась, что мой отец ее убьет.

– Какие у вас сейчас отношения с отцом?

– Он умер. От сердечного приступа, четыре года назад.

По отцовской линии в Огайо у Ника осталось несколько родственников, но он с ними никаких отношений не поддерживал. Он был страшно одинок, я ему сочувствовала, потому что из-за своего недоверия к людям он не мог ни с кем сблизиться.

– Я не понимаю, какой во всем этом прок, – сказал он. – Теперь вы знаете о моем детстве. И что из этого?

Я успокаивала себя. Он будет ходить сюда и сопротивляться мне, а я должна понять, что скрывается за его поведением, и соответствующим образом реагировать.