— Ради Бога! — крикнула я. — У вас нет причин расстраиваться. Я люблю Эдмонда, и он любит меня. Неужели вы не можете радоваться за нас?

— Что вы знаете о любви? — вскричала Урсула, и ее верхняя губа скривилась в презрительной усмешке. — Я в своей жизни любила двух мужчин: Кенета и Эдмонда. Первого у меня украла испорченная девчонка, которая заставит его до конца дней жалеть о его непостоянстве. И я не позволю теперь такой же, как она, украсть моего брата и мой дом.

— Но Эдмонд всегда будет вашим братом, — возразила я, стараясь говорить как можно спокойнее. — А Эбби Хаус всегда будет вашим домом.

— Вы принимаете меня за дуру? — возмущенно спросила она.

Со злой решимостью на лице она сделала в сторону кровати, возле которой я стояла, несколько коротких шагов. В ее глазах отражалась вся гамма чувств, клокотавших в ее груди. Здесь были и обида на Фанни, отобравшую у нее жениха, и гнев на меня, внезапно нарушившую устоявшийся уклад ее жизни, и страх потерять брата и свое положение в доме, и многое другое. Все эти чувства она ураганной волной направила в мою сторону, и я ощутила их сокрушающий удар, такой же коварный и мощный, как удар той волны в пещере, которая сбила меня с ног и опрокинула на спину.

Дрожа всем телом от переполнявшего ее гнева, Урсула протянула в мою сторону руки и растопырила пальцы. Это были страшные руки и страшные пальцы. Но страшнее всего были глаза Урсулы. Такие глаза могут быть только у человека, который уже все потерял и больше ему терять нечего.

Увидев ее глаза, я открыла рот, чтобы закричать.

Не знаю, какое в этот момент у меня было выражение лица. Наверное, очень впечатляющее. Потому что Урсула вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую стену. И опустила руки.

— Вы хотели, чтобы я набросилась на вас? — злорадно спросила она. — Вы этого хотели, не так ли? Вам это нужно для того, чтобы позвать Эдмонда на помощь. Зовите. Стоит вам только кликнуть и он примчится к вам на защиту. Да, он не захочет, чтобы вы терпели мое присутствие в доме после замужества…

— Урсула, я не желаю, чтобы вы покидали Эбби Хаус, — взмолилась я совершенно искренне.

Она засмеялась хриплым презрительным смехом, который лучше всяких слов говорил о том, что она мне не верит. Наверное, этого ей показалось мало для того, чтобы выразить всю степень недоброжелательности и высокомерия ко мне. Урсула вдруг схватила с ночного столика вазу с розами и с силой швырнула ее в дальний угол. Ваза со звоном разлетелась на осколки. Цветы мокрым снопом вывалились на ковер. Огромная водяная клякса коричневого цвета расплылась по настенной драпировке и тихими ручейками стекала вниз.

Гнев Урсулы, кажется, немного улегся. Она повернулась ко мне. Теперь в ее глазах сквозила спокойная решимость.

— Вам следовало принять предложение Спенсера, — жестко произнесла она. — А этого брака никогда не будет. Я об этом побеспокоюсь.

Она круто повернулась на каблуках, так что шелковые юбок завихрились вокруг ее тела, и стремительно вышла из комнаты.

Я полуживая от страха смотрела ей вслед.

Спустя некоторое время, немного успокоившись, я стала обдумывать свое сегодняшнее положение и дальнейшую жизнь. Первые мысли были связаны с Урсулой. Что она намерена принять для срыва нашего брака? Неужели она угрожала мне убийством? Не может этого быть. Значит, у нее есть еще что-то про запас. Что именно? Арсенал женского коварства необъятен, никто не знает, что она может пустить в ход.

Теперь я уже не сомневалась в том, что Урсула способна на убийство.

Я была почти уверена в ее виновности в трагедии с Лили.

Себя я сейчас упрекала за то, что легкомысленно отнеслась к предупреждению Чайтры. А ведь еще не все ее пророчества относительно меня исполнились до конца. Что там еще ждет меня?

Я упала на кровать в изнеможении. Не хотелось даже думать. И некоторое время я лежала без движений, без чувств, без мыслей. Но постепенно мысли помимо моей воли стали наполнять мое сознание. Одна из первых была связана с моим предстоящим замужеством. Смогу ли я после замужества жить с Урсулой под одной крышей? Будет ли между нами согласие? Сможет ли она понять, что я не претендую на ее власть в доме, по крайней мере, я не намерена узурпировать власть. И смогу ли я доверять Урсуле?

Вопросов много, ответа ни одного. Вздохнув, я поднялась и стала убирать следы Урсулиного буйства. Собрать осколки стекла не представляло большого труда, сложнее оказалось с драпировкой. Бурая клякса, конечно же, изменила тон драпировочной ткани. Особенно заметно это будет при освещении прямым светом. Но мои ли это заботы?

Я открыла дверь на балкон, чтобы полуденный теплый воздух наполнил комнату и высушил влажные места. За створчатой дверью светило солнце, шелестел ветками сад. Все это манило, обещая радость и успокоение. А что? Прогулка на свежем воздухе сейчас как нельзя кстати. Как приятно забыть хотя бы на время все эти наши склоки и дрязги. Я подперла открытую дверь стулом, достала из ящика шаль моей матери и побрела вниз.

Где-то в глубине сознания у меня теплилась надежда случайно встретить Эдмонда. Сейчас я особенно чувствовала необходимость в том спокойствии и той силе, которые исходили от него. Они всегда прежде действовали на меня благотворно, помогая восстановить внутреннее равновесие. Но встретить его не удалось. Если он и находился где-нибудь поблизости, то все равно я его не видела и не слышала.

Впрочем, это была короткая прогулка близ парадных дверей. Я вообще никого не встретила, никто меня не отвлек от размышлений, и никаких событий не произошло.

Прогуливаясь, я размышляла о себе и Эдмонде. В отношении своих чувств к нему я не сомневалась. Да, я любила его. Но любил ли он меня? Сердце подсказывало, что любил. Но рассудок советовал быть сдержанной, не проявлять излишней доверчивости. Любовь требует бережного отношения. Даже проверенное временем чувство иногда не выдерживает скандалов и ссор. Что же говорить о слабом, только что родившемся чувстве любви. Его нужно беречь и лелеять. А у нас? Мы знали друг друга непродолжительное время, да и оно прошло в основном в жарких спорах и стычках. Как сложатся наши отношения дальше? Хватит ли мудрости сберечь и взрастить нашу любовь?

Становилось темно. Пора возвращаться в дом. За время прогулки успокоение так и не пришло ко мне, мой ум и мои чувства оставались в таком же взбудораженном состоянии, как и два часа назад. Я посмотрела на здание Эбби Хаус, на балкон, куда выходила дверь моей комнаты. Стул все так же подпирал открытую дверь, и шифонные портьеры легонько колебались под слабыми дуновениями ветра. Вдруг между портьерами я уловила какое-то движение. Подумала, что показалось. Но на фоне белого потолка была хорошо заметна контрастная тень человека. Какое-то время она перемещалась.

Затем удалилась.

Там кто-то был?

Я торопливо прошла через двери башни в фойе. И натолкнулась на необычную волну. Я почувствовала, что вошла в зону зла. Так я ее восприняла, по крайней мере. Зло, которое последние дни распространялось внутри дома, постепенно сгущалось и сгущалось. Оно, судя по всему, достигло какого-то чрезмерного уровня концентрации. Находясь все последние дни внутри дома, я одновременно находилась внутри этой зоны зла и не воспринимала ее. А сегодня вышла в парк, за пределы зоны зла и на обратном пути натолкнулась на нее. Не знаю, каким чувством я ее восприняла, но, что почувствовала ее, это вне всякого сомнения. И теперь я благодарила Бога за то, что миссис Мэдкрофт уезжала. Ее отъезд давал надежду, что зло перестанет сгущаться.

Обо всем этом я подумала в фойе во время короткой передышки. Затем поспешила дальше. Мои прогулочные туфли дробно стучали по мраморным плиткам, а руки нервозно теребили концы шали. Вдруг на лестнице появилась Фанни. Она медленно спускалась, помахивая кружевным веером. Из-под ее элегантного шелкового кружевного платья выглядывали вышитые тапочки.

— А я ищу тебя, — с ходу произнесла она. По ее надутым, как у ангелочка на картинах, губкам и раздраженному взгляду фиалковых глаз я догадалась, что ничего хорошего от Фанни сейчас ждать не следует. Судя по всему, предстоял неприятный разговор. Так, может быть, начать его первой? Я какое-то время колебалась, держа руку на перилах, потом решилась.

— Это ты была только что в моей комнате? — спросила я не особенно любезно.

— Я постучала в дверь, но никто не ответил, — произнесла Фанни, слегка растерявшись от неожиданной атаки. — Я подумала, что ты прячешься от меня.

— Прячусь? — удивленно спросила я. — Но зачем?

— Разве это неясно, — пожала она плечами, так что оборочки у нее на рукаве заколыхались. — Ты меня очень подвела. Я не могу заставить себя простить тебе.

Она капризно стукнула веером по руке и поджала губки. Я смотрела на нее, пытаясь понять, что ее так расстроило. Можно было предположить, что она просто раздражена обидой. Но ее помрачневший взгляд говорил о чем-то большем.

Ах, вот оно что! Фанни гневалась. Да, она отчаянно пыталась скрыть свой гнев, но у нее это плохо получалось. Признаться, я недоумевала. Ведь я не сделала. ничего такого, что могло бы обидеть ее. Если бы что-то и сделала, Фанни, несомненно, мне сразу же высказала бы. Фанни не тот человек, который скрывает свой гнев.

Но был ли он?

Она сердито смотрела на меня, и я поняла, что она ожидает ответа на свои упреки.

— Прости мне мою тупость, — сказала я извиняющимся тоном. — Но придется объяснить.

Я достаточно хорошо изучила манеры Фанни. Вот сейчас она быстро тряхнула локонами. Это верный признак того, что она гневается.

— Стюарт изменил маршрут, чтобы встретиться с тобой, нанять тебя по моей рекомендации, а ты отказала, — выпалила она на одном дыхании.

— Это все? — уточнила я.

— Все? — клокотала Фанни. — Разве этого мало? Я чувствовала себя абсолютной дурой. Мелли и Стюарт мои лучшие друзья. Мне ты могла бы сказать, что собираешься замуж за Эдмонда?