— Абсолютно и полностью дьяволицей, — выручил Эдмонд.

От его слов я пришла в ужас. Значит, впечатление, которое осталось у нас с Чайтрой, не было ошибочным. Мистер Ллевелин действительно защищал убийцу своей мачехи. Теперь я была убеждена, что он хотел, чтобы и я делала то же самое. Но какого мнения об этом я сама?

— Даже если я соглашусь с вами, это вам ничего не даст, — возразила я. — Миссис Мэдкрофт убеждена, что призрак Лили не успокоится до тех пор, пока она не назовет убийцу.

Эдмонд ничего не ответил. Он только еще крепче обнял меня за талию и прижал к себе.

— Тогда вы должны убедить ее в любом случае, — хрипло прошептал он. — Это дело нужно похоронить. Для нашего общего блага. Однажды вы сказали, что поможете мне. Можно мне рассчитывать на вас снова?

— Можете, — выдохнула я, и пламя страсти вырвалось из меня, — лишив меня здравого смысла, и сделав глухой к обещаниям, которые я произносила.

Уголки его губ изогнулись, и его дыхание нежно коснулось моей щеки.

— Временами вы, мисс Кевери, бываете невыносимо раздражающей молодой леди, — произнес он все тем же хриплым шепотом. — Но приятно знать, что вы можете быть поддержкой.

Глава 12

Лучше бы мне не давать обещание помочь мистеру Ллевелину. Миссис Мэдкрофт кипела решимостью разоблачить убийцу Лили. Это по крайней мере. А еще лучше отдать его в руки правосудия. Мои попытки отговорить ее она назвала глупостями неопытной молодой женщины, которая всех жалеет и всем сочувствует, не оценивая при этом потребности ее духовной сферы.

Судя по настроению миссис Мэдкрофт, не существовало преград, которые могли бы помешать ей довести до конца то, что она начала.

Теперь, когда мистер Ллевелин больше не подвергал меня своему очаровывающему воздействию, его просьба о помощи несколько удивила меня. Почему он просил меня убедить миссис Мэдкрофт прекратить спиритическую деятельность в Эбби Хаус, когда ему достаточно было приказать нам убраться из его дома? Он признавал свои обязательства перед Фанни? Или такими прямыми и грубыми действиями не хотел портить сложившуюся в обществе и в семье традицию гостеприимного хозяина?

Все это были лишь мои предположения.

Наша поездка в Дедл Доо не состоялась. Оказалось, доктора Родеса вызвали к больному кузнецу. Вроде бы, на один день. Но я предполагала, что у этого больного ему придется задержаться более, чем на один день. Он был унижен перед невестой, ее подругой и посторонними. К тому же, он был слишком чувствительным джентльменом, из тех, кто не может легко выбросить из своей памяти всякие малоприятные вещи.

Впервые за всю неделю Фанни появилась в это утро за завтраком, жалуясь, что умирает с голоду. Судя по тому, как отчаянно Фанни протирала глаза, она плохо спала. Но Фанни была не единственной, кому в минувшую ночь спалось неважно. Салли и Урсула явились тоже необычайно рано.

Фанни положила себе на тарелку яйцо-пашот и колбасу и плюхнулась на стул рядом со мной. Но есть почти не стала. Откусив кусочек намазанной маслом булочки, отодвинула тарелку в сторону.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя свинкой за то, что съедаю два кусочка, — пожаловалась Салли, с завистью рассматривая изящную фигуру Фанни.

— А Кенет считает меня слишком тонкой, — дружелюбно сказала Фанни.

— Тогда жаль, что ты не съедаешь все, что на тарелке, а выбрасываешь на ветер, — уколола Урсула.

В ответ на эту шпильку Фанни лишь передернула плечами и тут же спросила у Урсулы, не было ли писем? В ожидании ответа ее пальцы нетерпеливо постукивали по краю стола, и она заговорщически улыбнулась мне. Из этого я сделала вывод, что она ждала письмо от своих друзей, которым рекомендовала меня гувернанткой.

Мне хотелось бы знать, что они ответят. Получив письмо, я, безусловно, облегчу себе жизнь. Но Урсула разочаровала нас, сказав, что ничего не пришло. Мне оставалось лишь набраться терпения.

Покончив с чаем, Фанни покинула нас. Салли вскоре последовала за ней, пробормотав извинение по поводу того, что ей надо проконсультироваться у Эдмонда по одному финансовому вопросу. Мы с Урсулой остались за столом одни лицом к лицу у вазы с фруктами. Она приятно улыбнулась мне и вытерла рот салфеткой. Затем предложила мне еще чашку чаю.

— Спасибо, — сказала я, положив вилку и убрав с колен салфетку. — Думаю, что двух достаточно.

— Если вы закончили, — нерешительно произнесла Урсула. — То вы… не будете возражать, если мы поговорим, мисс Хилари?

Ее просьба удивила меня. В течение всего времени, что мы жили в Эбби Хаус, Урсула подчеркнуто избегала меня при всяком удобном случае и не проявляла ни малейшего желания познакомиться поближе. Что это с ней стряслось? Я присмотрелась к Урсуле. Внешне она ничем не изменилась. Одета она снова была в черное платье с мантильей? Волосы собраны высоко на затылке и, как всегда, туго стянуты, так что уголки глаз поднялись слегка кверху. Ее хорошо очерченное лицо выглядело сегодня изможденным, внутренние переживания прошлись по нему острым резцом скульптора. А в глубине глаз светилась таинственность. В общем, Урсула выглядела замученной, словно животное, за которым охотились и которое не смогло найти безопасного места и надежно укрыться.

У меня не было никаких причин отказать ей в беседе.

— Конечно, не возражаю, — с улыбкой сказала я. Но при этом легкая подозрительность невольно вкралась в мой голос.

— Не здесь, — поспешно произнесла она. — Здесь нас могут побеспокоить. Почему бы нам не пройти наверх, в мою комнату.

— Как хотите, — согласилась я, еще больше удивляясь.

Мы вместе поднялись наверх, разговаривая по пути о погоде и достопримечательностях местного округа. Скучные темы, которые не отвлекли меня от темы холодных сквозняков, продувающих дом, и от темы предстоящей беседы. Проходя по коридору мимо комнаты Фанни, я услышала доносившиеся оттуда приглушенные голоса. Подумала, что Салли, наверное, удалось найти мистера Ллевелина. Наши взгляды с Урсулой встретились, и я уловила след улыбки на ее губах.

Комната Урсулы располагалась посреди западного крыла здания, хозяйка поспешно ввела меня в свое жилище. Конечно, это была совершенно иная комната, чем у Фанни. Элегантность и сдержанность чувствовались здесь во всем. Мебель обита кремовой парчой. Узор тщательно подобран и слегка украшен золотой нитью. Портьеры точно из такой же ткани.

Я невольно задержалась около дивана в стиле Людовика XV, любуясь сдержанным, с неброской резьбой, плавным изгибом подлокотника, предназначенного специально для кисти руки. Затем решила сесть на стул с прямой спинкой, стоявший у камина. Внутренне я еще не чувствовала себя готовой к беседе, и жесткое сиденье будет предохранять меня от излишнего расслабления.

Урсула села на край дивана напротив меня.

— Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Хилари, — спросила она с обезоруживающей улыбкой.

— Совсем нет, — негромко произнесла я.

— А мне будет приятно, если ты будешь называть меня Урсулой, — произнесла она все с той же улыбкой на лице.

Ее прямые брови сдвинулись над серыми глазами, и она очень напомнила мне своего брата. Глядя на внешность Эдмонда и Урсулы, всякий, несомненно, признавал их близкое родство.

— Догадываюсь, что Эдмонд изменил свое мнение о тебе, — сказала она, словно угадывая мои мысли об Эдмонде.

— Причем, к лучшему, — добавила я.

— Да, он показывал мне письмо, — согласилась Урсула, явно теряясь и не зная, куда деть лежащие на коленях руки. — Чувствую, что я тоже должна извиниться перед тобой. Мы, к сожалению, позволили, что недовольство играми Фанни повлияло на наши суждения. С тобой обращались, безусловно, несправедливо.

Меня удивило это признание. Конечно, она допустила оплошность, сказав, что несправедливо обращались только со мной.

— Так же и с миссис Мэдкрофт, — напомнила я. — Жаль, что ее имя никто не упомянул.

Урсула вздохнула, и я ожидала, что она возразит. Видимо, она боролась со своими эмоциями. Вот, судя по всему, справилась и любезно посмотрела на меня.

— Надо признать, что она обладает способностями, которые вне моего понимания, — признала Урсула. — Но это не значит, что ее убеждения достойны подражания.

— Вы могли бы изменить свои суждения, — посоветовала я. — По крайней мере, до тех пор, пока не сможете доказать обратное.

— Так как ты высокого мнения о миссис Мэдкрофт, то я пересмотрю свое мнение, — пообещала Урсула.

Я не надеялась одержать такую легкую победу. Пытаясь скрыть свою радость, я искренне поблагодарила ее. Надо было видеть, как обрадовалась и преобразилась эта женщина.

— А теперь мы, возможно, сможем стать друзьями, — сказала Урсула. — Скажи мне, Хилари, если ничего не имеешь против, какие у тебя планы на будущее?

Я начала думать, что всем вдруг стало страшно интересно, что я буду делать и куда поеду. Однако нужно соблюдать правила хорошего тона. И я рассказала Урсуле о своих намерениях, упомянув, прежде всего, о предложении Фанни помочь мне. Урсула, вопреки моему ожиданию, не выразила восхищения великодушием Фанни, она просто сделала вид, что не заметила этого места моего рассказа. Но неожиданно для меня Урсула заинтересовалась другим.

— И у тебя нет молодого джентльмена, который интересовался бы тобой? — спросила она.

— Нет, — ответила я просто.

— Это удивительно, — заметила Урсула. — Ведь ты так же привлекательна, как и Фанни.

— Что вы, ничуть, — запротестовала я.

— Почему же? — возразила Урсула. — У нее более яркая красота, а ты хорошо воспитана и у тебя приятный нрав. У Фанни нет ни того, ни другого.

Когда она произносила имя сестры, в ее словах звучала горечь, которую трудно было не заметить.

— Вы, по-моему, несправедливы к своей сестре, — высказала я свое мнение.

Ее пальцы стали нетерпеливо постукивать по изгибу дивана.