– Мне кажется, вы знаете, что не должны оставаться со мной наедине в одной комнате, милорд. Подумайте, что могут сказать люди!

– А я никогда не думаю о том, что они говорят.

– Зато меня это заботит.

– Вас? – Он оценивающе оглядел ее и хмыкнул. – Знаете, девушка, которую волнует, что о ней могут сказать или подумать люди, не уходила бы со скандалом из церкви перед венчанием, как когда-то сделали вы.

– Я и наши земли тогда не принадлежали Изабелле, – напомнила она ему. – И я могу теперь потерять свое место под солнцем, если она узнает, что я была наедине с вами в одной спальне.

– Я думаю, что присутствие моей матери в Элайшоу защитит вас от грязных сплетен.

Пожав плечами, она вдруг взглянула ему в глаза, и бездонный зеленый свет, льющийся из них, снова очаровал ее. Как несправедливо, подумала она, что у мужчины такие красивые глаза, обрамленные длинными и пышными ресницами. Это должно быть привилегией женщины!

Она вдруг почувствовала странное головокружение и внезапно произнесла:

– Я надеюсь, что к настоящему моменту вы уже перестали обижаться на меня, ведь это случилось так давно!

– Я же сказал, что я такого не прощаю.

– Это были слова гордого и рассерженного парня, – неустрашимо возразила она ему. – Мы были совсем молоды, а теперь уже повзрослели. Та крошечная церковь была практически пуста! Люди не читали имен тех, кто вступал в брак, священник еще не произнес вашего имени, и никто из тех, кто видел нас в тот день, ни разу не упомянул об этом, кроме, возможно, моего отца. Хотя я думаю, что даже он никогда не делал этого.

– Я верю вам, но также знаю, что это был не единственный раз, когда вы так унизили человека перед алтарем. За год до этого вы сделали то же самое перед огромной толпой в соборе Святого Жиля в Эдинбурге.

– Да, я это сделала, – согласилась смиренно она. – А еще я отказалась выходить замуж через год после вас в Оттерберне, и тогда это случилось с Томасом Колвиллом. Вот за случай с ним мне действительно стыдно, так как я даже не вышла к алтарю и не увидела его лично, чтобы отказать. – И она грустно вздохнула.

– Я слышал о Колвилле, но без подробностей, – сказал Саймон с неодобрительной ухмылкой на лице. – То есть вы таким образом пытаетесь доказать мне свою невиновность?

– Да, я соглашусь, что не очень забочусь о некоторых правилах приличия, – ответила Сибилла. – А теперь могу я спросить вас о том, почему никто в вашей семье не знает, что мы чуть не поженились?

– Но почему вы решили, что никто об этом не знает? – усмехнулся Саймон.

Сибилла сухо произнесла:

– Ваша мать не знает обо мне, иначе обращалась бы со мной по-другому. Сколько лет мы дружим с Амалией, но и она никогда не говорила об этом, не винила меня и вообще не выказывала ни малейшего признака того, что знает о нашей несостоявшейся свадьбе. То есть в вашей семье об этом никто не знает? Совсем никто?

– Нет, я никому не рассказывал.

– Но ваш отец должен был знать! Мой отец никогда не делился со мной своими планами относительно моего замужества, поскольку я дочь, со мной можно было не считаться, но вы – сын! Наследник!

– Да, но я уже тогда вырос и мог сам распоряжаться своей жизнью.

– Как это? Вы тогда еще не унаследовали Элайшоу, да и сэр Файф должен был согласиться на ваше решение о разделении земель.

– Да, должен был. Но я не делал никаких соглашений по Элайшоу, а ваш отец остался доволен теми вариантами, которые были ему предложены.

– Какими, например?

Саймон удивленно приподнял брови.

– Я думаю, что теперь вас это не касается. В любом случае своим эффектным поведением вы разорвали те соглашения.

– Но почему вы не хотите говорить об этих соглашениях? Они были не вполне чисты?

Она видела, что ее слова возмутили его, но в тот же момент почувствовала, что ее затылок начинает пульсировать. Сибилла только сейчас поняла, что голова и рана болели все это время, но, видимо, стоя ей становилось хуже.

– Я не должна была говорить этого, простите, – добавила она с сожалением.

Он внимательно посмотрел на нее, стоя очень близко, и сообщил безразличным тоном:

– Урегулирования, к которым мы стремились, были немного необычны... Сэр Малькольм согласился завещать щедрое приданое вам и договорился, что вы должны были унаследовать больше половины состояния Эйкермура, если...

– Боже, сэр, но я не имела тогда никакого отношения к наследованию земель и вообще к состоянию Эйкермура! Вы забываете, что до битвы при Оттерберне мой брат Хью был еще жив!

– Да, я помню, но мы рассматривали обязанности сэра Хью только как рыцаря, – сказал с легкостью Саймон. – Тогда велись ожесточенные военные действия между Англией и Шотландией, и была большая вероятность того, что он мог умереть молодым, что и произошло, кстати...

Сибилла задохнулась от мучительных воспоминаний о героической смерти Хью во время победы Шотландии над англичанами, но еще больше оттого, что он жестоко напомнил ей о смерти брата. Она не видела его гибели, но всегда ярко представляла, что случилось с ним, и почувствовала внезапно взорвавшееся негодование. Безжалостно подавив в себе это чувство, она спросила:

– Скажите мне, милорд, а сильно ли повлиял на ваше решение жениться на мне лорд Файф? Вы и Томас служили ему, и, думаю, лорд Галстон также был его союзником...

Саймон не ответил, но Сибилла и так все поняла.

– Ясно, – смутилась она. Сначала она услышала звон в ушах, потом что-то будто ударило ее по голове, и она закрыла глаза от головокружения.

Саймон встряхнул бутылку с микстурой, которую держал в руках.

– Вернитесь в кровать, прежде чем опять упадете на меня.

Игнорируя боль, она произнесла твердым голосом:

– Я не люблю, когда мне приказывают, милорд. Вы бы добились большего успеха, если бы обращались ко мне с вежливыми просьбами.

– Чтобы я был вежлив? Ну что же, миледи, пожалуйста, вернитесь на свою кровать, иначе мне придется применить силу, и тогда я сам положу вас туда. – Однако выражение его лица и голос не изменились. – Пожалуйста. Так лучше?

Она почувствовала оттенок угрозы в его голосе и, глубоко вздохнув и не в силах более терпеть боль, уселась на кровать.

– Откиньтесь назад, – приказал он.

– Но я...

Саймон навис над ней, прижал ее голову одной рукой к подушке, а другой потряс бутылкой.

– Я не хочу причинять вам вред, но и ваше глупое упрямство терпеть не намерен.

– Отпустите меня.

– Отпущу только тогда, когда вы послушаетесь и останетесь в этой кровати, потому что здесь командую я. А если вы откажетесь, то я устрою так, чтобы вы не смогли отсюда выйти. Вы меня поняли?

– Хорошо, я буду лежать смирно, – сердито буркнула Сибилла, радуясь, что у нее уже три года назад были хорошая интуиция и здравый смысл, которые не дали произнести те два роковых слова у алтаря.

– Вы обещаете?

– Да, милорд, – ответила она кротко, хотя в душе ее кипел гнев.

Он проницательно смотрел на нее.

– Если вы думаете, что это внезапное послушание убедит меня не забирать у вас одежду, то я собираюсь разочаровать вас.

Поскольку это было именно то, на что она рассчитывала, то ей захотелось ударить его.

Когда он сопровождал знахарку наверх в комнату Сибиллы, он думал, что разбудит ее, но не ожидал увидеть ее в разоблачающем все прелести красном платье. Это очень задело его. Он узнал платье Амалии, но только потому, что на нем был глубокий вырез, который так нравился его сестре и был новой и смелой модой. Сибилла была выше и тоньше, чем Амалия, а ее дразнящие молодые груди слишком выпирали из алого шелка.

Теперь, когда Саймон все-таки уложил ее в постель и она откинулась назад на подушку, он увидел, что под соблазнительным красным шелком на ней нет нижней рубашки. Он собрал волю в кулак и напомнил себе, что ему не следует любоваться ее прелестями и что он может с легкостью сделать ей больно, поэтому заявил:

– Не дергайтесь, иначе я не смогу вытащить пробку из бутылки.

Сибилла скривилась, затем произнесла с горечью:

– Прошу вас, сэр, не мажьте меня этой гадостью! Не удаляйте пробку! Я не переношу запаха камфары или аммиачной соли! Даже по отдельности, не говоря уж о том, чтобы смешать их! Если вы действительно хотите помочь мне ослабить боль, то дайте мне мешочки с травами, которые старушка дала вам. Я хочу их понюхать, чтобы узнать, хороши и чисты ли они. И настои майорана или розмарина помогут мне лучше, чем эта неприятная микстура.

Саймон повиновался и с удивлением смотрел, как она подозрительно нюхает содержимое каждого из мешочков. Она предпочла второй мешочек.

– И что это, скажите на милость? – спросил он.

– Майоран. Люди протирают им раны, чтобы ослабить боль. Настойка розмарина тоже обладает такими качествами, ноя нахожу майоран более действенным. Если вы хотите мне помочь, то попросите вашу служанку, которой можете доверять, чтобы она погрузила эту траву в горячую, но не кипящую воду, а после сделала мне припарку из ткани с этой настойкой.

– Вы уверены, что это все, что вам нужно? – Саймон постарался придать голосу строгий тон. Леди Сибилла сильно ошибается, если думает, что так запросто может командовать в Элайшоу. – Я попрошу, чтобы Тетси сделала вам компресс, – добавил он, пояснив: – Тетси – одна из служанок, которые укладывали вас спать.

– А как же брат девочки? – вдруг вспомнила Сибилла. – Я так и не видела его.

– Ему, должно быть, одиннадцать или двенадцать лет, но он очень худой и истощенный до крайности. Он сказал мне, что мужчины сначала кинули в реку его.

– Как такое могло случиться? Кит плыла вниз по реке первой, я видела только ее!

– Да, мальчик сказал, что когда они бросили его, то Кит прыгнула за ним, видимо, в каком-то полубезумном желании спасти его. Но река быстро оттянула ее в сторону. Мужчины кидали в него камнями, и поэтому Дэнд поплыл к противоположному берегу, ища убежища. Когда он услышал их крики и увидел, что сделала Кит, то он поплыл за ней.