– Мне надо поговорить с пилотом, – сказала Дайане стюардесса.

– Вы можете устроить так, чтобы я села рядом с Бекки?

– Разумеется. Все места заняты, но я что-нибудь придумаю.

– Вы можете посадить ее на мое место! А я сяду здесь.

Дайана повернулась, услышав за спиной голос Джеффри. Она не заметила, что он последовал за ней в хвост самолета.

– Это было бы замечательно. Спасибо.

– Отнести ее?

– Да, пожалуйста. – Улыбнувшись, Дайана тихо добавила: – Спасибо, Джеффри.

– Привет, Бекки, – улыбнулся Джеффри испуганным карим глазкам, которые упорно боролись со слезами. Эти карие глаза напомнили ему о маленькой девочке, которую он толком еще не знал, но так хотел узнать поближе. – Не бойся, малышка. Мне совершенно точно известно, что доктор Шеферд – один из самых лучших врачей всего мира. Если бы я заболел, то хотел бы, чтобы именно она лечила меня. Сейчас я отнесу тебя в другой салон, чтобы доктор могла наблюдать за тобой до конца полета. О’кей?

Дайана, слушавшая его, была поражена нежностью, звучавшей в голосе Джеффри. Тут ей вспомнился случай в Бейруте, и она подумала, что Джеффри, должно быть, любит детей так же сильно, как она. Было еще что-то, роднящее его с ней, что-то таившееся в синей бездне его глаз…

Они оба тосковали по маленьким девочкам с большими карими глазами.


Джеффри с помощью стюардессы устроил Бекки в кресле, а сам сидел рядом, пока Дайана ходила к пилоту. Когда Дайана вернулась, он поспешно освободил ей место.

– Думаю, что у девочки аппендицит, – сказала она Джеффри. То же самое мгновение назад она сообщила пилоту. – Обычная история. Живот мягкий, и это хороший знак. Похоже, аппендикс еще не лопнул. В Хитроу нас будет ждать машина «скорой помощи», и Бекки немедленно увезут в ближайшую больницу.

Устроившись рядом с Бекки, Дайана оживленно болтала с девочкой, а ее опытные глаза внимательно следили за цветом лица малышки, температурой, частотой дыхания; она проверяла пульс на хрупком детском запястье.

Как только самолет приземлился и стюардесса открыла двери, в салон тут же вошли врачи и мать Бекки. Дайана изложила медикам суть дела, успокоила перепуганную мать и, поскольку Бекки полностью доверяла ей, сама быстро вошла толстой иглой в едва заметную вену на ручке девочки.

– А вы будете оперировать, доктор Шеферд? – спросила мать Бекки.

– О нет…

И дело было не в том, что Дайана не смогла бы сделать операцию в чужой больнице – ей доводилось оперировать во многих странах, – но она была кардиохирургом, а у Бекки аппендицит. Дайана много лет не делала полостных операций.

– Вы не оперируете детей?

– Я делаю только операции на сердце, – объяснила она. – А эту операцию должен сделать обычный хирург. Так лучше для Бекки.

К тому времени когда девочку забрала «скорая помощь», большинство пассажиров уже вышли из самолета. Кроме Джеффри. Он вернулся в салон первого класса за своим багажом, но решил дождаться Дайану. Подумав, он забрал и ее вещи, и они вместе направились к таможне.

– Где ты остановишься, Дайана?

– В «Дорчестере».

– Я тоже. Поедем в город на одном такси?

– Да, разумеется.

Это была молчаливая поездка. И Джеффри, и Дайану очень огорчил случай с маленькой Бекки, поэтому весело болтать и восхищаться видами Лондона им не хотелось. Да, они молчали, но это уже не было враждебное молчание. Им почему-то было уютно вдвоем, настолько, что Дайана уже готова была вернуться к вопросу, который вертелся у нее на языке, когда стюардесса их перебила: «У меня было полное право поступить так?»

Однако Дайана не стала его задавать. Они с Джеффри так устали, а в его глазах было столько печали… И Дайана решила: пусть все будет как есть. Лучше просто попрощаться с Джеффри Лоуренсом, предварительно поблагодарив его и дружески улыбнувшись.


Джеффри не спалось. А может, он и не пытался уснуть. Был еще ранний вечер, едва начинало темнеть. Но он почти не спал на прошедшей неделе, а в последнюю ночь, которую провел в своей квартире на Манхэттене, вообще не ложился.

Проворочавшись в постели не меньше часа, он оставил попытки заснуть. Приняв душ и одевшись, Джеффри взялся за свои заметки о мирной конференции. Завтра он целый день проведет в лондонском бюро своей компании, составляя детальный план освещения исторического саммита.

Но ему не было нужды просматривать свои заметки. Джеффри точно представлял, что ему понадобятся карты, графики, даты, фотографии лидеров и хозяев встречи. Историю конфликта он и так знал. За годы, прожитые в жерле вулкана, и в последующие годы, освещая события в «горячих точках» планеты, он немало думал о мире.

Отложив свои записи, Джеффри налил себе большой бокал виски из хрустального графина. Алкоголь мгновенно обжег пустой желудок… Слишком много виски. Слишком мало еды. Слишком много нервов. Слишком много боли.

И он ничего не мог поделать, чтобы унять эту боль.

«Мне не следовало выходить за тебя замуж». Почти двадцать четыре часа эти слова не выходили у него из головы. Джеффри не мог изгнать слова Джулии из своей памяти. Ему придется жить с этой болью.

Джеффри принялся нервно мерить шагами свой элегантный номер, а потом, следуя внезапному порыву, он позвонил в больницу, куда увезли Бекки. После этого звонка он сделал еще один – и тоже повинуясь импульсу.

– Дайана, это Джеффри. Ты не спишь?

– Нет. – Дайана тихо засмеялась. – Я слишком устала, нервы напряжены…

– Я тоже. Но у меня есть хорошие новости. Бекки сделали операцию, и с ней все в порядке. Все оказалось так, как ты и говорила, – аппендицит без осложнений.

– Хорошо. Спасибо, что все узнал. Я и сама собиралась позвонить.

– А ты не в настроении пообедать?

– Да, но…

– Так это определенное «нет»?

– Это определенное «да». Но ты должен знать, что вдобавок к усталости, которая не дает мне уснуть, я еще чересчур голодна, чтобы есть.


– Выпьешь что-нибудь? – предложил Джеффри, когда они уселись под зеркальным потолком в баре при ресторане отеля.

– Только молоко.

– Теплое?

– И может, чуть позже.

Джеффри заказал два молока. Когда его принесли, они подняли бокалы и чокнулись; бокалы нежно зазвенели, и Дайана шепотом произнесла тост:

– За мир. – Вскинув голову, она добавила, не сводя с него глаз: – За мир на земле и в наших душах.

– За мир на земле и в наших душах, – повторил Джеффри.

И вдруг, глядя Дайане в глаза, Джеффри испытал невероятное желание рассказать ей о Джулии. Это было странно, потому что он никогда никого не подпускал к своей любви.

«Почему мне хочется поделиться правдой, которую я никому никогда не говорил, с едва знакомой мне Дайаной? Потому что я стал невольным свидетелем смерти ее любви, а теперь, по воле судеб, она стала свидетельницей смерти моей любви? Или потому, что ее сапфировые глаза словно говорят, что она очень трепетно отнесется к моей исповеди? Или из-за того, что в один ноябрьский день много лет назад… А возможно, все из-за того, что я слишком устал и перебрал спиртного».

Пока Джеффри сопротивлялся неожиданному желанию поведать Дайане историю своей любви, она мучилась с той же проблемой. Ну с чего вдруг ей захотелось рассказать Джеффри Лоуренсу истории двух своих неудач?

«Потому что я верю – он поймет меня. И потому что он будет добр и деликатен».

Однако они подавили в себе неожиданные порывы и целых полчаса обсуждали историю мирных переговоров и прогнозы Джеффри относительно результатов будущей конференции. Потом собеседники перешли к другой теме: какими ветрами ее занесло в Лондон.

– Бизнес или развлечения? – Когда Дайана не ответила на его вопрос и Джеффри заметил смущение в сапфировых глазах, он настойчиво подтолкнул ее: – Ну же, доктор!

– Для меня это довольно печальный вопрос, ведущий. Ни бизнес, ни удовольствие. Вот так.

– Так что же?

– Я приехала сюда, чтобы за три недели попытаться осмыслить тридцать шесть лет собственной жизни.

– А-а, – протянул Джеффри.

– Да-а, – засмеялась Дайана.

Она не стала делиться с Джеффри своими размышлениями, несмотря на то что он так внимательно слушал и смотрел на нее. Вместо этого Дайана стала подробно рассказывать о своем путешествии, о городах, в которых ей доведется побывать. О шикарных отелях, в которых она остановится, – «Ритц» в Париже, «Лоуэз» в Монте-Карло, «Лорд Байрон» в Риме, «Эксельсиор» во Флоренции, «Киприани» в Венеции.

– А потом через две недели круиз вокруг греческих островов, – добавила Дайана.

– Замечательно, – спокойно проговорил Джеффри, когда Дайана замолчала. Это и в самом деле был прекрасный круиз – именно в такой он хотел бы отправиться с Джулией в долгожданный медовый месяц.


– Так почему ты считаешь, что я имела право оскорбить тебя в твоем кабинете, Джеффри?

Обед закончился, и они почти допили теплое молоко, поэтому Дайана решилась задать интересовавший ее вопрос. Правда, сначала она не была уверена, что получит ответ. Его темно-синие глаза, казалось, стали еще глубже, и в них снова мелькнула боль. Дайана уже было пожалела, что завела разговор на эту тему, но тут Джеффри заговорил:

– Твое сердце не раз разбивалось. – Покачав головой, он улыбнулся: – Правда, не могу сказать, что я большой знаток разбитых сердец.

– Серьезно?

– Совершенно серьезно. Я скорее новичок в этом деле. Но как же ты, Дайана? Не сомневаюсь, ты знакома со всей мировой литературой на эту тему. А что советуют большие медицинские умы?

– Как ни странно, они молчат.

– А ты сама что думаешь? Можно ли починить разбитое сердце?

– Мне кажется, со временем оно само залечивается.

– И становится не хуже старого? Или даже лучше – как сломанная кость? Когда три года назад я сломал ключицу, доктор сказал, что, когда она срастется, будет крепче, чем раньше.

– Не думаю, что вылечившееся сердце станет лучше прежнего, потому что на нем все равно останется шрам. Зато оно может стать более черствым, более осторожным. – Дайана нахмурилась. – Только я не уверена, что для сердца хорошо быть черствым.