— В этом нет ничего необычного, так что не стоит беспокоиться…

Вздрогнув, Кари резко обернулась. За ее спиной стоял Хантер. Его движения были настолько бесшумными, что она не услышала, как он подошел сзади.

— О чем ты? — еле слышно выдохнула она.

— О чувстве вины. — Он не притронулся к ней, хотя ей показалось, что ему очень хочется этого. — Мы всегда тоскуем, когда расстаемся с любимым человеком, тем более когда он уходит навсегда. Это вполне естественно, Кари. Но также естественно и то, что мы все равно продолжаем жить, начинаем снова радоваться жизни, смеяться. А порой и влюбляться.

И все же ей не верилось, что чувство вины было бы таким же острым, если бы она не испытывала к Хантеру столь откровенного влечения. Будь он пожилым, грузным и полысевшим, она, наверное, вовсе не испытала бы угрызений совести. Но он был совсем другим — молодым, красивым, исполненным мужской силы.

А ведь все могло бы повернуться по-другому. Она вполне могла подыскать себе какого-нибудь мужчину и завязать с ним отношения, в основе которых лежали бы доброта, дружба, жизненный комфорт. И при этом ни в малейшей степени не чувствовала бы никакого душевного неудобства. Но вся проблема заключалась в том, что о Хантере она могла думать не иначе, как о любовнике. А поскольку единственным мужчиной, с которым ее связывали интимные узы, до сих пор был Томас, нынешняя тяга к Хантеру казалась ей не чем иным, как неверностью.

— Я не хочу занимать ничье место в твоей жизни, Кари. Я хочу найти в ней свое собственное место.

— Как-то раз ты сказал, что чтение чужих мыслей не относится к числу твоих достоинств. Ты солгал мне.

— Только один раз. Больше я никогда не лгал тебе.

Тема разговора была не из приятных, как и его способность читать чужие мысли. Кари вернулась к списку покупок.

— Какое печенье лучше купить — «Орео» или «Наттер-Баттер»?

— Почему бы не оба сорта?

— А о проклятых семи килограммах в подарок от телекамеры уже забыл? Впрочем, пропадай моя фигура. Гулять так гулять! Покупаем и то и другое. — Кари энергично зачеркала карандашом по бумаге. — Надеюсь, Пинки определит меня в центр для похудания за счет телестанции. Итак, что еще?

— Томатный соус, сухие приправы из трав, лук, сладкий перец… — раздалось монотонно сзади.

Хантер смотрел через ее плечо, чтобы удостовериться, что она в точности запишет все, что он ей сказал.

Кари неловко обернулась, практически зажатая между кухонной стойкой и его огромным телом.

— А это зачем?

— Для спагетти, которые я собираюсь приготовить тебе на ужин.

— Ты умеешь готовить?

— Спагетти. А ты?

— И я — спагетти, — рассмеялась она.

Он хладнокровно пожал плечами.

— Что ж, в таком случае перед нами только два пути: либо съесть массу спагетти, либо пойти в какой-нибудь ресторанчик. Впрочем, есть еще один: объесться до смерти печеньем «Орео» и «Наттер-Баттер».

На сей раз рассмеялись оба. Список необходимых покупок был завершен. Хантер настоял, чтобы в магазин они отправились в его автомобиле.

— Я и сама неплохо езжу по горным дорогам, — неуверенно попробовала возразить она, когда он уже распахнул перед ней дверцу.

— А я — сторонник домостроя. Так что, будь добра, молчи и залезай в машину.

— Деспот.

Хантер вел машину с той же аккуратностью и тщательностью, которая была присуща ему буквально во всем. Кари нравилось смотреть на его руки, уверенно лежащие на кожаной оплетке руля. С такой же уверенностью эти руки могли бы ласкать ее обнаженное тело… Нескромная мысль, как искра на ветру, вспыхнула и тут же угасла в ее мозгу. Двигатель обтекаемого спортивного автомобиля спокойно урчал, тихо сотрясая сиденье. Кари тоже тихо дрожала — от предвкушения необычного.

— О чем задумалась? — поинтересовался он, поймав на себе ее взгляд.

— Просто подумала, что ты очень похож на свою машину.

Хантер поднял бровь, демонстрируя удивление.

— Может, объяснишь, чем именно?

Она продолжала внимательно рассматривать своего спутника, его мускулистое, удивительно пропорциональное тело, таившее взрывной темперамент. Каждая клеточка его существа была наполнена неуемной энергией.

— Нет, я, пожалуй, воздержусь от комментариев, — подумав, решительно отрезала Кари.

— Да будет тебе…

— Я сказала «нет»!

— В таком случае я не скажу тебе, как сногсшибательно выглядишь ты. Я не скажу, что до сегодняшнего утра только догадывался, насколько прекрасны твои бедра, а теперь знаю это наверняка. И еще не скажу о том, что твоя попка в джинсах выглядит даже очаровательнее, чем в юбке. А также о том, как приятно смотреть на твою грудь, когда ее обтягивает майка, или чувствовать ее прикосновение к своей груди, И еще о том, насколько красивы твои волосы, освещенные солнцем, — почти так же, как и при свете свечи. А твое лицо — просто само совершенство. Но главное — то, что на нем отчетливо написаны все твои чувства и мысли, совсем как у первоклашки. Правда, это с моей стороны, наверное, уже лишнее. Такой пары колдовских глаз, как у тебя, я еще ни у кого не видел, но и об. этом ты не услышишь от меня. Что же еще? Ах да, твой рот! Думаю, достаточно будет упомянуть, что уже несколько месяцев он видится мне в грезах. Кажется, ничего не пропустил.

Хантер быстро въехал на парковку и резко нажал на педаль тормоза. Вытащив ключ из замка зажигания, он вопросительно взглянул на Кари.

— Ну что скажешь?

Она с трудом сглотнула.

— Да уж, постарался на славу — перечислил все, о чем тебе вовсе не следовало говорить. Придраться не к чему.

— Нет, одну вещь все-таки забыл. — Хантер взял Кари за руку и заглянул ей в глаза. — Еще я очень рад быть рядом с тобой — вот так, как сейчас. — Он улыбнулся той неотразимой улыбкой, которая лучше всякого аргумента действовала на судей, переубеждала присяжных и покорила великое множество женских сердец, точное число которых было известно одному только всевышнему.

Теперь к этой славной когорте принадлежала и Кари, а потому ее ответная улыбка была не менее лучезарной.

— Я тоже рада…

Он задорно подмигнул.

— Список не забыла? Тогда пойдем.

Хантер привез ее в Диллон — крохотный городишко, почти целиком состоявший из домиков, которые сдавались лыжникам в пик сезона. Цены здесь, как и в любом курортном местечке, были заоблачными, но все же чуть более умеренными, чем в Брекенридже.

Бродить по длинным рядам продуктового магазина в сопровождении мужчины было для нее непривычно, даже немного неловко. Когда Кари была замужем за Томасом, все необходимые закупки делала домоправительница. Ни до замужества, ни после гибели Томаса она не ходила в магазин с мужчиной. Обычно ее экспедиции в супермаркет носили молниеносный характер: заскочила, схватила первое, что попалось под руку, и выскочила.

Хантер, судя по всему, тоже не обладал в этом деле достаточным опытом, а потому действовал, в основном полагаясь на интуицию.

— Ты эту штуку пробовала когда-нибудь? — неуверенно поинтересовался он.

— А что это?

Хантер попытался разобрать надпись на банке, но та была выполнена на каком-то непонятном языке.

— Сам не знаю. — Тем не менее он бросил банку в их тележку.

Пока Кари выбирала кочан салата, он взял апельсин, очистил его и аккуратно выбросил корки в бачок для мусора. Потом сунул дольку в рот Кари, а две съел сам.

— Надеюсь, ты заплатишь за него? — прошепелявила она, стараясь, чтобы сок не вытек у нее изо рта.

— Ясное дело, — ответил он с еще более набитым ртом. И тихо добавил, наклонясь к ее уху: — Если застукают.

Кари закашлялась.

— А я-то думала, ты всегда на стороне закона. Сажаешь в тюрьму за малейшую провинность…

— Сейчас я в отпуске, — наставительно произнес Хантер, притронувшись указательным пальцем к ее носу.

— И почему только ты предпочел прокурорскую карьеру адвокатуре? С твоим-то умом можно было заработать гораздо больше в качестве защитника. Разве не так?

— Благодарю за комплимент. — Повертев в руках пакет с суфле, он положил его обратно на полку. — Конечно, ты права. Наверное, мне вообще стоило бы уйти в бизнес, расставшись с карьерой госслужащего. Тогда мои финансовые дела точно пошли бы в гору.

— Так в чем же дело? — продолжила допытываться Кари. У нее было предчувствие, что, если сейчас ей удастся докопаться до сути, многие неясности, касающиеся Хантера, отпадут сами собой.

— Должно быть, меня испортили своей честностью мои родители. С молоком матери я впитал убеждение в том, что между плохим и хорошим есть четкая граница и каждый должен отвечать за свои поступки. Так что не уверен, что мог бы защищать в суде кого-нибудь, наверняка зная, что этот человек виновен в преступлении. Ты только пойми меня правильно. Я вполне уважаю адвокатов и их работу. Я знаю: без них не обойтись, они — часть системы, которая работает, и, слава богу, работает не так уж плохо. И все же эта отрасль юриспруденции — не для меня.

— А ты честолюбив, — заметила она. Магазинная тележка, ехавшая следом за ней, тут же остановилась. Прежде чем ответить, Хантер хотел встретиться с Кари взглядом.

— Да, честолюбив, и не скрываю этого. Но я не считаю честолюбие пороком.

— Даже раздутое сверх всякой меры?

— Значит, для тебя я именно таков?

Она отвела взгляд в сторону.

— Был. Раньше. А теперь, — Кари в нерешительности опять подняла на него глаза, — и сама не знаю, что думать. Может, ты хочешь сделать карьеру в политике?

Его улыбка снова стала озорной.

— Поживем — увидим. А пока единственное мое желание — стать хорошим окружным прокурором.

— Ты уже стал им. — Взгляд ее глаз был вполне серьезен. Теперь в них не было и тени неуверенности.

Хантер ощутил знакомый прилив страсти и нежности. Она была не только соблазнительной женщиной, но и настоящей, волевой личностью, способной признавать собственные ошибки и прощать ошибки другим.