Свободный, без каких-либо обязательств секс оказался совершенно новым для Клер переживанием. Все случилось неожиданно, даже без приятного совместного обеда и похода в кино. Не то чтобы Клер испытывала смущение – во всяком случае, не до такой степени, как следовало бы, учитывая оральный аспект совместного пребывания в душе, – просто она не могла решить, что следует говорить и делать. Одним словом, чувствовала себя одновременно и выбитой из колеи, и сбитой с толку. Слава Богу, никто этого, кажется, не замечал.

Себастьян тем временем откровенно наслаждался приятным ветром и вкусной едой. Он свободно откинулся на спинку стула и не ленился очаровывать хозяйку милыми историями о многочисленных путешествиях, равно как и умными вопросами о разнообразной плодотворной деятельности различный клубов и благотворительных организаций. Он-то, разумеется, привык к спонтанному сексу. Его раскованность и самообладание даже вызывали у Клер некоторое раздражение. Было бы куда приятнее, окажись партнер столь же растерянным, как и она сама.

– Уже несколько лет пытаюсь уговорить Кларесту вступить в клуб «Леди Ле Буа», – проникновенно призналась, Джойс и пригубила «Гленливет». – В этом году с помощью различных бенефисов нам удалось собрать весьма солидную сумму пожертвований – тринадцать тысяч долларов. Особенно порадовало выступление Гэлвина Армстронга с оркестром на благотворительном концерту в зале «Гроув». Уверена: если бы Клер хоть раз пришла на наш вечер, непременно получила бы колоссальное удовольствие.

Гэлвин Армстронг был более востребован чем Лоренс Уэлк, а потому Клер поспешила сменить тему разговора: иначе того и гляди окажешься вовлеченной в организацию следующего бенефиса.

– А Себастьян ел обезьянье мясо.

Леонард и Джойс дружно повернулись к Себастьяну. А тот недоуменно уставился на Клер и застыл с вилкой в руке.

– И лошадиное тоже, – добавила она для пущей убедительности.

– Это правда, сын?

– О! – Джойс поставила бокал на стол. – Не думаю, что смогла бы так жестоко обойтись с лошадью. В детстве у меня была маленькая лошадка – пони. Ее звали Леди Цок-Цок.

Себастьян медленно повернулся и взглянул на хозяйку.

– Видите ли, за мою долгую жизнь мне пришлось много чего попробовать. Что-то оказалось вкусным, что-то – не слишком. – Гость улыбнулся и перевел взгляд на Клер.

– Но кое-что я был бы не прочь пробовать снова и снова.

Клер внезапно вспомнилось, как ночью он нежно обдувал ее пупок легчайшими, словно перышки, поцелуями.

– Думаю, тебе это понравится, – выдохнул он, медленно пробираясь на юг. – А меня научила одна французская мадам в Коста-Рике.

Да, ей действительно понравилось. Даже очень.

– Но сейчас я с удовольствием отведаю рождественскую ветчину. – Себастьян восхищенно, с театральным энтузиазмом оглядел стол. А в это самое время под скатертью положил руку на бедро Клер. – Все так чудесно, миссис Уингейт.

Клер почувствовала, как ее юбка медленно поднимается, и искоса взглянула на соседа.

– Зови меня просто Джойс.

– Благодарю за сегодняшний ветер, Джойс, – любезно, словно мальчик с рекламной картинки, произнес Себастьян, в то время как пальцы его продолжали настырно собирать юбку в гармошку.

Колготки Клер не надела, а прикосновения к незащищенной коже допустить не могла. Поэтому она поспешила убрать руку Себастьяна со своего бедра.

– Я получила рождественскую открытку от сестры твоего отца, – сообщила Джойс, глядя на дочь.

– Как поживает Элинор? – Клер опустила ложку в пунш. Поднесла ко рту густой крепкий сироп и в этот момент почувствовала, что юбка снова взлетела вверх, а рука соседа расположилась на ее голом бедре. Теплое прикосновение оказалось настолько неожиданным, что она вздрогнула и даже слегка подпрыгнула на месте.

– С тобой все в порядке? – невозмутимо поинтересовался Себастьян таким тоном, словно спрашивал о погоде.

Клер изобразила некое бледное подобие улыбки:

– Да, все прекрасно.

Ничего не подозревавшая Джойс продолжала рассказывать:

– Насколько я поняла, Элинор наконец-то пришла к религии.

– Самое время. – Клер положила ладонь на руку Себастьяна, однако хулиган лишь крепче сжал ее ногу. Делать было нечего; не привлекать же внимание к происходящим под столом событиям.

– Элинор всегда была непростым человеком, – заметила Джойс. – Нередко вызывала у окружающих чувство неловкости. Впрочем, ничего удивительного: для непредсказуемой семьи мистера Уингейта подобный характер вполне в порядке вещей.

– А сколько Элинор лет? – поинтересовался Себастьян. Вопрос прозвучал с вежливым интересом, в то время как рука забралась еще выше. Волнующее ощущение близости живо напомнило Клер о прошедшей ночи. О постели, о душе. Ну и разумеется, о старинном диване. Внезапно ей стало жарко.

– Если не ошибаюсь, не так давно исполнилось семьдесят восемь. – Джойс замолчала и принялась сосредоточенно накалывать на вилку, оставшуюся в тарелке фасоль. – Она была замужем восемь раз. И восемь раз разводилась.

– С меня хватило и одной попытки, – покачав головой, вставил Леонард. – Но некоторых опыт ничему не учит.

– Что правда, то правда, – согласилась Джойс. – Мой двоюродный прадедушка даже был ранен во время семейной ссоры. – Как правило, она не любила вытаскивать из шкафа фамильные скелеты, но третий бокал «Гленливета» развязал ей язык. – К сожалению, он излишне увлекался чужими женами, пренебрегая собственной. Типичная история.

– И куда же его ранили? – Пальцы Себастьяна скользнули на трусики. Взгляд Клер слегка затуманился, и она начала медленно таять.

– В левую ягодицу. Дело в том, что проказник убегал со спущенными штанами.

Себастьян засмеялся, а пальцы воровато поползли дальше и оказались у Клер между ног. Клер сжала бедра и с трудом подавила стон. К счастью, разговор успешно развивался и без ее участия. Вот Леонард сделал какое-то очередное замечание. Джойс что-то ответила. Себастьян оттянул эластичную кромку и что-то спросил…

– Не так ли, Клер? – обратилась Джойс к дочери.

Клер посмотрела на мать:

– Да-да, именно так. Конечно!

Она сбросила руку Себастьяна и встала, тщательно поправив юбку.

– Десерт подавать?

– Я, пожалуй, пока воздержусь. – Джойс положила на стол белоснежную, туго накрахмаленную салфетку.

– А ты, Лео? – спросила Клер, убирая со стола свой прибор.

– Нет-нет, спасибо. Дай с полчасика отдохнуть.

– Можно забрать твою тарелку, Себастьян?

Гость поднялся.

– Я помогу.

– Спасибо, не надо. – Если он пойдет следом, то на кухне непременно закончит то, что начал за столом, а точнее, под столом. – Лучше посиди здесь и пообщайся с мамой и Леонардом.

– После солидного ужина следует слегка размяться, – настаивай Вон-младший.

Джойс отдала ему свою тарелку.

– Думаю, тебе стоит показать Себастьяну дом.

– О, ему наверняка совсем не инте…

– Посмотрю с огромным удовольствие! – Злодей даже не дал ей договорить.

Они вместе отправились на кухню и поставили грязную посуду в раковину. Себастьян прислонился бедром к мойке и провел ладонью по голой руке Клер.

– С той самой минуты, как зашел сегодня в дом, мучительно пытаюсь решить одну исключительно важную проблему: имеется ли под этой блузкой хотя бы самый маленький лифчик? По-моему, ответ будет отрицательным.

Клер опустила взгляд на две отчетливые вершинки, откровенно приподнявшие черный шелк.

– Мне холодно.

– Ну да. Я так и подумал. – Он провел костяшками пальцев по ее левой груди. Губы Клер сами собой открылись, и он» нервно вздохнула. – Но на самом-то деле ты возбуждена.

Она прикусила губу и покачала головой. Однако оба знали, что догадка Себастьяна справедлива.

Он нехотя опустил руку.

– Что ж, показывай ваш королевский дворец.

Клер повернулась на каблуках черных сапог и вышла из кухни, предоставив гостю идти следом. Лучше бы Себастьян воздержался и не распускал руки. В доме Джойс ласки совсем неуместны. Но другая, новая, недавно открывшаяся часть Клер, не раздумывая, стремилась к радостями мечтала о дерзких прикосновениях.

Она доказала гостю небольшую комнату, служившую кабинетом Джойс, парадную гостиную и библиотеку. Себастьян вел себя сдержанно, вполне прилично. Удивительно, но неожиданная скромность выбивала Клер из колеи не меньше, чем приставания.

– В детстве я провела здесь уйму времени. – Клер кивнула на разноцветные ряда книг в солидных переплетах: они занимали все стены от пола и до потолка. Комнату украшали стариннее кожаные кресла и несколько ламп от Тиффани.

– Как же, помню. – Себастьян прошел вдоль застекленных шкафов красного дерева. – А где же твои книги?

– О, мои книги издаются в бумажных обложках.

Он быстро оглянулся:

– И что?..

– Мама не считает их достойными соседства с дорогими изданиями.

– Неужели? Но это, же смешно! Ты ее дочь, ее семья. А потому для нее ты куда важнее унылых русских классиков в неуклюжих переводах и давно почивших англоязычных поэтов. Миссис Уингейт должна с восторгом и гордостью поставить романы любимого ребенка на самое почетное место!

Откровенно говоря, Клер тоже так считала. Ну, пусть и не самое почетное, но приличное место на полке в доме матери она заслужила. Слова Себастьяна разбудили в ней старательно запрятанные, не слишком приятные и не слишком желанные чувства.

– Спасибо.

– За что? Знает ли она, как трудно опубликовать книгу?

Да, вот в этом искреннем интересе весь Себастьян Вон. И все же она не должна испытывать к нему ничего, кроме легкой симпатии и огромного физического влечения.

– Скорее всего, она этого не представляет. Но даже если бы и знала, все равно ничего бы не изменилось. То, что сделано Кларестой, по определению не может оказаться ни хорошим, ни достойным, ни тем более совершенным. Мама не собирается менять свои взгляды, так что мне поневоле приходится приспосабливаться. Теперь у меня уже давно не возникает желания разбиться вдребезги, чтобы заработать похвалу или, напротив, намеренно вызвать недовольство.