И самым правильным будет не разубеждать его, а помочь. Даже пусть за счет некоторой лжи.

— Знаешь, — сказала она, — я тебе очень благодарна. Что-то во мне изменилось. Правда, результат неожиданный.

— Какой же?

— Мы, кажется, помирились с мужем.

— Кажется — или помирились?

— Помирились.

— Я поздравляю. Трудно только первые семь-восемь лет. А потом еще труднее. Когда вы будете расходиться после пятнадцати или двадцати лет семейной жизни, вы уже будете ясно и просто друг друга ненавидеть. И никаких примирений уже не нужно будет. Так что десяток лет подождать, и все определится.

— Ты очень зло говоришь.

— Я злюсь на себя. Я твой муж по сути. И — не могу. Если твой бывший мог жить с женщиной, которая его не любит, то я не могу.

— Ты странно говоришь. Ты говоришь за двоих, не заметил?

— Чтобы тебе не отвечать, не мучиться. Ты ведь добрая женщина. Я же вижу, тебе хочется меня пожалеть, приласкать, утешить. Удивляюсь, как ты сдерживаешься. Правильно делаешь. Пожалеешь по доброте своей, а я ведь какой? — я за пальчик ухвачу, а потом всю ладонь, а потом всю тебя… Глупости я какие-то говорю. Знаешь, когда ничего не было, когда мы с тобой просто говорили о пустяках, когда ездили на мотоцикле, просто ездили, как друзья, тогда было по-настоящему хорошо. Короче: я без тебя жить не могу, я без тебя болею, но самое правильное для тебя — послать меня к черту. Или обоим будет хуже. Но я тебя прошу этого не делать. Но одновременно прошу не слушать, что я там прошу, а поступить по-своему. То есть все-таки послать к черту.

— Ты сам понимаешь, о чем говоришь?

— Я не хочу тебя больше видеть! Это понятно? Все, кончено, готовь для мужа примирительный ужин!

Говорят в народе: «помяни черта, а он тут как тут». Никогда в жизни у Ольги не бывало таких совпадений, а когда рассказывали другие, она думала: выдумки. Но вот Илья произнес эти слова о муже — и раздался звонок в дверь.

Почти машинально Ольга пошла открывать и обомлела: в двери стоял Георгий. Он, как и Илья недавно, не стал ждать приглашения, вошел сам, но гораздо более напористо, стремительно.

Ольга поспешила за ним.

— Так! — увесисто сказал Георгий, увидев Илью.

Илья ничуть не испугался. Ведь он видел в Георгии мужа, с которым она помирилась, она ведь только что сказала об этом!

— Вот и муж пришел! — сказал он. — Приятно посмотреть на воссоединение близких душ! Милые бранятся — только тешатся!

Для Георгия это было настолько неожиданно, что он удивленно обернулся и посмотрел на Ольгу. Она опустила глаза.

— Что ж, совет вам да любовь! — пожелал Илья. — Надеюсь, больше никогда не встретимся!

И, с подчеркнутой вежливостью распрощавшись, ушел.

— Не понял! — сказал Георгий.

— Что тут понимать… — обронила Ольга. — Ты хотел сделать мне больно? Радуйся, сделал. Больнее не бывает. А теперь уходи. И если ты хоть когда-нибудь появишься, я ударю тебя утюгом, ножом, топором вот этим, — она взяла кухонный топорик, — и убью тебя до смерти, потому что я ненавижу тебя!


Ольга лежала в сгущающихся сумерках, не зажигая света.

Она вспомнила вдруг рассказ Ильи в одну из ночей (он много интересного рассказывал вообще). Это был рассказ о западных байкерах, о забавах некоторых из них, молодых и безрассудных. Они собираются большими компаниями: тридцать, пятьдесят, сто мотоциклов. Безлунной и беззвездной ночью они выезжают на трассу с выключенными фарами. Мало того, они завязывают глаза или наглухо закрывают прорези шлемов. Трасса не как у нас, а широкая, до двадцати полос. И они едут по ней, заняв всю ширину, едут сплошным потоком. Мотоциклы у них тоже получше наших, издали не расслышишь, моторы тихо работают. И они мчатся почти бесшумно, с огромной скоростью. И никто не имеет права свернуть. Хоть и вслепую, они чувствуют друг друга рядом, и это помогает им ориентироваться. По таким трассам ночью ездят лишь случайные автомобили и большегрузные грузовики, тягачи с контейнерами. Они едут навстречу, не зная, какое из этих многотонных чудовищ встретится, какое, где и когда. И вот грузовик светом фар выхватывает летящую на него армаду, возникшую, кажется, прямо из-под земли. Он успевает только просигналить, свернуть не успевает, да и не может. А они не имеют права свернуть. И разбиваются — те, кому этот грузовик выпал на судьбу этой ночью.

— Страшно, — сказала тогда Ольга. — Зачем это им?

— Кому — им? После аварии они сразу разделяются на две части: погибшие — и оставшиеся в живых. Для погибших этого вопроса нет. А для оставшихся в живых есть счастье, заключающееся в том, что они остались в живых.

— Не понимаю. Пока они еще не разделились, зачем рисковать?

— Я же говорю: нет этого вопроса! Это на каком-то другом уровне. Я когда прочел про это, тоже подумал: зачем? Но, знаешь, с той поры мне часто снится сон: я еду по шоссе с выключенными фарами, правда, один, а не в толпе. Еду в темноте, еду наугад. И вот возникает грузовик. Его шум. Еще немного — и в лоб. Но — мимо. Только вой мотора и гудок. И еще один — мимо. И еще один. И — ощущение невероятного счастья.

— И так всегда — мимо?

— Нет. Иногда разбиваюсь. Но это же сон, поэтому я разбиваюсь, а сон продолжается — и то же ощущение страшного счастья. Еще страшней и еще счастливей. Откуда эти сны? Зачем они мне?

— Подсознательная тяга к самоуничтожению. Фрейд, — сказала Ольга.

— Может быть. Но это не простая тяга. Это желание самому распорядиться своей смертью. Где-то я читал и об этом, чья-то фраза, не помню: «Если я не могу распорядиться своей жизнью, то хочу распорядиться своей смертью».

— Но почему — «не могу распорядиться своей жизнью»? Кому-то это удается.

— Никому. Уже потому, что моя жизнь не принадлежит мне одному. А смерть — только моя. В моей жизни огромное количество соучастников. Сожителей, — усмехнулся Илья. — А в смерти соучастников нет.

— Ты не прав. Как бы ты, например, ни слился со мной, я все равно останусь — я. Хотя ты знаешь?

— Что?

— Смешно сказать. И глупо.

— Что, что?

— Вчера — или сегодня? — я уже запуталась!.. В общем, я вдруг подумала, что хотела бы на минуту стать тобой. Чтобы узнать, что ты чувствуешь. Чтобы увидеть себя со стороны.

— Повесь на потолок зеркало.

— Ты пошляк.

— А ты не знала?

— Ты хочешь таким казаться.

— Нарочно. А то еще влюбишься, вот морока-то будет.

— Не надейся!


…Ольга вспомнила этот разговор.

И подумала, что, возможно, после сегодняшней встречи он поехал за город. Он едет по ночной трассе с выключенными фарами. С завязанными глазами.

Ей стало тревожно, а потом так плохо, что ноги ослабели, и она встала, подошла к окну, вглядываясь зачем-то в темень.

Потом позвонила ему домой.

— Его еще нет, — ответила мать.

— А когда он будет?

— Не знаю. Хотел у приятеля заночевать.

— Извините.

Ольга положила трубку и сказала то ли мысленно, то ли вслух: «Если он останется жив, я никуда его не отпущу от себя. Господи, дай ему услышать мои слова: я люблю тебя! Я люблю тебя, открой глаза, остановись, я люблю тебя больше всего на свете!»


Она не спала всю ночь, а потом все утро звонила в редакцию. Сначала никто не подходил, потом стали отвечать сотрудники. Ильи не было.

Наконец кто-то сказал:

— Сейчас позову.

— С ним все в порядке? — торопливо спросила Ольга.

— А что вы имеете в виду?

— Алло? Слушаю! — возник голос Ильи.

Ольга зажала трубку рукой, по лицу ее текли слезы…

Глава 14

Прошла неделя.

Теплая ясная погода, державшаяся до начала октября, закончилась. Ночами шли холодные дожди, утром улицы были все в опавших листьях, прилипших к мокрому асфальту.

Погода не располагала к прогулкам, но Ольга не могла по вечерам усидеть дома. Бродила по улицам. Заходила к родителям, которые всегда были рады ей. Иногда даже оставалась у них ночевать. Не раз она проходила мимо дома, где находилась редакция, в которой работал Илья. Но ни разу его не встретила.

Всю эту неделю, каждый вечер она собиралась позвонить ему. И каждый вечер решала этого не делать.

Все чаще она вспоминала его слова: «Я заболел вами», — потому что испытывала то же самое: она заболела им. Будто загипнотизировал, околдовал, приворожил. Она заболела им, он нужен ей. Но зачем, вот вопрос! Выйдет ли что хорошее из этого, вот вопрос! Знак Ольги — Весы, и хотя она достаточно скептически относится к астрологии и гороскопам, но не может отрицать, что символ весов для нее подходит: она всегда стремилась к уравновешенности, к какой-то гармонии в себе и окружающем. Она и мужа выбрала себе (ведь и она выбирала, а не только он!) — довольно спокойного, трезвого, практичного человека. Таким он казался ей сначала. Она просчиталась. И он, бедняга, просчитался. Милое личико разглядел, фигуру разглядел, то, что не дура, тоже понял, насчет же характера имел мнение, что Ольга создана для семейной благости, для поддержания очага и для создания ему бытового и психологического комфорта. И очень удивился, когда явственно стал чувствовать в Ольге достаточно сильный характер и нежелание быть второй в паре. Только наравне. Возможно, для него это был не то что удар, но разочарование довольно серьезное… Возможно, с этого все и началось, а не с того, что у них не было детей…

Итак, Весы, упорядоченность, гармония. Всего этого с Ильей не будет и не может быть.

Хотя нельзя не оценить его выдержу: наверняка ведь хочет позвонить, увидеть. Но терпит, считая, что Ольге этого не нужно, не желая причинять ей неприятности. И поверив к тому же в ее воссоединение с мужем.