Илья в очередной раз бросил пить. Это занятие давно ему перестало нравиться, но слишком велика оказалась физиологическая зависимость от алкоголя. Он и раньше бросал, не пил месяц, два, три, потом срывался в запой, неделю пил, неделю отлеживался… Этот раз был рекордным: почти год с октября прошлого года. Надо заметить, что в пьяном виде он никогда не садился за руль мотоцикла. Боялся себя. Илья даже замки навесил на гараж-сарайчик такие хитроумные, что открыть их можно было только с определенным напряжением ума и ловкостью рук. Однажды, не помня себя, он пытался все-таки открыть — не вышло. Илья схватил лом и стал крушить замки, дверь. На шум пришли байкеры. Уважая его, успокоили, под руки отвели домой. Но это — в прошлом, говорит он себе, этого больше никогда не будет.


Илья оказался первым мужчиной, с которым Ольга сама заговорила за долгое время — не потому, что испытала вдруг интерес к нему, а просто… Просто так!

Но с этого все и началось.

— Мне кажется, — сказала она, — вам вот этот подойдет.

И подала ему флакон.

Он озадаченно взглянул на нее. Отвинтил колпачок.

Удивился:

— Точно! Именно такой я искал. Как вы угадали?

— Не знаю. Чутье. Вы ведь тоже, когда расставляете слова, чувствуете: именно это нужно, а не другое. Ведь так?

— Расставляю слова? — не понимал он. — В каком смысле?

— Я читаю газеты. А вашу — очень часто. И ваши материалы. Там портрет печатают ваш.

— Да мало ли! Портрет! Фотография размером с почтовую марку! И кто на это смотрит?

— Мне казалось, если материал интересный, то интересно и рассмотреть лицо. Не будете же вы говорить, что вас не узнают на улицах?

— Да никогда! Газета не телевизор, там каждый день можно печатать свою рожу — и все равно не узнают! Нет, было раза три, — тут же поправился Илья. — Но вообще-то, честно говоря, я почти потрясен. Нет, честное слово, очень приятно, очень.

— Мне приятно, что вам приятно, — сказала Ольга. — Ну что, берете одеколон?

— Да, конечно.

Он уплатил в кассу, вручил Ольге чек, взял коробку с одеколоном, вертел ее в руках, медлил.

— Нет, странно, — сказал он. — У нас газета хоть и популярная, но я делаю материалы, как бы это сказать…

— Не для всех?

— В общем-то да. Хотя это звучит нескромно.

— Это скорее мне комплимент, — сказала Ольга. — Значит, я не из всех, потому что читаю.

— Надо же!

Он был настолько простодушно удивлен, что Ольга рассмеялась.

— Даже не верится, — сказала она. — Я думала, журналисты вашего масштаба привыкли к известности, к славе.

— Какая слава, какая известность! Пока тебя не пришьют в темном подъезде за какое-нибудь журналистское расследование, никто и знать не знает, кто ты и что ты! Я серьезно говорю! К тому же нет кумира в своем отечестве.

Нет, Ольгу поразило не то, что Илья оказался вовсе не так известен, не так избалован славой, как ей представлялось. Ее изумило простодушие, написанное на его лице, искреннее, неподдельное. То, что он в коже и с длинными волосами, подъезжает на рычащем мотоцикле, казалось ей всего лишь маской, за которой скрывается серьезный аналитик, живущий большими проблемами, на острие событий и фактов. И вдруг — близко — такое обычное, какое-то домашнее лицо! Лицо человека, с которым можно говорить запросто, не подстраиваясь и не подлаживаясь и не стараясь казаться умнее или лучше, чем ты есть.

— Может, вы и книжки читаете? — спросил в это время Илья, и Ольга стряхнула с себя очарование момента. Она услышала в вопросе, в иронии, с которым он был задан, что Илья вовсе не так прост. Вот он опомнился и говорит с ней так, как говорил бы с любой смазливой девчушкой, заигрывая на всякий случай: вдруг податливой окажется?

— Нет, книжек не читаю, — сухо сказала Ольга. — Одну газету в неделю. И то не все слова сразу понимаю. Образование неполное среднее, что с меня взять!

— Ну, образование, положим, как минимум, среднее. И книги вы все-таки читаете. И не только детективы.

Ольга была обескуражена.

— Откуда вы знаете?

— По глазам видно. По всему вообще.

— Чему — всему? — растерялась Ольга, вспоминая, как она сегодня накрашена и одета (вдруг сразу забыла, словно ступор нашел! — хоть к зеркалу бросайся!).

— Не важно, — сказал Илья. — Видно, и все. И полагаю, что эта работа для вас — не мечта жизни.

— К сожалению, — сказала Ольга.

— Думаю, сожаление не такое уж большое. Вы ведь не только ради заработка здесь. Обеспеченный муж, хорошая квартира! — уверенно догадался Илья.

— Да, именно так! — ответила она, думая о том, что совсем недавно это было правдой.

— А почему с такой грустью сказано? — спросил Илья.

— Вам показалось.

— Может быть. Не имею привычки влезать в частную жизнь. Принцип такой.

— Очень хороший принцип!

— Ну, спасибо. Двойное: за помощь и за то, что узнали. Это все-таки, черт возьми, иногда очень стимулирует! Теперь весь день счастливый буду ходить.

Илья улыбнулся улыбкой, которая, возможно, представлялась ему обаятельной, но Ольга с сожалением увидела отсутствие двух зубов в нижней челюсти справа. Правда, заметно это было лишь при улыбке.


Как странно, думала Ольга. Я действительно с интересом читала его статьи. Но представить себе не могла, что мы познакомимся и будем разговаривать — и так просто, так легко, будто сто лет знакомы! Это, надо признать, его заслуга. Тут ведь как в теннисе, играешь по партнеру. (Муж — теперь бывший! — увлекся модным в его кругу теннисом, они с друзьями арендовали корт почти на целый день по субботам.) Муж гордился тем, что Ольга единственная из жен, тоже играющая, и неплохо! Остальные жены сидели на трибунах, пили пиво, курили и говорили о пустяках. Среди них были красоточки и даже стройные, некоторые пытались тоже играть, но тут же становились неуклюжими, неловкими и не прилагали усилий, чтобы это преодолеть. Ольга играла от души, она с детства любила физкультуру и спортивные игры. К тому же она была равнодушна к алкоголю, табачного дыма и вовсе не переносила.) Наверняка у него семья, взрослые дети, подумала Ольга и удивилась: зачем она об этом думает? Если бы он нравился ей как мужчина, но нет. Ей не нравятся его длинные волосы, да и лицо в целом. Ей ничто в нем не нравится!

И она перестала о нем думать.


Приятно, черт возьми, подумал Илья, садясь на мотоцикл. И девушка приятная.

И через пять минут забыл о ней.

А вечером, придя домой, Ольга, как всегда, сварила кофе и села в кресло перед телевизором, вытянув ноги, отдыхая.

И вдруг поймала себя на том, что осматривает комнату. Она осматривает ее и оценивает глазами чужого человека! Ведь будет же когда-нибудь день, когда кто-нибудь придет сюда, начнет квартиру разглядывать… Ведь не вечно продлится ее болезненное одиночество.

Ольга передернула плечами, вернувшись из чьего-то чужого в свое собственное зрение, и вдруг мысленно увидела здесь чужого мужчину. Он не представлялся конкретно, было нечто расплывчатое, но, главное, постороннее здесь. Нет, ей никто не нужен, она хочет быть одна, одна, одна, ей хорошо с самой собой!


Откуда, однако, это наваждение взялось? Неужели из-за этого лохматого журналиста, любителя хорошего одеколона?


Пил кофе и Илья этим вечером, но в офисе, в редакции, засидевшись за статьей. Ему нравилось работать именно здесь и именно тогда, когда все уходят. Людмила, правда, задержалась и спросила, не нужно ли помочь. В вопросе слышалось другое (об этом другом хорошо знает специально купленный Ильей для редакции большой широкий мягкий диван: «для представительства», сказал он). Но Илья сделал очень озабоченный вид: дескать, муза посетила, извини, прости, потом… Людмила, кажется, не обиделась: вдохновение Ильи было для нее всегда уважительной причиной. Когда за нею закрылась дверь, Илья вспомнил девушку из универмага. Усмехнулся чему-то — и взялся за статью.

Глава 2

Через день он проезжал мимо — и вдруг захотелось зайти.

Она слегка удивилась.

— Зашел сказать спасибо, — сказал Илья. — Всем дамам в редакции очень понравился запах. Они даже вспомнили, что я не только редактор, но и мужчина еще. С вашей легкой руки — женюсь!

Намекает, что не женат, подумала Ольга. И сказала:

— Буду очень рада.

— У вас что-то настроение пасмурное, — сказал Илья. — С мужем поссорились?

— Просто осень началась, — сказала Ольга. — Я не очень осень люблю.

— Так продлите лето. Пусть вас муж куда-нибудь на Багамы свозит отдохнуть.

Опять он о муже, подумала Ольга. К тому же упорно считает его богатым. И ей вдруг ужасно захотелось рассказать о себе — потому что поделиться ей было не с кем. Но она тут же подавила в себе это желание.

— На Багамах не была, — сказала Ольга, — а в Испанию ездили прошлым летом.

— Загар до сих пор сохранился, — сказал Илья.

— Нет, это просто такая кожа. От природы. И в детстве меня каждое лето родители возили на море. Загорела на всю жизнь, — сказала Ольга — и опять ощутила приступ — нестерпимое желание рассказать этому совершенно постороннему человеку о своем детстве, которое было, что ни говори, счастливым.

— Что? — Она не расслышала, занятая своими мыслями.

— Значит, у вас на лице загар, а не тень печали? — изысканно выразился Илья.

Голос его был слишком фамильярным, и Ольга решила слегка поставить его на место:

— Это тень от тех, кто мне солнышко загораживает. Почему-то многие любят загораживать солнышко. Сами вместо солнышка светить хотят.

— Хм. Довольно глубоко замечено! — с искренним удовольствием воскликнул Илья. — Кстати, сегодня замечательное солнышко, почти летнее. А у вас ведь обеденный перерыв через пять минут? — взглянул он на часы. — Пойдемте мороженого съедим?