Ги Бретон - От Анны де Боже до Мари Туше

Эта история несколько дней развлекала двор, и королева, конечно, тоже о ней узнала.

Она была оскорблена и в который уже раз задавалась вопросом, как удается герцогине Валансийской. — которая на двадцать лет старше нее, удерживать при себе короля. Этот вопрос постоянно мучил ее, потому что, по мнению Брантома, «она чувствовала себя такой же красивой, приятной, как и услужливой, а значит, достойной претендовать на свои лакомые куски»…

Сильно заинтригованная и не раз думавшая, что фаворитка владеет какой-то неведомой ей техникой любви, она решила научиться этому и поделилась своими мыслями с одной из своих наперсниц.

У той, к сожалению, не было большого опыта, и все ее «советы» ничему не научили королеву. Придя в отчаяние, обе женщины решили подсмотреть за любовниками именно тогда, когда они предаются своему излюбленному занятию. Тогда Екатерина Медичи приказала просверлить несколько дырочек в полу над комнатой герцогини, «чтобы увидеть, пишет Брантом, все, что происходит, и ту жизнь, которую ведут любовники». И стала ждать случая.

* * *

Однажды днем, видя, что король направляется в апартаменты Дианы, королева вместе со своей приятельницей быстро поднялись в упомянутую комнату и расположились у своего наблюдательного поста. Вытянувшись на полу и вперив взор в просверленные отверстия, стали смотреть, — но увидели лишь невероятную красоту: и прежде всего они заметили очень красивую женщину с белой, нежной и на удивленье свежей кожей, у которой ночная рубашка прикрывала одну половину тела и оставляла обнаженной другую. Женщина кокетничала, осыпала любовника ласками, дурачилась, и он отвечал ей тем же, да так, что они оставляли кровать и прямо в рубашках ложились и боролись на пушистом ковре, брошенном рядом с кроватью, чтобы избавиться от жаркой постели и ощутить прохладу, потому что это было во время самой большой жары».

Эта манера вести себя, которая ей была совершенно незнакома, поразила королеву и сильно раздосадовала. Она «принялась плакать, стенать и горевать, поскольку ей казалось, и она это говорила вслух, что ее муж никогда не обращался-с нею так и не совершал всех тех безумств, которые, она сама видела, позволял себе с другой».

— Понимая, что ей никогда не узнать тайны привлекательности Дианы, королева снова покорилась судьбе и, как писал Лоренцо Контарини, «несла свой крест с большим терпением».

Безумно влюбленная в короля и каждую минуту боявшаяся потерять его навсегда из-за своей постоянной враждебности, она в конце концов сблизилась с Дианой и установила с ней дружеские отношения.

Герцогиня Валансийская, конечно, воспользовалась этим, чтобы утвердиться еще больше. Оставив королеве обязанность производить на свет детей, она взяла на себя заботу по их воспитанию и образованию.

Как только Екатерина рожала очередного младенца, его у нее тут же забирали; новорожденного несли показать королю и Диане.

После этого фаворитка поручала малыша своим кузенам, монсеньеру и мадам д'Юмьер, которые по ее настоянию были назначены гувернерами королевских детей. До нас дошли письма, свидетельствовавшие о том интересе, который проявляла любовница короля к здоровью детей Екатерины.

«Я получила письмо, — пишет она, — например, мадам д'Юмьер, в котором сообщается, что М-м Клод чувствовала себя этой ночью неважно из-за кашля, что всех нас очень обеспокоило; однако заболевание это не опасно, если вспомнить Мадам ее старшую сестру, у которой уже случалось такое. Королева вам уже написала свое мнение об этом. Мне кажется, вы поступите правильно, если решитесь, наконец, перестать сомневаться. Я гораздо больше доверяю вашему мнению, чем мнению врачей, особенно учитывая количество детей, которое у вас было» <М-м д'Юмьер имела восемнадцать детей.>.

Когда дети достигали возраста, позволявшего обучать их хорошим манерам, принцев возвращали ко двору, и Диана сама готовила их «к цивилизованной жизни».

Жизненные правила в XVI веке были, однако, странными. Чтобы в этом убедиться, достаточно полистать первый учебник приличных манер, опубликованный Матюреном Кардье. Там, например, можно прочесть: «Пристало время от времени вытягивать губы трубочкой, чтобы окружающие могли расслышать что-то вроде свиста, привычка, характерная для прогуливающихся в толпе принцев».

Кроме того, тот же автор советует «ходить вразвалку» и подражать итальянцам, которые, говорит он, «чтобы оказать кому-нибудь честь, ставят одну ногу на другую и стоят почти что на одной ноге, подобно журавлю».

В те времена была мода на томные, расслабленные позы; вот почему считалось весьма изящным «держать глаза полу прикрытыми и вытягивать губы как для поцелуя».

Не менее трудным является искусство приветствия:

«Надо согнуть правое колено и одновременно сделать плавное движение телом, говорит Матрен Кардье. Шляпу следует снимать правой рукой, держать опущенной вниз в левой руке, тогда как в правой руке должны находиться перчатки, опущенные на уровень живота. Есть приветствие, принятое при встрече: если речь идет о мужчине, то следует обнять и поцеловать; если речь идет о человеке более высокого ранга, следует обнять его пониже руки, и тем ниже, чем выше его сложение. При встрече; человеком, равным по положению, обнять его одной рукой за плечо, а другой ниже плеча».

Герцогиня Валансийская, прекрасно владевшая всеми тонкостями придворного этикета, в совершенстве демонстрировала все эти любопытные жесты и превращала королевских детей в юношей, которые могли «выйти в свет»…

* * *

Королева продолжала улыбаться и ломать комедию дружбы. А между тем не было, кажется, такого унижения, которого ей удалось бы избежать. В день ее коронации в Сен-Дени Диана стояла рядом с ней в отороченном горностаем сюрко, в парадном платье на старинный лад, и со стороны всякий бы угадал, кто из них королева.

Очень символичный инцидент произошел во время церемонии: корона была слишком тяжела для королевы, и одна из дочерей Дианы сняла ее с головы Екатерины и положила у ног своей матери на бархатную подушечку…

Королева не дрогнула. Казалось, ее ничего не трогает.

Но однажды вечером, измученная своим положением, она чуть-чуть выказала свое настроение. В тот раз она читала в своей комнате, когда вошла Диана и спросила:

— Что вы читаете, Мадам?

— Я читаю историю этого королевства, — ответила ей королева с любезной улыбкой, — и обнаружила, что во все времена делами французских королей управляли шлюхи!..

Между ними наступил холодок.

В 1549 году, затевая разговор о семействе Гизов, люди обычно говорили: «Когда какой-нибудь женщине удается нырнуть в постель короля, всем ее друзьям хочется поплавать в реке».

Это лишний раз свидетельствовало о том, что народ не проведешь и что у него достаточно проницательности, потому что дом Гизов, которому так упорно покровительствовала Диана де Пуатье, с появлением на престоле Генриха II сумел добиться огромного влияния.

Добившиеся большого количества архиепископств, аббатств, политических постов, Гизы постепенно превращались в королевстве в силу, которая со временем могла стать угрозой для трона.

Но Диану, которая думала лишь об обогащении семьи, с которой породнились ее дочери, это мало беспокоило. Она и представить не могла, что из-за ее бездумного покровительства король Франции однажды окажется перед печальной необходимостью пойти на убийство.

Неуклонно растущее влияние Гизов в правительстве раздражало многих людей при дворе. Но самым оскорбленным, без сомнения, был Монморанси, который почувствовал, как его оттирают от короля.

Действительно, зная, что король очень любит коннетабля, герцогиня Валансийская делала все возможное, чтобы уменьшить привязанность и доверие короля.

Задача, надо сказать, была нелегкой, поскольку Генрих II видел в Монморанси чуть ли не старшего брата, которому не только все прощал, но и позволял удивительные фамильярности, что, конечно, не могло не вызвать зависти у Гизов. Приведу здесь только один пример. Однажды, когда король вместе с несколькими друзьями зашел к коннетаблю, тот самым естественным тоном спросил:

— Вы не будете возражать, Сир, если я вымою ноги?

Генрих кивнул, не выказав ни малейшего удивления. Монморанси приказал принести таз с горячей водой, разулся и преспокойно занялся мытьем на глазах у короля.

Если Генрих на это лишь улыбнулся, то все присутствующие при этой сцене были крайне шокированы. Посол Альваротто писал в Италию: «Не хватало только, чтобы он еще и помочился в комнате. Все присутствующие были просто сражены..,»

Герцог де Гиз, также присутствовавший при мытье ног, вернулся в свои апартаменты позеленевший от зависти, видя, что Монморанси гораздо больше близок королю, чем он.

Этот изъян следовало компенсировать.

Несколько дней спустя Диана, желая вознаградить своих подопечных, добилась назначения одного из Гизов, кардинала Карла Лотарингского, главой королевского Совета.

В конце ноября 1549 года весь христианский мир с удивлением и искренней печалью узнал о смерти папы Павла III. И Диана, вознамерившись посадить на папский престол своего старого друга, кардинала Иоанна Лотарингского, принялась плести интриги.

Узнав о предпринимаемых фавориткой шагах, Монморанси, не теряя ни секунды, сообщил всем французским кардиналам, отправлявшимся на Конклав, что их первейший долг помешать избранию кандидата Дианы.

Его послушались, и папой под именем Юлия III стал кардинал Дель Монте.

Неудача чуть не убила Карла Лотарингского, и в течение нескольких дней все Гизы были не в себе из-за переполнявшего их гнева.

Чтобы их утешить. Диана вмешалась еще раз, и Карл де Гиз стал самым могущественным во Франции прелатом. Теперь он был епископом (или архиепископом) Реймса, Лиона, Нарбонна, Баланса, Альби, Ажана, Люсона и Нанта…