Я стоял на пустой остановке, держа в правой руке небольшой пакет с продуктами. Хотелось пить, но я постеснялся отчего-то доставать бутылку с минеральной водой. Мне казалось, что это будет выглядеть со стороны несколько вульгарно. Вот буду дома, тогда пожалуйста. Лишь не ловить на себе двусмысленные взгляды случайных прохожих, и тех, кто высунулся из окон, чтобы покурить, либо просто поглазеть по сторонам. И снова в голове рой мыслей, одну из которых удалось ухватить.

Мне думается, что в уступках как раз и проявляется человеческая мудрость. Уступая, можно потерять малое и сиюминутное, при этом сохранив нечто очень важное, к примеру, дружбу или любовь. Напротив, не дальновидно настаивая в чём-то на своём, даже будучи правым, рискуешь получить от жизни щелчок по носу. В человеческих отношениях по-настоящему важно лишь одно - беречь.

Тогда я не думал об этом. Мне казалось, что всё, что было между нами так и останется неизменным, непреходящим. Другого варианта развития я и не видел. Наверное прежде всего из-за своей тогдашней слепоты. Очень может быть, что и до сих пор ничего не изменилось — я по прежнему слеп, и только вожу палкой из стороны в стороны, пытаясь по отзвуку, который она издаёт соприкасаясь с миром, судить о нём, как о чём-то истинном. Никогда я не заблуждался больше, чем сейчас, хотя бы потому, что впредь не умел ни о чём как следует судить. Можно ли в принципе осудить себя справедливо?

Подошёл мой трамвай. Он был почти пуст, за исключением пожилой четы. Та рассказывала ему о чём-то, а он, видимо совсем глухой, делал вид, что слушает, но на самом деле просто любовался видом из окна. Было в этом что-то трогательное, и в тоже время бесконечно мудрое.

Не сказанные вовремя слова уже никогда не придутся к месту. А потому молчим. Молчим, даже когда есть что сказать. Даже когда молчание принимают за всё что угодно, кроме того единственного, чем оно является.

Я заплатил за проезд и поудобнее расположился на своём месте, медленно закрыл глаза, зарывшись в ворох мыслей. Выходить всё равно на конечной.

Отношения должны способствовать духовному росту. Человек должен преображаться в них в лучшую сторону, учиться, взрослеть. Только такие отношения правильные и, как правило, крепкие. Если у человека нет понимания всей серьёзности сделанного шага в этом направлении, если он подходит к этому с изрядной долей легкомыслия и скепсиса, а то и просто действует исключительно по наитию, то у такого человека нет в отношениях никакого будущего.

Как будто кто-то задумывается о будущем, когда любит. Безусловно, такие мысли имеют быть место, но все они какие-то шаблонные, заимствованные у других, а потому чужие. Для любви нет понятия потом. Это влюблённость стремительна, а любовь неспешна. А потому влюблённость быстро проходит, а любовь же, напротив, умирает, пожалуй, даже слишком медленно. Словно ждёшь рассвета, который вот-вот должен наступить, хотя бы и по времени, но за окном неизменно одно — непроглядная, безмолвная, властная ночь.

Уже по дороге домой зашёл в сувенирную лавку. На работе намечался корпоратив. Не люблю этот шум, пьяный смех и прочие радости праздника, но что поделать. Я и так по жизни слишком уж держусь особняком. Сувениры были в сущности не обязательны, можно было вполне ограничиться условной суммой на само проведение корпоратива, и всё-таки я их приобрёл. Сам не знаю почему. Только позже, уже придя домой, спонтанное метание выразилось в уже отчётливый и понятный порыв души.

Тот, кто дарит подарки без какого-либо повода сам испытывает острую потребность в радости. Ведь радость, если подумать, это то чувство, которое обязательно необходимо с кем-то разделить.

Вечно хмурый, вечно недовольный чем-то. Радость — я и забыл что это такое.

По каплям, словно из чашки с ароматным кофе, просочилась наружу ночь. Снова долгая, как застывшее в памяти неприятное воспоминание, раз за разом прокручиваемое, словно ты находишься на сеансе немого кино. Уже давно пустили титры, включили свет, зрители разошлись, а ты всё продолжаешь пялиться на экран, словно не веришь до конца, что фильм уже завершён.

За разговорами с тобой я и не замечал, как мимо проносилась ночь. Прощались мы и вовсе странно, желая друг другу доброго утра. А потом силились не уснуть — ты на парах, а я на работе. Разговоры, в сущности, были ни о чём. Не знаю, что я больше любил — слушать тебя, твой голос, ловить его интонации в уже привычных словах, но благодаря тебе звучащих по-новому, необычно. Я никогда не смеялся над теми историями из твоей жизни, которые может быть и выглядели со стороны глупо, но я понимал насколько это для тебя важно. Сам я всегда восхищался тем, с каким вниманием ты слушаешь меня. Я делился какими-то своими впечатлениями, наблюдениями, тем, чем трудно заинтересовать равнодушного к себе человека. И всегда находил понимание, даже будучи неправым. Сказать, что мне не хватает таких вот разговоров по душам — ничего не сказать. Ещё слишком многое осталось невысказанным. И это многое — самое главное.

Глава 13

XIII

Время, конечно, я выбрал позднее, но кафе работало до полуночи, а потому я зашёл нисколько не смущаясь, на ходу отряхивая пальто от снега, пока осторожно поднимался по скользким ступенькам.

- Добрый вечер! Что будете заказывать? - обратилась ко мне официантка, пока я вешал пальто. Вместе с её дыханием я уловил запах сигарет.

- Один лунго, если можно.

- Конечно.

Я сел за столик, поближе к окну, прислушиваясь к словам песни льющейся из радиоприёмника. Кроме меня в кафе была парочка влюблённых, которая, шушукаясь, что-то горячо обсуждала, склонившись над экраном смартфона.

- Вот. Ваш кофе. Приятного!

- Спасибо.

Девушка улыбнулась дежурной улыбкой и поспешила к стойке, очевидно обсудить что-то с коллегой - с другой девушкой, постарше, которая суетилась возле раздачи.

Кофе был слишком горячим, чтобы его пить, но в самый раз, чтобы греть им руки.

За окном, в свете уличного, чуть подслеповатого фонаря, лениво кружились первые снежинки. Я на миг забыл об усталости прошедшего дня, обо всей нелепости человеческой природы, в которой кутаешься в тёплые вещи, ищешь тепла где-то снаружи, а потому не находишь его, не можешь по-настоящему согреться. Затем, видимо, и зашёл сюда безо всякой на то веской причины.

И всё же сила привычки сильна, а потому отдаёшь ей должное, пытаешься снова и снова. Вот и я пытался — ничем не хуже других, но и не умнее.

На наручных часах было без пяти полночь, когда я вышел из кафе на улицу. Заметно похолодало. Я пожалел, что не одел свой любимый зелёный шарф. Хотя, наверное, это и к лучшему. Опять ненужные воспоминания навеваемые ставшими дорогими сердцу вещами. Шарф — твой подарок. До этого, я вообще никогда не носил шарф. Считал это лишним. Да и как мне виделось тогда, он вовсе мне не шёл. Но этот твой подарок развеял глупые заблуждения. Шарф смотрелся на мне отлично. Не дешёвый, богатого зелёного оттенка. Видно было, что ты к подарку подходила со всей присущей тебе расторопностью. Это только я, когда покупал тебе что-то, поступал небрежно, брал, что лежит ближе, укладывал вещь в корзинку и шёл дальше. Какие же мы всё-таки разные! Но неужели это повод не быть вместе? Совсем ведь не повод.

И как-то сразу перестали вдруг смеяться, а попросту разучились. Научились говорить ''нет'' своим мечтам. Научились обходиться без сна, возмещая ущерб бесчисленными чашками кофе по утрам. Научились молчать, оставляя всё при себе. Научились не влюбляться с первого взгляда, жеста, слова. Научились не ждать, но терпеть, обличая любой душевный порыв в смирение. Научились жить не надеждой, но необходимостью. А всё отчего — оттого что вдруг так глупо повзрослели.

Я гулял по ночному городу, ярко освещаемому фонарями, фарами сонных автомобилей, не спящими окнами. Поднялся ветер, с неба посыпался мелкой крошкой, похожий на сахар, снег. В голове играла навязчивая мелодия, бесконечно прокручиваемая любимой радиостанцией. Несмотря на холод, домой мне не хотелось, а потому я пошёл кружным маршрутом, спотыкаясь на ходу на ставшие для меня слишком высокими бордюрах, то и дело оскальзываясь на ледяной дорожке тротуаров.

Каждый из нас поймёт если не всё, то многое. Но это будет много позже всей той глупости, которая так нам характерна, когда мы любим. Каждый из нас уйдёт с гордо поднятой головой, с апломбом, громко хлопнув дверью и оставив за собой последнее слово. Ведь в этом и смысл — оставить за собой хоть что-то. Каждый сочтёт слабостью делать первый шаг навстречу, боясь насмешки или хуже — презрения. И этот страх будет почти осязаем. Каждый из нас останется при своей правде, пусть и неуместной, скорее даже глупой, но своей. И каждый будет искать замену, не потому, что по-настоящему будет нуждаться в человеке рядом, а просто потому, чтобы доказать таким образом состоятельность этой, ненужной никому, правды, той правды, которая и стала камнем преткновения в прошлых отношениях, и которой, таким образом, мы продолжаем оправдывать собственную глупость. Неужели это всё мы?

Когда уже пришёл домой, то испытал такое чувство, будто попал под сильный ливень, будто вымок весь до костей. Похожее я испытывал, когда впервые тебя увидел, точнее, это будет более справедливым, немного позднее, когда вдруг понял, что ты и есть тот человек, которого я так долго искал, пусть и не вполне осознавая это. Всё в тебе мне казалось знакомым, было близко. А те несколько фраз, какими мы обменялись, не были словами чужих друг другу людей, но хороших знакомых, которые спустя вечность вдруг снова встретились как ни в чём ни бывало, потому как их прошлая встреча была не давеча, чем вчера. Понимаю, звучит глупо, надуманно, а то и вовсе это покажется пустым бредом, но тогда я только так это мог понять, пусть ещё и не принимая всё как данность, как свершившийся факт. Но самое страшное во всём этом то, что не имеешь никакого понятия что со всем этим делать, как избавиться от наваждения этой ''случайной'' встречи, подготовленной если не судьбой, то чем-то вроде этого, иначе как примирить между собой всё то множество факторов, которые, все до единого, служили только одной цели, чтобы эта встреча никогда не состоялась.