Приход лета не стал для меня откровением. Это не был желанный гость, но всё же я ждал его. Точнее, мой внутренний, незнамо каким чудом уцелевший внутренний ребёнок. Он то его и ждал, ведь все самые яркие воспоминания о лете, так или иначе, были и о нём. Взрослый я просто перевернул листок календаря, увидел сменившийся на уже ставший привычным майский пейзаж (какой-то луг в маках), задержал на нём взгляд (не более пары секунд), а потом и вовсе занялся своими делами. Уже лето. Уже целая жизнь позади.

Бой настенных часов среди полной тишины становится невыносим. Он действует не только мне на нервы. Кажется, именно он пробуждает внутренних демонов, а те в свою очередь лишь подстёгивают меня к самоедству. Они смеются надо мной, наперебой перебивают друг друга, комментируют всё происходящее с приличествующей только им издёвкой. Что там сегодня у тебя на завтрак? Яичница, бутерброд с сыром, кофе без сахара? Фу, какой ты скучный. Разве этим подобает утолять голод? Только собой, слышишь? Подумай ещё раз, кто ты есть сейчас и кем бы мог стать, вспомни все свои прошлые косяки, вспомни какой ты идиот, вспомни все свои страхи, от которых ты ещё продолжаешь вздрагивать по ночам, подумай о том, чего ты действительно достоин, подумай о том, какое место в твоей жизни занимает мечта, сколько ты их променял, каждый раз опуская планку? Просто посиди и подумай. Разве это бодрит хуже кофе? Разве внутренний голод не так сильно даёт о себе знать? Его ты, раз почувствовав, в отличие от физического голода, уже никогда не утолишь. Но ты будешь пытаться, ведь так? Ты будешь анализировать, сравнивать, допытываться, принимать на веру или, напротив, опровергать то, что не устраивает в конечном счёте только тебя. И всё-таки будешь полон сомнениями. А иначе какой смысл? Иначе какой во внутреннем мире человека смысл?!

Это невыносимо...

Иду по знакомым местам — без какой-либо цели, просто прогуливаюсь. В воздухе ещё пахнет ночным дождём. Отовсюду шум города и говор праздной толпы. Сколько же в нас проявляется сходства, когда мы собираемся где-то вместе и насколько мы разные, если по одиночке! Этот навязчивый парадокс не выходит из головы, не желает раствориться в шуме мигалок проезжающей мимо скорой. Думаю, что по прошествии времени я так и не смогу ответить, чего в нас было больше — сходства или различия. Мы были непохожи, и в тоже время я узнавал себя в каждой мелочи, в каждой твоей нечаянно брошенной фразе или кажущейся глупой привычке. Всё это мне было близко и по родному понятно. Откуда и каким образом — разве это что-то изменит? Почему же произошло то, что произошло? Вряд ли стоит ожидать на этот вопрос вразумительного ответа. Кто из нас был не прав больше и кто должен был в чём-то уступить — остаётся лишь доискиваться, размышлять, анализировать, делать выводы. Я понял для себя лишь одно: в различиях так много понятного, когда человек имеет для тебя хоть какое-то значение. Излишнее сходство же, напротив, отталкивает даже от близкого человека, как нечто уже невыносимое, заезженное и зачитанное до дыр. Узнавать себя самого в другом человеке и ненавидеть его за это, как будто за нарочное паясничество, или же, что скорее всего, ненавидеть себя самого за то, каким глупым и одновременно смешным ты выглядишь со стороны! Конечно же, критерии глупости заданы исключительно личными предпочтениями. Может и неправильно накладывать подобные формулировки на человека. Попросту смешно, наверное, пытаться разобраться в том, что скорее чувствуешь, чем понимаешь. Как будто в отношениях есть хоть что-то правильное; тот ориентир, который поможет не заблудиться в хитросплетениях человеческой души. Хотя бы своей.

Пепельное солнце в вышине, жужжание автотранспорта, скрип обуви прохожих, их речь: быстрая, скомканная, дежурная, закладывающая уши. Как жаль, что я не захватил наушники. Сейчас какой-нибудь музыки, лишь бы не слышать этот треск.

Пришло очередное смс. Не от тебя. Какая-то дурацкая реклама одежды.

Письма давно вышли из моды. На их место пришли смски, смайлики, холодная вязь печатных литер. Не знаю чего здесь было больше – прихоти или чудачества, только ты настаивала на том, чтобы мы писали друг друга письма. После мы тайком бросали их в наши ящики для газет, чтобы спустя время найти такое желанное письмо. Я помню сколько радости приносило мне простое узнавание твоего почерка – немного небрежного, с небольшим наклоном влево. Ты писала мне, казалось бы, о совершенно простых вещах. Чаще всего это были какие-то переживания по поводу того или другого. Иногда речь заходила о чём-то совсем глупом и не существенном. Как будто ты просто хотела заполнить тем самым пустоту. Но я прекрасно понимал, как это было для тебя важно. В письмах ты часто затрагивала те темы, которые лишь вскользь затрагивала при живом общении. Да и делится впечатлениями о письмах в беседе, было что-то вроде табу. О письмах только в письмах. Звучит нелепо, но всё обстояло именно так. Едва прочитав твоё письмо, я тут же садился за ответ. Я также, немного подражая тебе, писал обо всём — о своих ночных кошмарах, о забавных и не очень эпизодах из детства, о страхе потерять родных и остаться одному. Когда я писал о подобном, о том, о чём казалось никому и никогда не поведаю, я ощущал какую-то лёгкость, словно ощущение полёта. Словно тот груз, что давил на меня все эти годы, стал легче, действительно легче. В самом начале я считал письма чудачеством, но потом понял, как именно они важны. Теперь в моей жизни, всё иначе, но привычка писать осталась. Иногда я сажусь за письменный стол и своим корявым почерком начинаю выводить на бумаге всё то, что тревожит, радует, пугает, оставляет надежду. В качестве обратного адресата выступает теперь не почтовый ящик, но огонь. Я берегу лишь твои письма. Они лежат как раз рядом со мной, возле книжной полки. Я их практически знаю наизусть, но и с не меньшим интересом перечитываю иногда, будто силюсь понять то самое, что осталось скрытым между строк. Иногда я заглядываю в свой ящик, будто в глупой надежде найти там твоё очередное письмо. В этой жизни наверное можно смириться со многим, но смириться — не значит перестать ждать.

Наверное невозможно обрести большего врага, чем ты сам. Кто я себе, если не злейший враг?

Воздух значительно прогрелся с того момента, как я вышел из дома. Стало даже жарковато. Пора закругляться и идти домой, благо обратный путь не близкий. Когда я всякий раз спешу домой, то меня преследует такое приятное сердцу чувство, будто там меня ждут. Даже если это и не так. Даже если и некому ждать. Но ради одного этого чувства, ради этих мгновений призрачной нужности, я ускоряю шаг и спешу к родному очагу. Честно признаться, я даже периодически оставляю на кухне свет на весь день, чтобы подходя к дому после работы видеть его, такой приветливый для меня, уютный огонёк. Наверное, одиночество другого человека более всего понятно человеческому сердцу, ибо каждый хоть раз в жизни, а сталкивался с этим.

Тяжело в который раз подпустить к себе кого-то на расстояние слышимости биения сердца. Душа — не съёмная квартирка. Там нет обшарпанных стен, пыли или ещё какого мусора. Там всегда чистота и уют, которые поддерживаются с должным усердием в течении бесконечных минут наедине с собой. А потому важно не наследить, всякий раз уходя от человека или, напротив, являясь к нему без приглашения словно к себе домой, без всяких церемоний. От этого лишь хочется закрыть двери на все возможные замки, оградиться, вновь поскорее заняться уже привычным наведением порядка внутри. И всякий раз замки всё крепче, а уборка — всё дольше.

Чёрт возьми, почему мы, люди, такие сложные?! Нам обязательно нужно всё усложнять, подкреплять какими-то доводами и аргументами своё нежелание быть счастливыми сегодня и сейчас! От нас самих ведь так мало зависит, что мы не можем этого простить кому бы то ни было. Обязательно нужен виновник бедствий, его наличие, его присутствие. Да и у счастья, если подумать, тоже должен быть свой представитель, который бы всё время улыбался и лез бы обниматься. Без них мы пребываем в какой-то жизненной прострации, двигаясь, словно по колее, по заданному кем-то маршруту. Но вот свет фар выхватывает что-то кроме тьмы. На обочине голосует долговязый, худощавый человечек, который носит имя Грусть. И неизменно нужно его подвезти, как бы далеко он ни ехал, хотя бы из вежливости. Весёлый, простодушный толстячок Счастье тоже встречается на дороге, но как-то реже. Должно быть тьма, эта аллегория, пугает его. Но что поделать, если только под покровом ночи и приходится ездить в последнее время. Днём, как водится, чувства спят, убаюканные работой, бытом, всякой суетой. И будить их не хочется. Да, хотя бы из вежливости.

Несмотря на наступившее лето, мрак осел на меня как-то внезапно. Я не был готов к нему, потому поспешно включил свет на кухне. Стало значительно уютнее, хотя я и понял, пусть совсем недавно, что уют создают не вещи, а люди.

А рядом со мной, на столе, вился лёгкий дымок из чашки с чаем каркаде.

Приглашение на чай или кофе — это больше, чем просто вежливый знак. Вся эта церемония очень располагает к доверительному и тёплому, а главное — по-настоящему живому общению. Человек словно преображается, становится уютным, узнаваемым в мелочах, что называется своим. Стоит ли упоминания тот факт, что время, остановившись на этих приятных и волнительных моментах, потом с бешеной скоростью разгоняется в чём-то давно привычном, в той серой действительности, которая обволакивает, когда приходит время прощаться. Это очень тонкая душевная близость, и на неё не принято обращать должного внимания, но именно она оставляет после себя то послевкусие, которое будет определять если не всё, то очень многое.

Мы приписываем попытку произвести впечатление ребячеству. С возрастом относишься ко многим вещам куда проще, пусть и становишься от этого сам только сложнее. Но это всё исключительно напоказ, а потому напускное. Внутри же происходят такие процессы, такое буйство красок ложится отпечатком на сердце, что диву даёшься, как мы умело можем скрывать подобное от других. Думают, что такому человеку действительно плевать, что он мразь, циник. Он и сам рад убедить себя в этом, потому и старается изо всех сил соответствовать. Но внутри... Хотя, что это я? Кому какое дело, что у кого внутри?!