Леон поддакивал и уважительно кивал, женщины молча внимательно слушали, тогда как братья Гальяни пребывали в полном смятении. Им и не снились такие подвиги! Дино замер в раздумье, Джулио тайком усмехался и покусывал губы, и только Данте с искренней жадностью ловил каждое слово.

— Ты приехал надолго? — спросил Леон гостя.

— На десять дней.

— Мы будем рады предоставить тебе свой кров.

— Благодарю. Вы всегда были добры к моей семье, — сказал Амато, глядя в глаза хозяина дома.

Леон не потупил взор. Он не делал этого никогда. Он умел подавлять свои чувства и оставаться твердым при любых обстоятельствах.

— Я бы хотел узнать, как погиб мой брат, — добавил Амато.

Леон принялся рассказывать и в заключение заметил:

— Он был мужественным и храбрым. Ты можешь им гордиться, как он гордился бы тобой, если бы был жив.

После ужина Амато попросил позволения отправиться в свою комнату, но перед этим вышел во двор.

Ему не хотелось пропустить почти мгновенный переход от света к тьме. Стоит на секунду закрыть и открыть глаза, и из сочащегося красками вечера ты попадаешь в непроглядную ночь! Все тонет во мраке, остается лишь многозвездное небо, шум моря и вечный, как время, запах маки.

Амато стоял, глядя в небо, пока не услышал рядом какой-то шорох. Это была Бьянка, она вышла следом за ним, сделав вид, будто ей что-то нужно во дворе. Амато разгадал нехитрый маневр и окликнул ее:

— Синьорина Бьянка!

Она обернулась с притворным удивлением.

— Да?

— Я помню вас еще ребенком, и мне приятно наблюдать перемены, которые с вами произошли.

— Какие именно?

У нее была забавная манера говорить, причудливо сочетавшая в себе простодушие и не свойственное местным жительницам кокетство. Амато улыбнулся и произнес, не отвечая на вопрос:

— Надеюсь, ваши родители позволят нам побеседовать?

— Отец отправился в конюшню проведать лошадей, а мама занята в доме.

Амато вдохнул свежий вечерний воздух и сказал:

— Я давно не был на Корсике. Я даже забыл, о чем чаще всего думают местные жители.

Бьянка рассмеялась. Ее ответ показался бы Амато неожиданным, если б он сам не родился на этом острове:

— О ветре! Почти всегда о ветре, потому что от него зависит все!

— Едва ли девушки думают только об этом!

— Нет. Однако едва ли молодые люди способны догадаться, что волнует девушек, — лукаво промолвила Бьянка.

— Кое о чем они все-таки догадываются. Например, мне хорошо известно, что девушки интересуются нарядами. Я прав?

— Конечно.

— Хотите, расскажу, что носят в Париже?

Бьянка прижала руки к груди и ответила:

— Очень хочу.

Амато принялся говорить. Он рассказывал о шелковых платьях, отороченных лебяжьим пухом пелеринах, туфельках светлого атласа с острыми носами и длинными лентами, обвивавшими щиколотку. Об украшениях и прическах, а еще о том, что Париж дарит радость жизни, кучу возможностей и удовольствий, свободу выбора и решений. Любой человек, посетивший этот город, волшебным образом сживается с его обликом, с его запахами и звуками и меняется на глазах.

Бьянка слушала, затаив дыхание. Ее глаза заблестели, в них появилась смесь возбуждения и робости. Она ощутила прикосновение к более яркому, живому и интересному миру, чем тот, что ее окружал.

— Вы не похожи на корсиканку, синьорина Бьянка. Скорее, на парижанку, — заявил Амато.

— Почему?

— Потому что вы веселая, живая и любопытная. Надеюсь, вы не рассердитесь, если я спрошу, помолвлены ли вы?

Она склонила голову набок.

— А вы как думаете?

— Мне кажется, нет. Едва ли в этой деревне для вас найдется подходящая пара!

— Вы становитесь дерзким, — сказала Бьянка, но Амато видел, что она не сердится.

— Простите. Я отправляюсь спать. Увидимся утром.

Коротко поклонившись, он направился к дому. Бьянка осталась на месте. Она стояла, мысленно глядя в ту даль, где мечтала очутиться, где, как ей сейчас казалось, притаилось ее счастье.

Когда Амато открыл глаза, его захлестнули волны света. Скромную обстановку комнаты скрашивал пейзаж за окном: мерцающее море, ослепительно-синее небо, сияющие, как полированный мрамор, скалы.

Было воскресенье, и семейство Гальяни отправилось в церковь. Амато Форни пошел вместе с ними. С молчаливого согласия и одобрения Леона молодой человек взялся сопровождать Бьянку.

Ему в самом деле нравилась эта девушка. Нравилось смотреть, как шевелятся ее нежные губы, когда она произносит какое-нибудь слово, нравился ослепительный блеск ее кожи в скромном вырезе платья, волнующий голос, выразительный взгляд светлых глаз. Однако он вовсе не собирался терять голову и бросаться в омут чувств.

Жители Лонтано почтительно раскланивались с Леоном и с любопытством смотрели на Амато. Многие не узнавали его, другие каким-то чудом соединяли в памяти образ статного офицера и нескладного мальчишки.

После многих лет отсутствия Амато казалось, что этим людям неведомы неожиданные повороты судьбы, головокружительная страсть, полные приключений путешествия. В их жизни существуют лишь несколько важных событий: замужество или женитьба, рождение детей, смерть кого-либо из родственников. О да, а еще вендетта, неумирающая всесильная вендетта!

Большинство людей было в черном — их неспешное шествие напоминало траурную процессию. Они в самом деле неуклонно двигались по жизни навстречу собственным похоронам.

Молодой офицер подумал о том, что островитяне ничего не знают о мире за пределами Корсики, их жизнь ограничена строгими рамками, а будущее удивительно предсказуемо. Они, будто деревья, вросли корнями в эту землю и сделались узниками острова.

Внезапно взгляд Амато упал на странную девушку. Подол ее черного платья был рваным, босые ноги покрыты пылью, а растрепавшиеся темные волосы развевались по ветру. В ее облике было что-то вызывающее, дерзкое и трагическое, а самое главное — она гордо шествовала в сторону, противоположную той, куда текла толпа. Не удержавшись, Амато оглянулся и внезапно столкнулся с каким-то юношей.

— Смотри, куда идешь! — бросил молодой офицер.

Незнакомец посторонился и ничего не ответил, однако Амато задел его пристальный, мрачный взгляд.

— Что это за заморыш? — довольно громко произнес он, обращаясь к Бьянке.

— Андреа, сын женщины, которую в Лонтано считают сумасшедшей. Беатрис Санто.

— Беатрис Санто? Не та ли, что обвиняла вашего отца в убийстве ее мужа?

— Да, она самая, — сказала девушка и нахмурилась, но после вновь улыбнулась.

Увидев, как Бьянка засмеялась и что-то ответила идущему рядом с ней молодому военному, Андреа опустил глаза и ускорил шаг, чтобы догнать сестру.

Увидев Орнеллу Санто живой и невредимой, Джулио Гальяни вытаращил глаза и едва не свернул себе шею, провожая ее взглядом.

Заметив это, Дино спросил брата:

— Чего ты на нее уставился?

— Неважно, — процедил Джулио и заметил: — Эта безумная девчонка похожа на колдунью. А еще она очень живучая!

— Это верно.

— Надеюсь, когда-нибудь она переломает кости, прыгая по скалам! — добавил Джулио.

Дино ничего не ответил. Внезапно он принялся мечтать о том, какой могла бы быть его, нет, не жена, а… возлюбленная. Он думал не о тех желаниях, которые пробудил в нем грубоватый, чувственный Тулон, а о непостижимом слиянии душ. Дино догадывался, что его отец и мать никогда не любили друг друга, и подозревал, что такая же участь ждет его самого. Он будет вынужден жениться на женщине, которую выберут родители, она станет верной помощницей в повседневных делах и заботах, но никогда не пробудит в нем глубокой сердечной жажды.

Орнелла Санто… Что-то в ней цепляло за душу: это тревожило Дино и пробуждало в нем непонятную досаду. Он сказал себе, что Джулио прав: эта девушка не заслуживает, чтобы к ней относились по-человечески. Он спас ее от смерти, рискуя собой, а она набросилась на него с кулаками!

Встретившись глазами с Джулио Гальяни, Орнелла гордо вскинула голову и презрительно фыркнула. Однако рядом с ним шел Дино, и она поспешно отвела взгляд. Она слишком хорошо помнила безмерную тревогу во взоре его серых глаз, когда он освобождал ее из плена зыбучих песков, и силу его рук, когда он нес ее к берегу. Его кожа была бархатистой и влажной, как у разгоряченного скакуна, а в волнистых волосах запутались солнечные блики. После случившегося вчера Орнелла не могла не признать, что не испытывает к нему прежней ненависти.

Когда Гальяни и их гость подошли к скромной каменной церкви, их окружил народ. Односельчане приветствовали Амато, как героя, и выражали соболезнования по поводу гибели его родных.

Леон убедился в разумности своего решения поселить молодого человека в своем доме, однако когда они возвращались обратно, Сандра сказала мужу:

— Мне кажется странным, что сын Марио Форни согласился остановиться у нас.

Глава семьи нахмурился: он не выносил, когда кто-то обсуждал, а тем более осуждал его поступки.

— Ты имеешь в виду ту давнюю историю? Тогда я был прав: Форни в самом деле таскал мое вино! Я всего-навсего уличил его в краже и рассказал об этом людям. Любой на моем месте поступил бы так же.

— Амато может думать иначе.

Леон покачал головой.

— Едва ли он затаил на нас зло. Теперь он взрослый мужчина, военный, человек, хорошо знающий жизнь.

Сандра хотела заметить, что корсиканец способен пронести чувство мести сквозь годы и никакие обстоятельства не смогут заставить позабыть обиду, но решила не спорить с супругом. Вместо этого она сказала:

— Он слишком много разговаривает с Бьянкой!