— Правда?!

— Да, дорогая. Я хочу уехать туда, где не надо скрывать свое богатство и стараться показать, будто ты живешь, как все. Парижане — не корсиканцы, они не могут гордиться убогостью и быть счастливы в нищете.

Бьянка собралась развязать узлы со своими вещами, но, вспомнив о долге жены и хозяйки, спросила:

— Ты не хочешь есть? Я могу что-нибудь приготовить.

Прежде, чем она сообразила, что Винсенте показал ей все помещения в доме, кроме кладовок и кухни, тот ответил:

— Приготовление пищи — не твоя забота. У моей жены должны быть белые ухоженные руки. Я нанял кухарку. Правда, она прибудет только завтра, потому сегодня ужин подаст другая девушка. Сейчас я вас познакомлю.

Через несколько минут новоявленная синьора Маркато увидела перед собой странное бесформенное существо с животом почти до глаз и взглядом как у затравленной бездомной собаки. Узнав Кармину, Бьянка лишилась дара речи, тогда как несчастная девушка столь же безмолвно умоляла госпожу не выдавать правду о том, что они знакомы.

— Это Кармина, — без малейшего смущения сообщил Винсенте. — Я принял ее на работу, не зная, что она ходит не одна, а после не решился выгнать. — Он повернулся к служанке: — Это моя супруга и твоя госпожа. Спускайся на кухню — подашь нам ужин.

Кармина попыталась изобразить поклон и улыбку, что было нелегко: живот не позволял согнуться, а губы не слушались.

— Позволь, я ей помогу, — сказала Бьянка, — она еле ходит.

— Ладно, — процедил Винсенте, — только чтобы это было первый и последний раз.

Едва они спустились в кухню, Бьянка набросилась на Кармину с расспросами.

— Как ты здесь оказалась? От кого у тебя ребенок?

— Когда ваша матушка выгнала меня, — прошептала Кармина, отводя взгляд, — я пошла в Аяччо. Пыталась устроиться на работу, меня никто не брал, и мне пришлось просить милостыню. Синьор Маркато оказался единственным, кто проявил ко мне участие. А ребенок в моем животе — ваш племянник.

— Зачем ты связалась с Джулио? — строго спросила Бьянка.

— Так получилось, — пробормотала Кармина и вдруг повалилась ей в ноги: — Синьора, прошу, не говорите мужу, что мы были знакомы! Я ему солгала, придумала другую историю!

Бьянка отшатнулась.

— Зачем?

— Чтобы его разжалобить.

Бесформенное тело, распростертое у ее ног, вызывало у Бьянки смешанное ощущение сострадания и брезгливости.

— Ты испортила жизнь и себе, и Джулио, — назидательно произнесла Бьянка. — Мы до сих пор ничего не знаем о его судьбе.

— А что стало с Дино?

— Он тоже сбежал из дому вместе с Орнеллой Санто. Ладно, вставай, надо что-нибудь приготовить.

Однако Кармина не поднималась. Она ловила ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, потом схватилась руками за живот и застонала. Бьянка округлила глаза, а после бросилась бежать по лестнице. Она позвала мужа; Винсенте нехотя спустился вниз и, бросив взгляд на Кармину, побелел от гнева.

— Что с ней? — испуганно произнесла Бьянка.

— Эта девка надумала рожать прямо здесь и сейчас, — процедил муж и распорядился: — Побудь с ней. Мне придется поискать какую-нибудь женщину. Быть может, Фелиса окажется дома!

— Кто такая Фелиса?

— Та самая кухарка, о которой я говорил.

Когда Винсенте ушел, Бьянка склонилась над Карминой, и та вцепилась в ее руку.

— Не оставляйте меня, синьора!

Бьянка досадовала на то, что ее первый вечер в доме мужа оказался испорчен. Странно, что побудило Винсенте оставить эту девушку у себя? Он не производил впечатления жалостливого человека, скорее, расчетливого и отнюдь не склонного к сочувствию.

Она негодовала до тех пор, пока не заметила, что Кармина плачет.

— Я всегда была одна, — прошептала служанка, — одна в целом свете!

— Теперь ты не будешь одна. Не беспокойся, я не выдам мужу твою тайну. Если хочешь, я стану крестной матерью ребенка, — необдуманно пообещала Бьянка.

Кармина закрыла глаза. Ее спутанные волосы напоминали охапку мертвых водорослей, лицо блестело от пота. Схватки накатывали, как волны, то унося, то принося боль. Она не чувствовала страха, только безбрежную тоску, чудовищную усталость от жизни. Ей было девятнадцать лет, но она хотела умереть, ибо в этом лживом, несправедливом мире она была никому не нужна. Разве что синьору Маркато для плотских утех? Да теперь еще Бьянке для того, чтобы ей прислуживать.

Винсенте привел Фелису, высокую худую женщину в черном, и Бьянку выставили из кухни. Женщина сказала, что роженицу надо устроить поудобнее в какой-нибудь комнате, и они с Винсенте помогли ей перейти в ее каморку. Фелиса действовала грамотно и четко: поставила на огонь воду, приготовила чистые тряпки и нитки. Кармина кричала в голос. Неведомое существо внутри ее тела заявило о своих правах, оно безудержно рвалось наружу, в тот самый мир, который так сильно разочаровал его мать.

Винсенте и Бьянка сидели в столовой и ужинали сыром и лепешками, взятыми в дорогу и успевшими зачерстветь, запивая скудную трапезу вином из подвала Леона Гальяни. При каждом вопле Кармины Бьянка вздрагивала, а Винсенте морщился.

Наконец Фелиса появилась на пороге и объявила:

— Мальчик. Не желаете взглянуть?

Бьянка встала и пошла за женщиной. Ей не был интересен этот младенец, но она чувствовала, что должна поддержать Кармину. Она не спросила разрешения у мужа, и тот проводил ее холодным взглядом недобро сузившихся глаз.

Здоровый, крепкий, крупный младенец лежал рядом с матерью, на которую снизошло то ли умиротворение, то ли глубокая усталость.

— Есть у ребенка приданое? — спросила Фелиса.

— Нет, — прошептала Кармина, — я ничего не готовила.

— Придется мне, — проворчала женщина. — Так и так с завтрашнего дня я переселяюсь в этот дом.

Бьянке почудилось, что эта строгая, неопределенного возраста особа смотрит на нее неодобрительно. У Фелисы были круглые, черные, немигающие глаза, худое смуглое лицо и тонкие губы.

— Я стану крестной матерью этого ребенка, — заявила Бьянка.

Фелиса кивнула и обратилась к Кармине:

— Как ты его назовешь?

— Орландо.

— Кто его отец?

Кармина молчала. Она опустила большие белые веки и дышала ровно, как во сне. Она ощущала себя сосудом, медленно наполнявшимся чем-то новым, неизведанным, тяжелым и одновременно дарящим крылья.

— Что здесь происходит? — послышался мужской голос, и на пороге появился Винсенте.

Фелиса неторопливо и обстоятельно сообщила хозяину, что младенец здоров, а у матери есть молоко, что мальчика назовут Орландо, а крестной станет юная госпожа. Мужчина нахмурился и, едва взглянув на младенца, кивнул Бьянке:

— Идем!

Они вернулись в столовую, потом прошли в гостиную. Бьянке чудилось, будто с каждой минутой в ее груди ширится черная дыра — она предчувствовала грозу и беду, хотя и понимала, что сделала не так.

Винсенте вынул золотой браслет, украшенный крупными гранатами, которые напоминали капли свернувшейся крови, и застегнул его на руке жены.

— Это тебе.

Не успела она полюбоваться великолепным подарком, как муж неожиданно сжал ее запястье так, что из глаз Бьянки брызнули слезы.

— Я могу украсить твою прелестную ручку золотом, а могу переломить ее как прутик, так, что ты завизжишь от боли. Постарайся вести себя так, чтобы я как можно чаще делал первое и никогда не совершал второго! — прошипел он.

Бьянка отшатнулась и судорожно глотнула воздух. Кровь стучала в каждой жилке, каждая клеточка тела была полна изумлением и страхом.

Она впервые подумала о том, чем может обернуться для нее этот брак. Она мечтала, чтобы ее желания стали желаниями Винсенте, чтобы он холил и лелеял ее, как оранжерейный цветок. Бьянка не была готова к жестокости и побоям, равно как и к тому, что муж будет приказывать, а она — беспрекословно подчиняться.

Она не знала, как себя вести, что сказать; между тем Винсенте заявил:

— Через год или два ты должна родить сына. Мне нужен наследник.

Бьянка кивнула, пытаясь проглотить слезы, и прошептала:

— Я смогу навестить родителей?

Винсенте развел руками.

— Конечно. Можешь поехать в следующем месяце. Раньше не стоит — ведь мы должны соблюдать приличия.

Она не нашлась, что ответить; тем временем он прошел в спальню, бросив жене:

— Умираю от усталости!

Это была хорошая новость. Бьянка немного помедлила, собираясь с решимостью, и последовала за супругом.

Ее ожидания не оправдались: обложенный подушками, Винсенте сидел, привалившись к широкой спинке необъятной кровати. Бьянка скользнула взглядом по обнаженному торсу мужа, по его поросшей темными волосами груди. Он протянул руки и властно произнес:

— Сними с себя все и иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать. Этим можно заниматься и по-другому, а не только так, как всю жизнь делала твоя матушка.

Два часа кряду Винсенте учил юную жену, что и как она должна делать, чтобы его ублажить. Бьянке было неловко, стыдно, иногда даже больно, но она терпела. Уже не ради украшений, нарядов и положения богатой синьоры, а потому, что муж сумел внушить ей страх.

Наконец Винсенте оставил ее в покое, отвернулся и мгновенно заснул, а она долго лежала, свернувшись клубочком на мягкой перине, слушала шум моря и думала. Слишком многое свалилось на ее неокрепшую душу: свадьба, первая и вторая брачные ночи, после которых собственное тело казалось ей оскверненным, чужим, роды Кармины и неожиданная жестокость мужа.

Отчего-то Бьянка вспомнила девушку с черной гривой волос, как у дикой кобылицы, и странными огоньками в глазах, с которой уехал Дино. Она была уверена в том, что Орнелла Санто, не дрогнув, вонзила бы в сердце Винсенте кинжал, а после ушла в маки по одной из тропинок, что веером разбегаются меж камней и исчезают в горах.