Мак-Клауд покачал головой.

— Я сожалею, мистер Фортнэм, но дело на самом деле обстоит намного серьезней. Судя по тому, что Квадво сейчас рассказал мне, вполне возможно, что девушке действительно угрожает виселица. В любом случае до завтра это дело откладывать нельзя, хотя мне жаль беспокоить вас.

Ян Мак-Клауд бывал иногда чересчур многословным, но его решения чаще всего оказывались единственно правильными.

Дуг вооружился терпением.

— Тогда рассказывай, Квадво, — сказал он. — Или нет. Идемте в мой кабинет и там все сядем. Я вам даже рому дам, а Маалику — самый большой бокал, и мне все равно, что скажет по этому поводу его бог. Это — лекарство, человек должен успокоиться.

Квадво, явно пораженный видом тяжелой мебели, так же, как и многочисленными бутылками на шкафу, сел на ковер, лежавший на полу в господском кабинете. Он с достоинством принял бокал рома и сунул еще один бокал в руку все еще причитающему Маалику.

— Значит, если я все понял правильно, то это случилось с девушкой сегодня после обеда, — начал старик свой доклад. — Алима... Как это называется, когда платье делают гладким такой железной штукой...

— Гладят утюгом, — сказал Мак-Клауд.

Квадво кивнул.

— Девушка гладила одежду...

Алима выполняла свою работу в комнате для переодевания своей госпожи, как и всегда. Однако эта комната была намного меньше, чем в Кингстоне. Дом Холлистеров на плантации был скромнее, чем обычные господские дома, в том числе и в поместье Каскарилла Гардене или на плантации Кинсли. Здесь почти не было комнат для гостей и не было зала для балов, и лорд и леди должны были делить между собой комнату для переодевания. Однако это не играло особой роли, поскольку леди Холлистер любила поспать подольше. Когда Алима утром заходила к ней, чтобы принести ей чай, причесать, накрасить и помочь одеться, лорд уже давно находился на своей перегонной установке, занимаясь знаменитым ромом Холлистера.

Но Алима не подумала ничего плохого, когда Холлистер неожиданно вернулся. Она лишь робко опустила глаза, как делала всегда, встречаясь с баккра, и пробормотала вежливое приветствие. Однако она сразу же заметила — что-то тут не то, когда лорд не прошел дальше в свою спальню, а остановился и уставился на нее долгим взглядом. При этом в комнате для переодевания, когда там гладили белье и одежду, находиться было не очень приятно. Алима разогрела утюг, который наполнялся раскаленными углями, да еще целое ведро углей принесла из кухни. Они тлели в ведерке возле окна, распространяя, как и сам утюг, невыносимый жар в этот и без того жаркий день. Несмотря на то, что Алима привыкла к теплу, у нее на лбу выступил пот.

— Ты — милая девочка, — наконец заметил лорд.

Алима покраснела. Она не знала, что ей ответить.

— Я думаю, тебе хотелось бы получить новое платье?

Алима удивилась. Почему лорд вдруг захотел подарить ей новое платье? Ну, конечно, недавно было Рождество, и в поместье Каскарилла Гардене рабы всегда получали на праздник новую одежду. Может быть, просто Холлистер делал подарки с опозданием?

— Ну, говори же, Шоколадка... — Голос лорда звучал настойчиво и как-то глухо. — Так тебя надо называть — Шоколадка. Ты такая черная... У меня никогда не было такой черной, как ты.

Алиме больше всего хотелось убежать, особенно когда лорд приблизился к ней. Конечно, она была черной, в конце концов, она же родом из Африки. Все в ее роду были черными. А цвет кожи домашних слуг Холлистеров был скорее светло-коричневым. Но почему это должно быть таким важным?

— Ну что, Шоколадка?

— Я люблю красивую одежду, — сказала Алима уклончиво.

Лорд ухмыльнулся.

— Я тоже, — заметил он каким-то странно хриплым и приглушенным голосом, как будто сообщая девушке какую-то тайну. — Но иногда... Когда так жарко... ужасно хочется ее снять.

Алима с ужасом краем глаза увидела, как лорд стягивает с себя шелковые чулки и развязывает ленты на брюках. В конце концов, это была его комната для переодевания. Это было его право... Если бы он только сначала отпустил ее.

Алима старалась не смотреть на своего господина. Если она сделает вид, что ничего не замечает, может быть, он наденет другие брюки и уйдет. Она отвернулась и наполнила утюг свежими раскаленными углями. Сейчас было очень жарко, ей надо было полностью сконцентрироваться, чтобы не прожечь утюгом кружевную ночную рубашку ее хозяйки. Алима направила все внимание на свою работу и испугалась до смерти, когда Холлистер внезапно обхватил ее сзади.

— Иди сюда, маленькая Шоколадка, и разденься тоже. Подожди, я помогу тебе.

Лорд повернул девушку к себе, и Алима взором, полным ужаса, уставилась на его оголенную нижнюю часть туловища. Конечно, она уже иногда видела голых мужчин — в Африке и иногда краешком глаза во время купания в Каскарилла Гардене. Однако у них все не выглядело таким огромным. Половые органы мальчиков никогда не торчали, как палка или кол, на который ее могли нанизать, как на вертел. А баккра явно хотел проделать с ней нечто подобное. Он приблизился к Алиме. Она со страхом отошла назад.

— Нет, баккра. Не хотеть новое платье...

Алима отошла еще дальше. Она старалась не смотреть на половые органы Холлистера. Но ей некуда было больше деться, разве что отступить в комнату миссис. Мужчина схватил ее за руку и хотел притянуть к себе...

Алима все еще держала утюг — в вытянутой руке, чтобы не прожечь свои собственные юбки. Однако сейчас... Утюг был ее единственным оружием. Не владея собой от ужаса, девушка резко выставила его вперед. Раскаленное тяжелое железо попало лорду Холлистеру между ног — именно туда, откуда торчал кол. Алима держала утюг крепко, одно или два мгновения, пока крик хозяина не вернул ее в сознание. Холлистер упал, крича от боли, прямо к ее ногам, и Алима уронила утюг. Конечно, из него на лорда посыпались угли, и он заорал еще громче. Алима бросилась бежать и столкнулась в дверях со своей хозяйкой, которая тоже начала кричать, увидев мужа на полу. Между тем его рубашка загорелась. Алима проскочила мимо хозяйки. А больше девушка ничего не помнила. Она только бежала — сначала по лестницам вниз, затем выскочила из дому и устремилась в направлении Каскарилла Гардене. Единственное, что еще звучало у нее в ушах, так это крики ее хозяйки:

— За это тебя повесят!

— Она ударила его утюгом в... мягкие части тела? — спросил Дуг.

Несмотря на серьезность ситуации, ему пришлось держать себя в руках, чтобы не улыбнуться. Пожалуй, старый развратник получил именно то, что заслужил.

— Так я понял ее отца, — ответил Квадво.

Он указал на Маалика, который стоял на коленях рядом с ним. Голос Квадво звучал чрезвычайно встревоженно.

— И девушка тоже сказала что-то подобное, — добавил МакКлауд. — Тогда я толком ничего не понял, зато теперь...

Дуг коснулся пальцами виска.

— Да, для нее все обернется плохо, — пробормотал он и повернулся к Маалику, который, выпив большой стакан рома, посмотрел на мир с некоторой надеждой. С надеждой, которую сейчас его хозяин должен был уничтожить.

— Мне очень жаль, Маалик, но если Алима действительно нанесла Холлистеру тяжелые ранения, и, тем более, если он умрет, то я не смогу ее защитить.

Маалик издал звук, похожий на рыдание.

Дуг сокрушенно вздохнул.

— Она является моей собственностью, и я могу защитить ее от своевольных наказаний. Но в случае убийства в дело вступает закон короны, все равно, раб это или свободный человек.

— Она хорошая девочка... — плакал Маалик.

— Она всего лишь защищалась, — заметил Мак-Клауд.

Дуг скривил лицо.

— Сначала ей должны поверить. Более того, она должна доказать, что он хотел ее изнасиловать. И даже если бы она это смогла — кому из вас надо объяснять, чего стоит честь какой-то негритянки.

Мак-Клауд опустил голову. Квадво пытался что-то объяснить Маалику на абсолютно непонятном для Дуга голубином языке.

Фортнэм выпрямился.

— Как бы там ни было, нам сейчас как-то нужно справиться с ситуацией. Лучше всего будет, если я завтра сначала поеду туда и посмотрю, что там произошло. Может быть, дела не так уж плохи. А в случае чего... Девушка должна сейчас же собрать свои вещи, а ты, Квадво, объяснишь ей, как обойти Кингстон стороной, чтобы попасть в горы.

— Вы хотите..? Она должна..? Вы хотите отпустить ее на свободу?

Ян Мак-Клауд смотрел на Дуга, ничего не понимая, и Квадво был удивлен не меньше.

Дуг пожал плечами.

— Если ее повесят, я тоже потеряю ее. — Его словами говорил прагматизм. — И, кроме того, меня будет мучить совесть. В конце концов, это моя вина, мне нельзя было отпускать ее из этого дома.

— Но если это станет примером для других...

Ян Мак-Клауд не был жестоким человеком, однако дать рабу возможность сбежать, более того, побуждать его к этому...

— Она не захочет никуда уходить, — возразил Квадво, — подумайте сами, баккра, молодая девушка, совершенно одна, в Блу-Маунтинс...

Дуг закатил глаза.

— Маану тогда тоже...

— Но Алима — не Маану, — покачал головой Квадво. — Алима всегда была под защитой, всегда была вместе со своей семьей, и, кроме того, этот смешной бог... — Что касалось ислама, то проповедник и колдун-обеа здесь сходились во мнениях. — Ей не разрешали участвовать в обрядах обеа. Она боится даже смотреть на мужчин. И тут ей надо убегать в горы — к воинам-маронам?

Дуг вздохнул. Разве он не предчувствовал, что сделка с Холлистерами дорого обойдется ему?

— Значит так, Квадво, объясни Маалику дорогу в горы. Пусть, ради Бога, исчезнут все вместе, вся семья. Но только в том случае, если по-другому будет никак нельзя.

Он встал. Ян Мак-Клауд все еще не мог прийти в себя и ничего не понимал, а Квадво смотрел на своего хозяина с новым уважением, почти с благоговейным страхом.