— Мне тоже очень жаль, — извинилась она перед курицей, завязывая джутовый мешок и закидывая его себе за плечи. Она не знала, захочет ли Толо курицу в живом виде, но сама Нора еще никогда не резала и не убивала животных и теперь не могла заставить себя просто так, недолго думая, свернуть птице шею.

В конце концов, она на карачках спустилась к реке. Там были тропы разной степени проходимости, и Нора выбрала для себя самую крутую и опасную. Она надеялась, что ее охраняют не так усиленно, как другие, — тем более что часовые больше обращали внимание на тех, кто может вторгнуться в город, чем на людей, покидавших Нэнни-Таун. Последнее не запрещалось никому. Кроме Норы.

Среди африканских женщин было много таких, которые почти полностью закрывали себя одеждой, когда покидали свой дом. Нора слышала, что их вера наказывала им это. Однако на плантациях это было, конечно, запрещено. Но здесь они все же прятали свои волосы под пестрыми накидками, вместо того чтобы обернуть их тюрбаном, и постоянно держали голову опущенной. Почти постоянно. Если Нора будет подражать им, то сторожа, конечно, не станут проверять ее.

Однако она не поддавалась иллюзии, что по дороге к Толо ее никто не увидит. Система обороны Нэнни-Тауна функционирует безукоризненно, и если даже Нэнни не любит «ведьму», та, без сомнения, все же находится под защитой маронов. Пусть речка имела заброшенный вид — Нора была уверена, что бдительные глаза наблюдали за ней, пока она следовала вдоль течения ручья. Исполненная стыда, она думала, понимают ли эти часовые, что значит курица в ее мешке. От них не могла укрыться барахтающаяся в своем джутовом плену птица.

Но до хижины Толо, действительно, было не так далеко.

Надо было пройти пешком около часа, и то только потому, что вдоль реки не нашлось протоптанной тропы; лишь временами, когда берег становился песчаным, Нора видела на нем отпечатки узких женских ступней. Она прокладывала себе путь через папоротники и лианы, в которых прятались разнообразные насекомые. Несмотря на свою печальную миссию, Нора наслаждалась видом пестрых мотыльков, однако страдала от укусов насекомых, которые вцеплялись в ее лодыжки. Нора вспомнила, что на Ямайке также вроде бы водятся крокодилы, — однако, наверное, скорее на западе, в Черной реке, чем здесь, на востоке острова. Но, тем не менее, она всматривалась в неглубокие заливы реки со смешанными чувствами — тревогой и жаждой приключений. На берега падали тени акаций и папоротников, и в зеленоватой полутьме ветка или тень казались огромными ящерицами. И ей хотелось бы увидеть этих животных, хотя лучше бы не сегодня, поскольку она была не вооружена и одинока. Она с тоской вспомнила о своих робких планах, которые вынашивала вместе с Дугом. Однажды он хотел показать ей весь остров. С ним она бы не боялась рептилий... Но Дуг оставил ее в беде. Норе придется заставить себя забыть и его тоже.

Несмотря на то, что берег лежал в тени, Нора обливалась потом, когда, наконец, достигла поворота и там действительно натолкнулась на ручей, впадавший в реку. Она вымыла в нем лицо и руки и только сейчас решилась опустить покрывало. Наблюдатель-марон должен был знать, что она находится по дороге к Толо, но сейчас он будет считать, что она идет к ней по женским делам, и не станет в них вмешиваться. Конечно, позже он, возможно, и расскажет Аквази о выходке его рабыни, но Норе это было все равно. Пусть он накажет ее. Она вернется назад уже избавленная от своей самой срочной проблемы.

Хижина Толо, хорошо замаскированная, находилась на краю пруда, который подпитывался родником. Идиллическое место — женщины в Нэнни-Тауне говорили, что в таких местах любят находиться добрые духи. Возможно, Толо поэтому и избрала это место. Старая женщина сидела перед своей хижиной у огня и смотрела на Нору внимательными светлыми глазами. Нора смущенно взглянула на нее — она еще никогда не видела негритянку с таким сияющим взглядом.

— Толо? — смущенно спросила она.

Старуха скривила лицо, и Нора не знала, означает ли ее гримаса улыбку. Толо была более плотной, чем Нэнни, и, конечно, намного старше, но не выше ростом. По всей вероятности, она была не из племени ашанти, гордых людей с Берега Слоновой Кости, а из другой части Африки.

— Кто же еще? — в конце концов, ответила она. — А ты... Я слышала, что у Нэнни в городе есть белая женщина. Но я не хотела этому верить.

— Я нахожусь там не по своей воле! — резко ответила Нора.

Ей снова стало плохо. Толо сжигала в своем костре какие-то травы, чтобы отогнать насекомых. Кроме того, в горшке варилась какая-то невыносимо вонючая масса.

Теперь Толо действительно ухмыльнулась.

— Я — тоже нет, — заметила она. — Все мы находимся в этой стране не по своей воле, но тебя, по крайней мере, никто не затащил на корабль голой и в цепях. С такими жалобами, дитя, ты себе друзей не заведешь.

Нора заметила, что Толо свободно говорит по-английски.

— Однако вы же всегда были здесь, — сказала она затем. Она невольно выбрала вежливую форму обращения. Толо нравилась ей — ее харизма была не менее королевской, чем ореол вокруг Нэнни. — Вы родились здесь, не так ли?

Толо кивнула.

— Но угнали мою мать, — объяснила она. — А я... Скажем так, в моем племени у меня было лучшее положение, перед тем как Кудойе, Аккомпонг, Нэнни и Квао объединили нас. Но я не должна жаловаться, ведь, по сути, так даже лучше — по крайней мере, для маронов. Для рабов будет хуже, когда Кудойе заключит договоры.

— Нэнни-Таун принимает рабов массово, — ответила Нора.

Ей следовало сменить тему их беседы и приступить к решению своей личной проблемы, но было интересно разговаривать с этой явно умной женщиной о маронах, о белых и о рабах на Ямайке.

— Пока что, — сказала Толо. — Но если они хотят мира с губернатором, им придется взять на себя обязательство отправлять беглых рабов назад к своим хозяевам. Нэнни это не подходит. У нее есть хорошие стороны. При этом я не верю, что освобожденные рабы для нее так уж много значат. Скорее всего, она получает удовольствие от нападения на плантации и от смертей белых баккра. Будь ее воля — сгорел бы весь Кингстон. Она исполнена ненависти.

«Как Маану», — с горечью подумала Нора.

— Может быть, они и меня тогда вернут, — сказала она с надеждой.

Толо пожала плечами.

— Если бы кого-нибудь в Кингстоне интересовала белая женщина, они бы уже давно это сделали. Но, кажется, это не тот случай. А если ты выносишь ребенка...

Нора испуганно посмотрела на нее.

— Откуда вы знаете?

Старая женщина хрипловато рассмеялась.

— Имея немного опыта, это можно увидеть сразу, девочка. Нэнни тоже это знает — и, наверное, благодарит своих богов, что ты нашла дорогу ко мне. Твой ребенок принесет ей только неприятности. Дело в том, что если ты действительно его родишь, то твой ниггер должен будет взять тебя в жены. Белая служанка в качестве награды для исключительного воина, может, и сойдет. Однако дети, которые вырастают в ее городе в качестве рабов, — этого Нэнни не потерпит. Значит, женитьба. Но это может привести к неприятностям с англичанами, если тебя все же кто-то захочет вернуть назад. Свою рабыню твой ниггер должен был бы вернуть. Но возвращать свою жену он не обязан.

— Я не хочу ребенка! — поспешно сказала Нора.

Толо, призадумавшись, пожала плечами.

— Ты уверена? Твое положение в селе улучшится...

— Я не хочу лучшего положения в Нэнни-Тауне! Я хочу уйти оттуда. Я хочу... — Нора сжала кулаки.

— А ведь это твой ребенок. Твой первый, не правда ли? Неужели ты никогда не хотела ребенка?

Нора молчала. Она не могла отрицать — бывали времена, когда она мечтала о детях. Тогда, давным-давно, вместе с Саймоном. И в последние недели общения с Дугом. Даже ребенок от Элиаса в первые месяцы ее брака был бы желанным. По крайней мере, тогда она не думала бы прерывать беременность. Однако здесь, в рабстве, среди враждебно настроенных по отношению к ней женщин...

— Ты не хочешь ребенка-раба. — Толо собрала воедино мысли Норы, словно прочла их. — Но он таким и не будет. Ребенок будет свободным. Он будет наследником твоего мужа.

— Да что он может унаследовать? — горько спросила Нора. — Кусок земли, который его мать обрабатывает по принуждению?

— У белых это был бы кусок земли, который обрабатывают по принуждению негры, — ухмыльнулась Толо. — Разве это не одно и то же? Ну, хорошо, тебе лучше знать, но ты заплатишь за это высокую цену. Всегда приходится платить высокую цену. Этот ребенок будет тебе сниться.

Нора хотела возразить, что ей уже много месяцев ничего не снится, да и не надо, но это было, конечно, неправдой. Красивые мечты и сны — это было как раз то, чего ей не хватало. Ночью ее преследовали кровь, страх и крики. А теперь она еще создаст дуппи, который не даст ей покоя...

— Я украду курицу для колдуна-обеа, — твердо заявила Нора, — и усмирю его дух.

Толо засмеялась.

— Ты знаешь самое важное правило! Вот что, белая женщина. Посиди здесь, подумай еще немного, а я сварю тебе напиток. Ты примешь его сегодня вечером, и тогда завтра утром у тебя начнется кровотечение. И если кто-то из белых все же хочет, чтобы ты вернулась назад, когда-нибудь ты вернешься.

Нора закрыла лицо руками. Думать — это было самое последнее, чего она сейчас хотела. Больше всего ей хотелось ни о чем не думать. И прежде всего — не думать о Дуге.

Толо вернулась с флягой, закрытой пробкой. В ней плескалась темно-коричневая жидкость. Нора с благодарностью приняла напиток и спрятала его в одном из карманов своей юбки.

— Я не умру от этого? — спросила она.

Толо равнодушно пожала плечами.

— Могу ли я знать волю богов? — ответила она вопросом на вопрос. — Каждая женщина, которая убивает ребенка в себе, может умереть вместе с ним. Это тоже цена, которую мы платим. Но у меня такое бывает редко. Не беспокойся.