— Он говорит, что наступил на нож, да и рана выглядит именно так. Это был несчастный случай, Элиас. Никто в этом не виноват.

Элиас возмущенно фыркнул.

— А кто оставил мачете лежать на земле? Почему Тоби не смотрит, куда ступает? Одно это уже заслуживает наказания!

Нора заставила себя дышать ровно.

— Может быть, это и заслуживает наказания, но не такого жестокого. И это не причина посылать мужчину с такой раной на плантацию. Я узнала, Элиас, сколько стоит такой раб.

Нора надеялась, что он сейчас не будет спрашивать ее, от кого она это узнала. Конечно, она обратилась с этим вопросом к Маану, и та очень подробно информировала ее о ценах на домашних и полевых рабов. Черные уж точно не были настолько глупы, чтобы не знать, сколько за них платят белые.

— Такой раб, как Тоби, стоит столько же, сколько хороший мул. И ты бы не послал мула с больной ногой на поле, если бы он нанес себе рану при попытке перепрыгнуть через ограждение!

Элиас рассмеялся.

— Такой ты мне нравишься! — похвалил он Нору и протянул руку, чтобы погладить ее по голове. Он, очевидно, в городе уже выпил, потому что немножко вина во время еды и бокал рома после вряд ли заставили бы его стать таким болтливым. Обычно он быстро ставил Нору на место, поливая чернокожих грязью. — Дочь купца! Но что ты предлагаешь, сладкая? Я знаю, знаю, пара очень богатых владельцев держит на плантации врача. Но здесь это будет слишком дорого. Не говоря уже о том, что от этих лекарей все равно мало толку.

Нора глубоко вздохнула.

— Я в дальнейшем буду сама осматривать людей, Элиас, — твердо сказала она. — А именно каждого, кто считает, что слишком болен для ежедневной работы. Поверь, я способна отличить того, кто хочет отлынивать, от того, кто действительно не может работать, и зачастую знаю, что нужно делать, чтобы люди быстрее выздоравливали. Ты же помнишь, что в Лондоне я работала в благотворительном обществе для бедняков. Чаще всего с доктором Мэйсоном, единственным врачом в Ист-Энде. Я уже много чего сделала и много чего видела.

— И ты ухаживала за своим бывшим любовником, когда он умирал, правда, Нора, сладкая моя?

Элиас снова рассмеялся. Он, видимо, был уже очень пьян. Это замечание больно укололо Нору в сердце. Конечно, Элиас знал о скандале, связанном с его будущей супругой, когда женился на ней, однако до сих пор она не подозревала, что он знает все подробности. Кроме отца, ее, собственно, не мог выдать никто другой. Но даже это не должно было сейчас отвлекать ее.

— Значит, тогда ты точно знаешь, что я это умею, — коротко сказала она и встала. — Ты разрешишь мне сейчас уйти к себе? Я собираюсь завтра до начала работы обойти хижины рабов, чтобы посмотреть, не болен ли кто из них.

Нора надеялась, что сегодня ее обойдет стороной необходимость выполнения супружеского долга, но вскоре Элиас все же появился в ее комнате, чтобы потребовать своего. В последнее время это случалось все чаще после того, как он напивался, а в трезвом состоянии он почти не приближался к ней. Однако в этот раз половой акт с собственным мужем был для нее отвратителен. Молодой женщине были противны его прикосновения — лицо мужа заслонял вид копошащихся червей, которых она выковыряла из раны на ноге Тоби. Действительно, плантаторы питались мясом своих рабов...

Как бы там ни было, Элиас не стал комментировать планы Норы и утром ничего не сказал ей, когда она направилась к жилью рабов. Причем, когда она осматривала первых мужчин, он проехал мимо — снова в направлении Кингстона. Нора предполагала, что он собирался обсудить с другими плантаторами ее намерения. Ее муж совершенно определенно находился на распутье: с одной стороны, для плантации окажется полезно, если у него будет умирать меньше рабов. С другой стороны, ни в коем случае ни облачка тени не должно упасть на образ безукоризненной леди, которую он привез из Англии.

Вечером он вернулся снова пьяный, однако, в хорошем настроении. Очевидно, другие плантаторы одобрили намерения Норы: в американских колониях очень часто жены плантаторов лечили рабов, причем тем самоотверженней и усердней, чем знатнее были.

Нора облегченно вздохнула. Она, правда, уже твердо решила, что в сомнительных случаях будет приходить в хижины тайно, но с разрешения Элиаса все было, конечно, намного проще. Она улыбалась и кивала в ответ на сплетни из Кингстона, которые он, пребывая в хорошем настроении, рассказывал ей. Урожай скоро будет собран, и начнется светская жизнь. Уже накануне к Фортнэмам поступили первые приглашения на ужины и балы. Элиас намеревался принять каждое из них, дабы всем показать свою молодую жену.

— И подумай уже сейчас о подходящем времени для того, чтобы организовать бал у нас, — напоследок сказал он. — Или, может быть, для начала устроим скромную вечеринку? Мы могли бы уже на следующей неделе пригласить ближайших соседей, когда последний сахар будет вывезен.

Нора снова кивнула. Организация такого мероприятия не представляла собой никаких трудностей. В конце концов, персонала было более чем достаточно.

Раб по имени Тоби очень медленно выздоравливал, в то время как раны на спине Аквази заживали относительно быстро. Нора на следующий же день послала молодого мужчину на плантацию, пусть даже с кровоточащим сердцем. Она с большим удовольствием дала бы ему еще один день отдыха, но Трумэн точно пожаловался бы на нее Элиасу и тем поставил бы под угрозу все ее планы. Ведь в этом плантатор и его надзиратель были, без сомнения, едины: если раб может стоять вертикально и двигать руками и ногами, значит, он в состоянии рубить сахарный тростник.

Аквази воспринял решение Норы спокойно, даже не скривившись, в то время как Маану дала понять, что понимает причины, которыми руководствовалась хозяйка. И вообще, девушку после вмешательства Норы в дело спасения Аквази словно подменили. Маану впала в состояние эйфории, когда Нора попросила сопровождать ее в жилье рабов и помогать ей при уходе за больными. Английская служанка Норы, без сомнения, в ужасе отвергла бы такие намерения — и Маану тоже, на свой манер, могла бы выказать свое неодобрение. Но чего бы ей ни стоило обхождение с больными и ранеными, она брала на себя эти обязанности, потому что благодаря им могла чаще видеть Аквази.

И молодой раб тоже, казалось, искал встречи с ней. Нора часто наблюдала, как он провожал взглядом хозяйку и служанку, когда они утром или вечером шли к больным. Иногда он предлагал Норе свою помощь, и та думала, что он делал все это для того, чтобы чаще быть вместе с Маану.

Последняя же, проявляла такую бурную благодарность своей хозяйке за спасение Аквази, что Норе становилось не по себе. Однако эта преувеличенная готовность Маану к услугам была такой же нарочитой, как и ее сдержанность вначале. Нора была рада, когда какое-то время спустя она уступила место определенному доверию. Маану с готовностью отвечала даже на щекотливые вопросы.

— Конечно, свадьбы бывают, — сказала она с некоторым налетом старого упрямства, когда Нора наконец решилась задать ей вопрос о любви в поселении рабов. — У нас мужчины и женщины также любят друг друга и хотят жить вместе... если им это разрешают.

— А что, не разрешают? — спросила Нора. — Неужели нет церемонии, которая... сводит вместе двух людей?

Маану пожала плечами.

— Бывает по-разному. Некоторые плантаторы разрешают праздновать свадьбу, некоторые — нет. Иногда они дарят подарки или дают парам большую хижину. Если у мужчины есть женщина на плантации, он так быстро не убежит.

У Норы на языке вертелся вопрос о детях, но затем она отодвинула эту еще более щекотливую тему на потом.

— Но... Бог не благословляет такой союз?

Она прикусила губы. Это был трудный вопрос — она уже спорила с Элиасом по поводу религиозного обслуживания чернокожих. Он хотя и допускал, чтобы местный пастор выступал в качестве миссионера для рабов, однако не хотел крестить их.

«Тем самым, любимая Нора, я признаю за ними наличие бессмертной души. А это, в чем мы с тобой, надеюсь, почти согласны, все же под большим вопросом», — объяснил он.

— Колдун-обеа может дать свое благословение мужчине и женщине, — спокойно заявила Маану. — Однако это стоит... курицы, он же должен пробудить духов. А баккра это не нравится.

Нора наморщила лоб. Словосочетание «человек-обеа» она слышала уже не раз, да и Маану тоже время от времени говорила о духах. Но, похоже, она не считала эту тему слишком важной. Или же просто проявляла осторожность? Ведь речь шла о вещах, которые не нравились баккра. Нора вспомнила о замечании леди Вентворт тогда, в Лондоне: «Там царят такие ритуалы, дитя мое, — ужасно! Когда они вызывают свои старые божества...»

— Это, кажется, для вас не так уж важно, — заметила Нора.

Маану вспыхнула.

— Вам тоже было бы это не важно, миссис, если вы бы сегодня заключили брак, а завтра хозяин продал бы кому-то вашего мужа или вашего ребенка. Не лучше ли сразу оставить это дело, как вы считаете?

— Но такого ведь не должно быть, — пробормотала Нора. — Если бы вы могли заключать брак по христианскому ритуалу, тогда...

— Этого не разрешит ни один баккра! — рассмеялась Маану. — Даже если бы пастор сделал это. Он ведь даже не крестит нас. Причем мне это как-то все равно, а вот Тоби и старый Харди верят, что их действительно чего-то лишают. Того, что их душа будет спасена.

— Ты в это не веришь? — обескураженно спросила Нора. Странно, Маану с рождения жила на плантации, она выросла с проповедями пастора. Она должна была бы быть христианкой. — Ты не веришь, что тебя спасет молитва?

Маану фыркнула.

— Миссис, — жестко сказала она, — меня ничего не спасло! И Аквази тоже не спасло. Молитвы, миссис, не помогают. Лучше уж попытаться применить проклятие. Но это бесплатно не бывает. Тут нужно сначала украсть курицу, а если это заметит баккра, он может забить тебя до смерти. Так что сто раз задумаешься, стоит ли оно того!