Перепроверила свой дом, легла обратно в кровать и открыла москитную сетку. Я писала днями, оставляя в дневнике свои мысли, впечатления об окружающей среде, а также впечатления от жизни одной. Без компьютера ведение записей было ужасно медленным. Рукописные дневники были утомительны, но на удивление освежали взгляд. Я росла без электроники, и только в старших классах у меня появился телефон, я также не пользовалась компьютером, пока не получила степень магистра. Хотела быть ученым — антропологом.

В моём дневнике я написала о своей боязни других людей, это было не из-за того, что на меня напала группа мужчин под наркотиками, и, естественно, они хотели развлечение на ночь. Мой страх — это то, что учла Лилиан, когда обустраивала моё жилье, и она отказывалась называть остров наказанием.

«Мы рекомендуем Джулиет на этот эксперимент. Она идеальный кандидат. У нее нет никаких судимостей. Тюрьма для нее губительна. Если этот процесс нацелен на обновление, то мы считаем, что у нее есть и способности, и сострадание, чтобы пройти через это». Под «мы» Лилиан имела в виду: себя – моего наставника, дядю, который был единственным родственником, и моего надзирающего офицера.

«Это программа реабилитации. Это не наказание, это — изменение. Не карательная мера, а реституция. Человек должен верить в процесс, как в анонимных алкоголиках или на реабилитации от наркотиков, и у Джулиет есть решимость. Это ее последствия. Она приняла неправильное решение. Как ей прийти в себя при таком выборе?». — Джаред был коренным американцем и представителем Первой Нации Алгонкинов (прим. пер.: коренное население, индейцы США), и ярым сторонником национального наследия в настоящее время. Как государственный защитник, он приносил нечто коренное в комнаты правосудия и продвигал исправление и излечение для обоих, и для жертвы, и для нападавшего.

Я была нападавшим.

Но после я была и жертвой.

«Ты сделала выбор, Джулиет, не хороший, но тебя можно понять. Реституционная комиссия задаст тебе вопросы, чтобы понять твой гнев, который привел тебя к такому выбору», — сказал Джаред.

Решение, как это небрежно назвал Джаред, было результатом дополнительного преследования. Я пообещала, что никому не расскажу, что произошло. В любом случае, мне некому было рассказывать. Кто бы мне поверил? Я работала в клубе, который славился своим доминированием и подчинением, и только ограниченный круг людей знал, что происходит на третьем этаже. Шелли напомнила мне, что это я хотела работать на том этаже. И когда открыла третий этаж, то должна была развернуться и уйти в другом направлении. Мне не следовало предлагать себя для обслуживания там, но мне нужны были деньги. И было дико любопытно. Это был другой слой людей, и меня подогревал интерес, как ученого, я хотела знать больше, без намеков на что-то неприятное.

Я прыгнула выше своей головы, слишком быстро училась. Даже несмотря на мои заверения никому не рассказывать, Рик нашел меня. Он хотел, чтобы я вернулась в клуб после того, как ушла оттуда.

«Тебе понравилось?» — думала, что игнорирование этого вопроса заставит его уйти, пока я ждала свой расчет возле барной стойки.

«Ты хотела бы сделать это снова?»

Звук его голоса ворвался в мой мозг. Кровь бурлила, а все тело пульсировало страхом. Я схватила первый попавшийся предмет, что был под рукой — и это оказался нож для нарезки лимонов и лаймов. Подходя ближе к врагу, как я читала в книжках по самообороне, держа свои эмоции под контролем, я думала, что смогу его обмануть. На пару секунд он выглядел так, как будто я действительно могу согласиться на еще один раз. Как будто мне понравилось то, как он обращался со мной. Как будто позволила бы сделать то же самое со мной и другому мужчине в тех же позах. Моя рука сжимала нож все сильнее, я почувствовала силу, о которой не знала, и вонзила нож в его шею, перерезая яремную вену.

Да, я сделала выбор — быстрый и опрометчивый, — но выбор сделал и Рик Фонтейн. Знала, бывают такие моменты, когда ты спишь, но понимаешь. Где ты чувствуешь все, что тебя окружает, но в тот же момент так глубоко во сне, что просто не можешь пошевелиться. Я была в этом состоянии, чувствовала руки Рика на своих лодыжках, когда он разводил мои ноги; его руки, скользящие по моим икрам, как спокойное скольжение змеи. Ритмичное скольжение пальцев к тому месту, в которое я не хотела, чтобы он входил.

Шипящий звук смешался с голосом Рика:

«Ты… сссс… вот… ссссс?»

Мои глаза открылись, и я закричала.


Глава 11.


День 24.


Так


Я услышал душераздирающий крик, который разрезал тишину. Это не был крик женщины, которая испугалась мыши, нет, то был крик человека, который находится в опасности. Джулиет!

Я бросил свой дневник и помчался к ее домику на дереве. Слышал, как под моими ногами хрустят ветки кустарника, пока бежал по направлению к ее дому, я ждал еще каких-либо звуков, но стояла мертвая тишина. Перевел дыхание, казалось, что пробежал самые длинные две мили в моей жизни. Я ускорился, как мог, боясь, что, чтобы не случилось, все равно приду слишком поздно. Я не знал, откуда доносится звук плача, так что начал с ее убежища. И как только стал приближаться к ее дому, звук плача усилился. Я кричал ее имя, но ответа не последовало. И, поскольку мы были единственными людьми на острове, звук ее имени разносился между крон деревьев.

— Черт! — проклял тишину; я приблизился к ее дому и понял, что лестница поднята.

— Джулиет!? — кричал я, в надежде, что она подаст мне хоть какой-то знак, что она меня слышала.

Я взобрался на соседнее дерево, чтобы с него перебраться на ее балкон. Спрыгнув, я не был готов к тому, что я увижу.

Огромная, пестрая змея нависла над ней.

Я не был сведущ в том, что это за тварь, но она казалась бесконечной — часть ее туловища лежала на ногах девушки, а голова нависала над Джулиет, остальная часть тела змеи была обвита вокруг ствола дерева.

— Джулиет, — прошептал я, не уверенный в том, как мог спасти ее. Она не произнесла ни звука, даже не моргала. На долю секунды я подумал, что Джулиет вообще не жива, но потом из пасти змеи высунулся раздвоенный язык, и Джулиет пискнула. Нож, которым она пользовалась, лежал возле ее кровати, и единственной моей мыслью было — успеть убить это существо, прежде чем оно бросится на Джулиет.

Сфокусировавшись на девушке, змея не обратила внимания на мои передвижения, когда я подошел к кровати. Обездвиженную и в шоке я не знал, как заставлю ее двигаться, так что просто сделал выпад и вонзил нож в голову змеи.

Кровь полилась на Джулиет, но голова оставалась неподвижной. Она опустилась ниже, и страх сковал мои мышцы, а что, если она кинется на Джулиет? Несколько вещей случилось одновременно.

— Наклонись ко мне, — потребовал я, как только пересек кровать и вынул нож из головы змеи. Она могла наклонить только верхнюю часть тела, но и этого было достаточно. Змея наклонилась вперед на секунду, и я ударил еще раз, принуждая ее убраться от Джулиет.

Тело обмякало, так как голова была почти отсечена от основания. Ее язык был высунут наружу и глаза напоминали дьявола. Очевидно, змея была оглушена, но не побеждена, я ударил еще раз, и голова твари упала на кровать, едва минуя бедро Джулиет. Я стоял над ней, как дикий охотник, расставив ноги и оседлав тело ползучей твари. Быстро выбросил голову, отодвинул громадное тело змеи и освободил ноги девушки. Она пнула тело змеи, затем встала и попыталась выбежать из дома.

— Джулиет! — окликнул я ее, следуя за ней. Одной рукой схватил ее за плечо и развернул к себе до того, как она выбежит вон.

— Она не укусила тебя? Ты в порядке? — не говоря ни слова, я притянул ее к своей груди и обнял. Она оттолкнула меня с такой силой, которую я не ожидал, и сделал пару шагов назад. Ее колени подогнулись, и девушка съехала по стенке возле маленького стульчика.

— Джулиет, — прошептал я, и медленно присел возле нее. Она накрыла голову руками; страх в ее глазах практически осязаем. Она пыталась спрятать себя, как будто могла исчезнуть. Ее тело дрожало, а коленки стучали друг об друга.

— Джулиет, — прошептал я снова, смягчая голос, как будто разговаривал с ребенком. У меня нет практики общения с детьми, но мой голос как можно более мягок. Я протянул руку и взял ее за запястье. Она дернулась, но я удержал. И наконец, она посмотрела на меня, ее глаза полны испуга и страха, а лицо все в крови.

— Все хорошо, ты в порядке. Я не причиню тебе вреда.

Она покачала головой, и слезы застыли в глазах. Она кажется слишком сильной, чтобы плакать. Она не плакала той ночью. И она, конечно же, не плакала, когда пришла убить меня. И видя, как слезы стекают из ее глаз, я ломаюсь внутри, такого со мной не случалось раньше.

— Мне жаль. — Мой голос тихий и дрожит, я знал, что она не слышит меня. Она не была напугана той ночью, ну или, по крайней мере, не показывала этого. Но она напугана сейчас, и я не мог понять, кого боится: меня или змеи, и когда она отшатнулась от меня, очень боялся, что все-таки меня.

Я опустился на колени, обернул руки вокруг ее плеч и обнял; она так сильно дрожала в моих руках. Переместился и перетянул ее на свои колени, обернул одну руку вокруг ее спины и вторую вокруг ног. Она была такой хрупкой, но ни в коем случае не слабой. Она обмякла у меня на коленях, и я притянул девушку ближе к себе, ее голова опустилась мне на плечо. Я не думаю, что целовал ее раньше в висок, в то местечко, где волосы только начинаются. Мои губы были прижаты к тому месту, и я опять шептал ей:

— Я не причиню тебе вреда. Никто больше не причинит тебе вреда.


***


Я вернулся к себе в палатку после того, как выбросил голову и тело змеи в джунгли. Мы сделали это вместе, в тишине. Убрали тело, сняли его со ствола дерева, и я хотел отпустить несколько ядовитых комментариев, но каждый раз, когда поднимал на нее глаза, видел этот пустой взгляд и кровь, все еще оставшуюся на ее лице.