— Марко!

— Т-ш-ш! — зашипели обе женщины.

— Сами т-ш-ш, — огрызнулась Джорджи. — Марко, вернись!

Он уже был на полпути назад. Подойдя к ее столу, он спросил:

— Да?

Она нервно теребила карандаш.

— Если, ты правда, в беде, — прошептала она.

— Да.

— Тогда, если хочешь, я могу поговорить с тобой.

— Давай поужинаем сегодня вместе. Я заеду за тобой к дому твоей сестры в восемь.

— Хорошо. Но, Марко…

— Да?

— Не надо больше делать мне больно.

Эти слова пронзили его, как ножом.

— Будь со мной бережным.

В его глазах показались слезы.

— О Боже, Джорджи, — прошептал он. — Клянусь тебе, буду.


Теперь Марко был знаком уже со всеми владельцами ресторанов в Гринвич Виллидж, и, когда он привел Джорджи в принадлежавший Тони ресторан «Вилла Десте», экспансивный хозяин встретил его, как героя-завоевателя.

— Il candidato[36]! — воскликнул невысокого роста мужчина с огромными черными усами, протягивая Марко руку. — Эй, все — это наш будущий конгрессмен.

Итальянцы, посетители ресторана зааплодировали. Марко кивнул им, а Тони провел его и Джорджи в отдельный зал, позади ресторана. Быстро протерев носовым платком скатерть, Тони помог сесть Джорджи, сказав:

— Сегодня все за мой счет! Ужин, вино — tutti[37]! Договорились?

— Нет, нет, Тони…

— Я на-астаиваю! Это мой вклад в кампанию. Я принесу вам лучшее сицилийское вино — «Иль Корво». Я принесу бутылку. Хорошо?

И он ушел, прежде чем Марко сумел сказать хоть слово.

— Ты говорил, что ты в беде, — произнесла Джорджи, когда они остались вдвоем.

Она смотрела прямо вперед, без каких-либо эмоций.

— Я слушаю.

— У меня есть сын, его зовут Фрэнк. Он очень хороший мальчик. Замечательный мальчик.

— Рада слышать это.

— Но мой брак — он разрушен.

— Рада слышать и это.

— Дело в том, что моя жена — лесбиянка.

На этот раз на ее лице отразилась какая-то эмоция, — и это был шок.

— Ты хочешь сказать, что она из тех странных женщин, которые любят женщин? — прошептала она.

— Да. Поэтому мне и нужен совет. Я не знаю, что делать с Фрэнком. Ванесса никогда не была ему хорошей матерью, но теперь… Я имею в виду, если мальчик узнает об этом в его годы…

— О, он не должен! — прервала она его. — И ему это знать совсем не обязательно. Так ведь?

— Да, верно. Видишь ли, у Ванессы есть подруга, которую зовут Уна Марбери…

— Когда ты говоришь «подруга», — прошептала она, — ты хочешь сказать, что они ложатся в постель вместе?

— Да. Она проводит все больше и больше времени в ее доме в Патчин Плейс. Теперь она заявила, что хочет привезти Уну в дом сенатора, чтобы познакомить ее с Фрэнком и со своим отцом. По-моему, она это делает зря. Если мой тесть догадается… я не знаю, что он будет делать, но думаю, это вызовет немало проблем. И Фрэнк рано или поздно узнает об этом.

— А ты встречался с этой Уной?

— Нет, и не хочу. Я хочу сказать, если бы моя жена сбежала с другим мужчиной, я бы примирился с этим. Она сбежала с этой чертовой женщиной! Это сводит меня с ума.

— Ты все еще любишь ее?

— Я вообще не люблю ее. Я женился на ней из-за денег. Она знает это — и теперь, думаю, об этом знают все. Я любил тебя…

— Марко, будь осторожен!

— Но это правда. Я любил тебя — я сходил по тебе с ума. Но я увидел все эти деньги, которые ждали, чтобы их забрали… Ладно, теперь это старая история. Дело в том, что я сделал тебе больно. Но, если это доставит тебе хоть какое-то удовлетворение, то знай — моя личная жизнь всегда была адской.

— Синьор, а вот и ваше вино!

Тони принес ведерко со льдом и бутылку белого вина, которую аккуратно открыл.

— Я налью вина прекрасной синьоре?

Он улыбнулся. Его улыбка угасла, когда он увидел, что по ее щекам текут слезы. Замолкнув, он быстро наполнил бокалы, поставил бутылку в ведерко и нервно прошептал Марко:

— Скажите мне, когда вам надо будет подать меню?

Тони ушел, а Марко, обойдя стол, взял Джорджи за руку.

— Почему ты плачешь? — мягко спросил он.

— Потому что ты создал вокруг себя столько несчастья. Ты даже не представляешь, какой несчастной ты сделал меня, но меня совершенно не утешает то, что ты так же несчастен. Несчастье не любит несчастья. Несчастье любит, когда над ним посмеиваются.

Он сжал ее руки.

— Не пора ли нам посмеяться? — спросил он.

— Не знаю. А где мой носовой платок?

Он достал красный носовой платок и положил ей в руку. Она вытерла глаза и затем нос.

— Ты видела какие-нибудь комедии Трампа? — спросил он.

— Нет. Я не хожу в кино. Я не ходила с тех пор…

Она умолкла. Он снова взял ее за руку.

— Я расскажу тебе очень хороший фильм.

Он улыбнулся.


Ванесса очень нервничала.

Она, наконец, решилась пригласить Уну в Гарден Корт на обед с Фиппсом и Мод и нервничала, опасаясь реакции Фиппса на ее новую подругу. Именно «подругой» представила она Уну своему отцу. Воспримет ли Фиппс ее, как подругу или как то, кем она была на самом деле? Уна не была так очевидна, как Кэрол де Витт или другие лесбиянки, бывшие на вечере у Кэрол. С другой стороны, Уну никак нельзя было принять за обычную молодую женщину, хотя одета она была вполне прилично, во всяком случае, по стандартам Уны. Правда, на ней были африканские браслеты и ее «моя дорогая» и другие выражения аффектации чуть выходили за рамки, принятые в здравомыслящем Норт Шоре. Что, если отец догадается?

И еще Ванесса нервничала из-за того, какова будет реакция Уны на ее скульптуры. Сначала она повела Уну в свою студию, где та ходила по кругу, разглядывая последние работы Ванессы — ее первые шаги в стиле модерн — большую глиняную абстракцию, которая представляла собой горизонтальную латинскую «s» с двумя руками, выброшенными из верхней части изгиба.

— Это наводит на размышления, дорогая, — наконец, произнесла Уна. — И даже очень. Это напоминает мне труп.

— Труп? Почему?

— Изгиб… Это может быть тело, распростертое на полу с изогнутыми руками… Возможно, тело убитого. У тебя есть название для этого?

— Нет.

— Назови это «Мейерлинг». Да, Мейерлинг! Предельная загадочность. Мне нравится так, дорогая. Это надо заключить в сталь, и я смогу продать Мейерлинга для тебя. Это может стать началом серьезной карьеры.

Ванесса была польщена, но смущена.

— А почему «Мейерлинг»? — спросила она.

— Это либо тело принца Рудольфа, либо его возлюбленной, Марии Ветсеры. Он только что убил ее, а затем покончил с собой. Никто не знает, почему… Это мистерия и романтика. Последний акт любви — смерть! Людям нравится Мейерлинг. Это поможет мне продать.

Ванесса еще не до конца все поняла, но она решила положиться на опыт Уны, как продавать скульптуры. Уна обошла помост, на котором стояла скульптура, и взяла Ванессу за руку.

— А теперь, моя дорогая, пришло время познакомиться мне с твоей семьей. Не нервничай. Я буду вести себя, как полагается. Я растоплю лед, процитировав несколько параграфов из Маркса и Энгельса, затем позабавлю твоего отца обсуждением идеи Фрейда о роли мастурбации в детских мечтаниях.

— О Боже…

— Куда делось твое чувство юмора?

— У меня оно исчезает, когда речь заходит об отце. Пожалуйста, будь осторожна, Уна.

— А что, если он узнает? — она улыбнулась. — А что? Ты должна учиться быть мужественной, как училась я. Ты должна учиться принимать себя такой, какая ты есть. Это не порочно.

Она перешла на шепот. Затем она поцеловала Ванессу в губы.

— А теперь, пойдем, дорогая, — сказала Уна, направляясь к двери. — В бой! А почему я не могу встретиться с Марко, этим мужественным иммигрантом?

— Он приезжает сюда только в выходные.

— Жаль. Я бы хотела познакомиться с ним. Он может стать конгрессменом, моя дорогая, — она открыла дверь и вышла. — А что это за милый юноша?

В дальнем конце коридора Ванесса увидела Фрэнка. С ним был его новый учитель, тридцатидвухлетний выпускник Гарварда Барклай Симмонс.

— Это Фрэнк.

Впервые Ванесса заметила, как холодное лицо Уны немного потеплело.

— Я тебе завидую, — нежно сказала она. — У тебя есть сын. Это то, чего у меня не будет никогда.

Какое-то время она наблюдала за ним. Затем к ней вернулась ее постоянная уверенность.

— Пошли, дорогая, ты представишь меня. И не надо меня жалеть. Я была бы плохой матерью. Мои дети сопьются, когда я буду кормить их материнским молоком. В нем будет стопроцентный джин.

Когда они приблизились к Фрэнку и его учителю, Ванесса сказала:

— Барклай, это моя подруга, Уна Марбери. Уна, это новый учитель Фрэнка, Барклай Симмонс.

— Как вы поживаете?

— А это Фрэнк. Фрэнк, подойди, я хочу познакомить тебя с моей подругой Уной Марбери.

Фрэнк подошел к ним.

— Хелло! — сказал он.

— Хелло! — ответила Уна. — Ты очень красивый мальчик. И ты хорошо плаваешь.

— Барклай учит меня плавать, — сказал Фрэнк. — Он был капитаном команды по плаванию Гарварда.

— Молодец, Барклай. И ты молодец тоже.

— Я хочу быть таким, как Тарзан! — сказал мальчик.

— Он очаровательный, — произнесла Уна. — Ну, что… мы будем обедать?


— Что ты думаешь? — спросил Фиппс у Мод через два часа, когда они сидели в библиотеке Гарден Корт и пили кофе.

Ванесса повела Уну показывать сад.

— О мисс Марбери? Похоже, с ней все в порядке. Немного зациклена на искусстве, но, если она сможет продать скульптуры Ванессы, как она утверждает, она возымеет над ней еще большее влияние. Хотя мне она не сможет продать ни одной.