— Конечно. Ты не слишком хороша для роли любовницы, моя дорогая. Ты слишком буржуазная — никакой наступательности! Но пусть наступает он! Пусть он думает, что ты хочешь быть его любовницей. Конечно, у любовницы должна быть своя квартира. Так? Вот и посмотри, готов ли он купить тебе квартиру? И ты богатая девочка, привыкшая жить в роскоши. Значит это должна быть красивая квартира. Вот и посмотри, что он будет делать. И при этом, дорогая, говорить всегда надо мягко, но пользовался тем, что ты имеешь. Понятно? Заставь его немножко сходить с ума. Это для мужчин всегда хорошо. Еще чаю, дорогая?

— Нет, спасибо. А что, если он согласится на хорошую квартиру? Что мне делать тогда? Мои родители не позволят мне жить в квартире, которую кто-то оплачивает…

— Совсем не обязательно там жить. Продолжай торговаться. Тебе надо, чтобы квартира была отремонтирована заново, прежде чем ты въедешь туда. Тебе не нравятся гардины. Кухня грязная. Всегда можно что-нибудь найти. И пока он вкладывает больше и больше, время идет, а он влюбляется все сильнее и сильнее, а потом ты говоришь ему, что он, похоже, женат не на той женщине. Понятно? Но держись за то, что у тебя есть. Это деньги в банке.

— Это так вы вскружили голову царю?

— С царями все по-другому. Кроме того, когда я встретила его, у меня не было ничего, что предложить.

Она, мерцая своими пятью серебряными браслетами, вновь наполнила свою чашку из Самовара.

«Выдвигать условия, — подумала про себя Виолет. Что ж, это не очень романтично, но, может, она права. Будет забавно посмотреть, что на все это скажет Джейк…».

Но, когда Виолет вернулась в родительский дом, у нее на этот счет появились новые идеи.


Рабочий кабинет Джейка на третьем этаже его городского дома раньше служил комнатой для горничной, и потому был необычайно мал, поскольку заботы о комфорте горничных не входили в планы бывших хозяев дома. Но эта комната идеально подходила для Джейка. Он перенес туда свое черное пианино, маленький столик и стул, а также диванчик, чтобы отдохнуть, когда вдохновение покидало его. Когда он работал, он наглухо закрывал окно плотной зеленой шторой, чтобы ничто не отвлекало его. Комната напоминала монашескую келью, но именно здесь Джейк написал огромное число своих песен. На Тие Пан Элли его даже прозвали «Фабрика по производству песен», и это считалось комплиментом, хотя и не очень завидным.

Джейк сидел за пианино, работая над новой песней «Я помню тебя, но почему ты забыл меня?», когда зазвонил его рабочий телефон на столе. Ожидая звонка от Абе Шульмана, он снял трубку.

— Алло?

— Джейк? Это Виолет Вейлер.

Он медленно сел. Виолет. Деликатная, необыкновенная Виолет. Прошло уже две недели с того их обеда в китайском ресторанчике и с того времени, как он не видел ее. Он решил, что ее не заинтересовало его предложение. Но звук ее голоса вернул его в прошлое, в прошлое с ней, которое было очень приятным.

— Я потерял вас, — сказал он. — Как дела?

— Я думала о вас, — ответила она, и ему показалось, что ее голос звучит как-то по-другому, может более низко, может… обольстительно? Виолет?

— Я хотела бы поговорить с вами о вашем предложении, — продолжила она.

Он был весь внимание.

— Да… хорошо! Когда я смогу увидеть вас?

— Ну, вы знаете, с моей мамой это очень сложно. Но сегодня вечером они идут в оперу, и я смогу ускользнуть.

— В какое время?

— Начало в восемь, значит, они будут выезжать в половине восьмого, — сказала она тихим голосом. — Мама любит всегда приезжать в оперу пораньше, чтобы окружающие заметили ее драгоценности. Почему бы нам не встретиться перед нашим домом без пятнадцати восемь?

— Отлично. Я приглашаю вас на ужин в Гринвич Виллидж. Я знаю там замечательный французский ресторан.

Он услышал, как щелкнул телефон, когда она повесила трубку.


Поскольку каждый вечер Нелли проводила в театре, то Джейк все это время мог пользоваться свободой, что имело свои неоспоримые преимущества, и без пятнадцати восемь он сидел на заднем сидении такси напротив дома Вейлеров и поглядывал на парадную дверь. Десятью минутами раньше мистер и миссис Вейлер вышли из дому, чтобы отправиться в оперу.

Сейчас Джейк увидел, как открылась дверь, и из нее торопливо выскочила Виолет. Поверх ее желтого платья на ней был плащ и в руках зонтик. Джейк вышел, чтобы открыть для нее дверцу такси. Когда они оба сидели на заднем сидении, он дал шоферу адрес ресторана, затем взял Виолет за руку и улыбнулся ей.

— Я так рад, что вы позвонили, — сказал он. — Я очень рад.

Он придвинулся к ней и поцеловал ее в губы. Ей это понравилось, но голос мадемуазель Левицкой стоял в ее ушах: «Держись за то, что у тебя есть».


Ресторан назывался «Ле Бек Фан» и находился на Восточной Четвертой улице, недалеко от реки Гудзон, в очаровательном квартале небольших кирпичных домов. Он находился в подвале одного из этих домов. Когда, войдя, они оставили там свои плащи, метрдотель, знакомый Джейка, провел его в зал и указал на лучший столик у окна, за которым открывался вид на улицу и на топавших под дождем пешеходов.

— Месье заказал шампанское, — улыбнулся официант, помогая Виолет сесть.

— О, Джейк, это замечательно!

Официант открыл бутылку и стал разливать шампанское.

— За нас, — поднял бокал Джейк.

— За любовь, — ответила Виолет.

Отпив немного, она поставила бокал на место.

— Не думаете ли вы, что нам надо будет снять квартиру?

— Извините?

— Квартиру. Я имею в виду, если у нас будет любовная связь — и, ах, Джейк, я так мечтаю об этом! Дрожь ваших страстных поцелуев! Но, так или иначе, мы не сможем этим заниматься у меня дома, и у вас тоже, а я не собираюсь жить в каком-нибудь второсортном отеле. Поэтому нам надо будет подобрать квартиру, куда я смогла бы переехать, как хозяйка. И она должна находиться в Верхнем Ист-Сайде. Мама не разрешит мне жить в каком-нибудь другом месте.

Джейк выглядел ошарашенным.

— Вы думаете, что ваша мама позволит вам когда-нибудь переехать в квартиру? Даже в квартиру в Верхнем Ист-Сайде? — спросил он.

— Это будет трудно, но я решилась. Она не может руководить мною всю жизнь. И вы должны будете платить за эту квартиру.

— Конечно.

— И я думаю, вы должны будете давать мне какое-то количество денег на расходы. У меня такое чувство, что родители не захотят помогать мне, если я стану вашей любовницей, так что это придется делать вам. Когда мне будет двадцать один, я стану членом трастового фонда, но сейчас у меня ничего нет.

Джейк выглядел еще более ошарашенным.

— На расходы… Конечно.

— И одежду, и еду… но давайте не будем говорить об этом сейчас.

— Нет, давайте поговорим о вас и обо мне. Я не могу сказать, как я счастлив…

— О, я знаю, дорогой, — она улыбнулась. — Я тоже счастлива. Это моя первая любовная связь. «Выдвигай условия». Но мы должны быть практичны. Завтра я начну просматривать список квартир, которые сдаются, но мне надо представлять, какую сумму вы готовы уплатить. Какую, дорогой?

Джейк уставился на нее думая: «Иисусе, что случилось с этой воздушной балериной? Что случилось с «мисс невинность»? Она разговаривает, как прожженный брокер по недвижимости».

— Ну, я не знаю… Какую вы захотите…

— Хорошо, я посмотрю и, если мне что-то очень понравится, я дам вам знать. Договорились? И нам нужно будет там пианино? Вы же не откажетесь исполнять мне там свои песни? Можно, мы купим пианино, Джейк? Это будет так романтично.

— Да… конечно. Почему бы и нет? Я возьму одно в аренду…

«Иисусе, это будет стоить мне целое состояние!»

Виолет увидела в его глазах ужас, и его взгляд так рассмешил ее, что она не смогла удержаться и расхохоталась.

— Что смешного? — спросил он, удивленный.

— О, вы! О… — она прикрыла рот ладошкой, пытаясь сдержать безудержный смех. — По-моему, я перебрала с условиями.

— Вы, что?

— Мадам Левицкая… Я пошла к ней на урок «любовной связи», потому что я решила, что она знает, как мне надо держаться с вами… — она опять рассмеялась. — И она сказала мне, чтобы я выдвигала условия… только, я думаю… я думаю, что я напугала вас до ужаса!

Джейк начал смеяться тоже.

— Вы ходили к мадам Левицкой?

Она, все еще смеясь, кивнула.

— Да, вы напугали меня до ужаса.

И он расхохотался так же сильно, как и она.


«Бриллиантовая Подкова» Метрополитен Опера была самым консервативным бастионом нью-йоркского общества, а ложу номер 7 миссис Астор называли «троном высшего света Америки». Евреям, правда, не разрешалось покупать ложи, хотя они могли снять ложу на какие-то отдельные спектакли. И это, несмотря на то, что двое из них — Отто Кан и Саймон Вейлер — были самыми крупными вкладчиками в оперу на Бродвее и Тридцать девятой улице. Представление «Тоски» в этот вечер давалось для Бельгийского Комитета Помощи, и благодаря тому, что Саймон Вейлер пожертвовал Комитету пятнадцать тысяч долларов, ему было деликатно разрешено снять по этому случаю ложу 32. Там собрались все сливки нью-йоркского общества. Поэтому на этот вечер миссис Вейлер надела всю свою тяжелую артиллерию. Для Ребекки это означало бриллиантовая с рубинами тиара на голове, колье из бриллиантов с рубинами на шее, подобного типа серьги, три бриллиантовых браслета, кольцо с бриллиантовым солитером в сорок каратов и еще театральный бинокль с инкрустацией из драгоценных камней, который стоил семьдесят пять тысяч долларов. И при таком количестве драгоценностей она не чувствовала себя ни перенасыщенной украшениями, ни вульгарной — в соседней ложе на даме было семь бриллиантовых браслетов.