Фред Стюарт - Остров Эллис

Но затем он вспомнил, как плыл, спасаясь с Эллис Айленда, и его решимость обеспечить собственную защиту с помощью денег возвращалась к нему с удвоенной силой.

Через два дня после футбольного инцидента Марко, сидя у себя в комнате, решал математические задачи. Было не по сезону тепло, поэтому его окно оставалось открытым, а поскольку он вообще никогда не занимался математикой, преподаватель математики мистер Хиггинс давал ему дополнительные уроки, стараясь в один год объяснить ему основы арифметики, геометрии и алгебры. Задача была не из легких, и для Марко она, действительно, казалась необычайно трудной. Он мучился со сложным делением, когда под его окном он услышал звуки шарманки и два голоса запели «Санта Лючию».

Марко поднялся из-за стола и подошел к окну. Его комната находилась на втором этаже. На лужайке внизу пели Эдди Форбс и Пит Джонсон. Оба повязали вокруг шеи красные платки. С ними был еще десяток учеников. Когда они заметили, что Марко подошел к окну, они начали хлопать и скандировать.

— Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия! Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия!

Марко захлопнул окно и вернулся к столу. «Не обращай на них внимания», — твердил он себе. Но отключиться от музыки и шума было невозможно.

Отбросив книгу, он снова подошел к окну и раскрыл его.

— Черт бы вас побрал! Заткнитесь! — прорычал он.

— Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия! Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия!

— Вы кретины, и вам плевать на колледж! А мне он нужен!

— Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия! Гарибальди, тутти-фрутти, мама мия!

Он снова захлопнул окно и сел на постель, сжимая в ярости зубы.

«Успокойся, — говорил он себе. — Будь благоразумен.» Ты умнее их. Подумай, как заставить их замолчать. Должен же быть какой-то выход…»

И тут его осенило.

В следующую субботу он отправился в ближайшую деревню и купил себе футбольный мяч и бутсы. Он забрался в лес, нашел поляну, надел бутсы, встал на ноги и стал подбрасывать мяч ногой.

«Я побью этих маленьких подонков в их собственной игре, — сказал он сам себе. — Все, что требуется, это настойчивость. И, слава богу, мне этого не занимать».

Через четыре дня он отправился на школьное футбольное поле, где тренировалась сборная команда. Он дождался перерыва. И тогда подошел к Питу Джонсону. Показывая на футбольный мяч и утрируя итальянский акцент, Марко сказал:

— Вот это и есть знаменитая американская игра? Так?

Пит рассмеялся:

— Si[22], синьор!

— Я попробую ударить разок?

— Конечно, давай. Только не запусти мячом в дерево.

Марко вышел на поле и поднял мяч. Он отошел к тридцатиярдовой линии, когда Пит закричал:

— Эй, ребята, смотрите — великая итальянская «звезда» футбола!

Остальные обернулись, чтобы посмотреть. Марко повернулся к мячу и ударил. Мяч красиво поднялся в воздух и прошел между двумя штангами.

Они смотрели на него с изумлением, а он молча ушел с поля.

— Это игра для тупых, — бросил он Питу.

— Эй, подожди минуту, Марко!.. Это же фантастика! Подожди минуту!

Марко, продолжая идти, улыбнулся про себя, не обращая никакого внимания на их крики.

На следующий день тренер предложил ему стать членом команды. Марко отказался, сославшись на то, что занятия для него важнее футбола.

Тренер с трудом мог поверить своим ушам.

Столовая в Гарден Корт выглядела роскошно. Обстановка комнаты была целиком перевезена из Франции, где она в 1756 году была установлена в замке недалеко от Кахорса, а затем попала в дом Фиппса Огдена на Лонг Айленде. Кремовые с позолотой панели были очень изящно расписаны изображениями орехов, растений и птиц. С панелями хорошо гармонировали четыре зеркала, рамы для которых были точной копией того, что сделал Рафаэль для апартаментов Ватикана. Перед каждым зеркалом на мраморном столике стояла китайская ваза эпохи Минь. Сводчатый потолок возвышался на тридцать футов, а с него спускалась хрустальная люстра. С противоположной стены зеркалам соответствовали четыре окна, смотревшие на Лонг Айленд Саунд. И в этот год в день Благодарения снег кружился над водой, когда пятеро гостей Фиппса и Мод садились за стол к поданной индейке, что было так же традиционно для Америки, как сама столовая полностью соответствовала французской традиции.

Гостями были старшая сестра Фиппса Эдвина Вогн и ее муж археолог доктор Эммет Вогн, Ванесса, граф де Сен Дени, молодой французский аристократ, которым Фиппс и Мод пытались заинтересовать Ванессу, и Марко, которого по случаю дня Благодарения пригласили в Гарден Корт.

Слуги подавали одно изысканное блюдо за другим, но даже великолепное шампанское не смогло заметно оживить обед. Английский язык графа де Сен Дени был скверным. Ванесса не произнесла почти ни слова, бросая через стол взгляды на Марко, которого ей представили перед обедом. Наконец, Эдвина Вокс, женщина с седыми волосами, одетая в твид и являвшая собой тип матроны, повернулась к Марко и спросила на прекрасном английском:

— Вы ездите верхом?

Марко посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку.

— Нет, — ответил он. — Я привык пахать.

Эдвина поперхнулась, что заставило Мод искренне рассмеяться.

— Ну, да, конечно. Как глупо с моей стороны. Но многие из нас именно здесь катаются верхом. Например, Ванесса. Ее трудно оторвать от лошади.

Эдвина повернулась к Франсуа-Мари де Лонивиллю, графу де Сен Дени, которого пригласили в дом главным образом для того, чтобы устроить судьбу Ванессы.

— Франсуа. Вы должны попросить Ванессу показать вам некоторые из ее скульптур. Она, действительно, очень талантливый скульптор.

У графа был такой отсутствующий вид, что она перешла на французский северного берега Лонг Айленда.

— Ma niece est une femme sculpteur[23].

— Ах, — воскликнул Франсуа, наконец, включившись в разговор и повернувшись к Ванессе, произнес: — Вы, как Роден?

— Едва ли.

— Я бы хотел посмотреть.

— Фиппс оборудовал для нее небольшую мастерскую в «доме для игр», — сказала Эдвина. — Ее скульптуры очаровательны. Ванесса, дорогая, покажи их Франсуа после обеда.

— Моя мастерская — не для посетителей, и я предпочла бы, чтобы так было и дальше.

— Что ж, хорошо. Бедное дитя — она такая скромная, — сказала Эдвина, — но такая талантливая.

Марко заметил взгляды, которые через стол украдкой бросала на него Ванесса.

— Мы слышали, — вступила в разговор Мод, — что в Вашингтоне президент Тафт стал еще толще. Могут подумать, что Америка становится тем более могущественной, чем менее привлекательный человек ею управляет.

— Боюсь, ваши политические взгляды немного поверхностны, Мод, — сказала Эдвина. — Тафт всегда победит Тедди. Только представьте: Рузвельт — наш сосед — выступающий против больших капиталов! Ужасно!

— А вы, тетя Эдвина, считаете, что на большие капиталы нападать нельзя? — вмешалась Ванесса, откладывая свою вилку в сторону. — Кроме всего прочего, крупные бизнесмены — жадные свиньи, которые не задумываются над тем, что миллионы бедняков живут в ужасающих трущобах.

Она посмотрела на Марко.

— Отец говорил мне, что вы из трущоб. Расскажите тете Эдвине, какие они бывают.

— Ван, — вмешался ее отец, — не думаю, что обед по случаю дня Благодарения — это подходящий случай, чтобы устраивать дискуссию о трущобах.

— А почему бы и нет? У нас есть все, за что можно благодарить. А у бедных нет ничего. И я думаю, что хотя бы несколько минут мы можем провести, думая о них. Нам это не повредит. Расскажи им, Марко. Расскажи им о трущобах, — настойчиво повторила она.

Наступило напряженное молчание. Все повернулись в сторону Марко.

— Единственное, что я могу сказать о трущобах, — ответил он, — что это наилучшее место, чтобы как можно быстрее выбраться оттуда.

— Но это не есть их описание, — настаивала она. — Расскажи о грязи, о вони, об отсутствии канализации и воды…

— Ох, — вздохнула Эдвина.

— Ван! — чуть не закричал ее отец. — Достаточно! Если тебе так нравятся трущобы, живи там. И я буду счастлив оплачивать твое жилье. Не забудь о том, что мы пытаемся получить удовольствие от еды.

— Хорошо, папа. Но мы не можем просто забыть о бедных, — сказала она.

Обед продолжался. Эдвина, отчаявшись завязать общий разговор, повернулась к французу.

— А вы ездите верхом, Франсуа?

— Извините?

Франсуа почти ничего не понял из того, что перед этим говорила Ванесса.

— Chevauc hez-vous[24].

Он улыбнулся.

— А! Лошади! Oui[25], я люблю ездить верхом.

Марко разглядывал Ванессу, думая о том, что она какая-то странная.

После обеда был кофе. Его подали в музыкальном салоне.

— И вы никому не показывали ваши скульптуры? — спросил Марко Ванессу, подавая ей чашечку кофе.

Она поколебалась.

— Ну, только некоторым людям, — сказала она шепотом. — Мне очень не понравился француз, но если вы захотите взглянуть на них, я покажу вам.

— Я бы очень хотел.

— Тогда, после того, как я выйду, идите в «дом для игр». Моя мастерская в его самом дальнем конце.

«Дом для игр, — подумал Марко. — Звучит как-то забавно».

«Дом для игр», как и все в мире Фиппса, не умещался в человеческие масштабы — крытый бассейн был олимпийских размеров и окружен статуями обнаженных богинь. На одном его конце сидела большая мраморная лягушка, пускавшая в бассейн воду изо рта. Пока Марко шел вдоль одной стороны бассейна, ему в голову настойчиво лезла одна мысль. Эта идея ему не нравилась, но он никак не мог от нее отвязаться.