Фред Стюарт - Остров Эллис

Опять он стал размахивать руками.

— Шесть долларов и двадцать центов. Разве не свихнешься? За нашу работу — это же с ума сойти! Но как нам бороться против этого сукина сына, Монти Стэнтона? Он же богатый, у него власть… А мы кто? Никто и ничто. Вот если бы у нас был профсоюз…

— Сэм, заткнись!

Сэм, все еще размахивая руками, взглянул на свою жену и улыбнулся.

— Это моя Энни, — сказал он, указывая на нее. — Я люблю мою Энни. Я бы хотел купить ей что-нибудь красивое… но… — он остановился, и вдруг вся горечь и вся ярость отразились на его лице. — Надо, чтобы к нам приехал организатор из Питтсбурга. И пока мы этого не сделаем, мы останемся только рабами!

Среди присутствующих воцарилась тишина, когда его гневные слова эхом прокатились по комнате. Том и Делла стояли в кругу танцующих и слушали.

— Он прав, — прошептал Том.

— Да, — ответила шепотом Делла, — но это небольшое выступление может стоить ему работы.

Они пришли на следующее утро на рассвете.

Том еще в постели услышал громкий стук в дверь. Он поднялся и выглянул, дрожа в одной пижаме. Энн в запахнутом фланелевом халате выскочила из спальни и открыла дверь. Том узнал человека в темном костюме и котелке. Это был Билл Фарго, начальник службы безопасности компании и правая рука Монти Стэнтона.

— Миссис Фуллер, — сказал он, вежливо приподняв котелок, что при данных обстоятельствах выглядело, как насмешка. — Я — Билл Фарго.

— Я знаю, кто вы, — ответила она. — В чем дело?

— Дело в том, что ваш муж уволен. Боюсь, вам придется освободить дом. К полудню. Сегодня.

Ветер Аппалачей завывал по углам лачуги. Лицо Энн окаменело.

— Почему его уволили? — спросила она.

— За агитацию в пользу профсоюза. Это оговорено в его контракте. Вы знаете. Сегодня в полдень. У вас есть пять часов. Я предлагаю сразу начать упаковывать вещи.

Он опять приподнял котелок, повернулся и быстро вышел.

Энн закрыла дверь, затем прислонилась к ней спиной. Слезы потекли по ее щекам. Том вошел в комнату. Она взглянула на своего молодого постояльца из Богемии.

— Я знала, что когда-нибудь это случится, — произнесла Энн в отчаяньи.

Затем она вернулась в спальню, чтобы попытаться разбудить своего все еще пьяного мужа.

Элегантно одетая публика, заполнившая Театр Бельведер, встала, аплодисментами приветствуя знаменитую актрису, склонившуюся в низком поклоне. Затем, подражая знаменитому жесту Сары Бернар, под занавес, Мод Чартериз выпрямилась и, прижав обе руки к губам, послала в зал воздушный поцелуй, а затем в широком жесте свела перед собой руки, как бы обнимая всех в зале. Это им понравилось. Им нравилась ее царственная красота. Она вступила в возраст, когда женщинам присуща элегантность, и им импонировала эта элегантность.

Мод Чартериз была обаятельной и обладала приятной внешностью. За исполнение главной роли в спектакле «Леди Фредерикс» она получала значительную сумму в две тысячи долларов. Ее обожали тысячи нью-йоркцев — поклонники театра и ее самой.

«Мир у моих ног. А мне только тридцать семь, — торжествующе думала она, отступая вглубь сцены, пока перед ней опускался занавес. — Миру моих ног».

Ее костюмерша по имени Вивьен снимала с Мод парик, когда театральный посыльный появился у двери ее уборной.

— Мисс Чартериз, там, у входа на сцену, один человек хочет вас видеть, — сказал он. — Но он не похож на джентльмена. По правде говоря, он больше похож на бродягу. Но он уверяет, что знаком с вами.

— Бродяга? — недоверчиво переспросила Мод, глядя на него в свое зеркало.

— У него итальянская фамилия. По-моему, Санторелли. Говорит, что работал садовником у вас в Италии.

«Марко!» — внезапно она вспомнила Калабрию и свою виллу д'Оро, вспомнила располагающий к лени, весь пропитанный солнцем полдень на выходящей к морю террасе. И прекрасного Марко…

— Проведи его сюда, Тедди, — сказала она. — Вивьен, дорогая, сенатор Огден сейчас ждет меня в своей машине перед театром. Не будете ли вы так любезны спуститься вниз и сказать ему, что я задержусь на несколько минут?

— Да, мадам.

Оставшись одна, Мод зашла за ширму, чтобы надеть свое светло-голубое вечернее платье. Один из самых богатых людей Нью-Йорка, сенатор Фиппс Огден, пригласил ее на ужин с шампанским в ресторан Дельмонако. Ей нравился влюбленный в нее сенатор и обольщало наличие всех этих миллионов у янки, но при этом он мог и немного подождать. Ей было очень любопытно вновь увидеть Марко и узнать, что с ним стало после двух лет, проведенных в Америке.

Она сама была несколько удивлена тому, насколько это ее взволновало.

Однако, первое, что испытала она при его появлении, было легкое разочарование. Он, действительно, был похож на бродягу. Его дешевый костюм был весь в грязи, потрепанная шляпа, которую он держал в руках, похоже, была украдена у лошади. Ему бы не мешало побриться и постричься… Он выглядел, как бездомный итальяшка.

— Итак, Марко, — произнесла она, выходя из-за ширмы, — похоже, ты еще не завоевал Новый Свет. Но все равно мне приятно увидеть тебя снова. А как продвигается твой английский?

— Все лучше и лучше, синьора. Ваши уроки мне очень помогли.

— Рада слышать это.

Она подошла к нему вплотную и стала разглядывать его более внимательно. Ее глаза медленно скользили, начиная с его поношенных ботинок, вдоль его тела и наконец остановились на его лице.

«Ему необходимо помыться, — подумала она, — но, Боже мой, он же самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо видела в жизни!»

— Ты видел спектакль? — спросила она.

— Я не мог купить билета, у меня нет денег.

— Ну да, конечно. Это же совершенно очевидно, — она несколько поколебалась. — Ну, так что же?

Она бы сказала, что с ним случилось какое-то несчастье.

— Синьора однажды предложила мне работу, — вымолвил он наконец. Казалось, каждое слово обжигало ему губы. — Вы помните?

— О, да!

— Ну, я… мне нужна работа… теперь.

Их глаза встретились.

— Понятно. Теперь ты не такой гордый.

— Я не могу позволить себе быть гордым.

Слегка усмехнувшись, она подошла к туалетному столику, открыла кошелек и извлекла из него какие-то деньги.

— Вот тебе пятьдесят долларов, — сказала она, передавая их ему. — Купи себе приличную одежду, помойся, а завтра утром придешь ко мне в номер в гостинице «Уолдорф Астория». Скажем, в десять часов. И тогда мы все обсудим.

Марко посмотрел сначала на деньги, потом на Мод. Он сам себе был противен.

— Спасибо вам, — с трудом он выдавил два слова и вышел из комнаты.

Мод Чартериз все еще улыбалась.

Ее номер на пятом этаже отеля «Уолдорф Астория» выходил окнами на Тридцать четвертую улицу и Пятую авеню, а на углу по диагонали высился новый красавец-магазин «Альтман». Из своих окон она могла проследить те значительные перемены, которые произошли за последние годы именно на Пятой авеню: машин было уже гораздо больше, чем лошадей. Однако, новшества в чем-то другом, куда менее заметно, вытесняли живучий девятнадцатый век в первое десятилетие двадцатого. Четыре месяца тому назад на вечеринке на вилле под Парижем Мод встретила двадцатилетнюю неудавшуюся актрису с не очень хорошей репутацией. Девица, внебрачная дочь мелкого торговца, жила в то время с богатым французским коннозаводчиком по имени Этьен Базан и открыто бросала вызов помпезной моде богатых с их плюмажами, вычурными платьями и огромными, как колесо телеги, шляпами тем, что одевалась скорее как школьница, нежели как дама. Ее белые воротнички и спортивного покроя платье произвели на Мод такое сильное впечатление, что она купила несколько платьев такого стиля у молодой Габриэль Шанель, не подозревая, что через пятнадцать лет эта женщина произведет переворот в моде и швырнет последний ком земли в могилу девятнадцатого века.

И сейчас на Мод было одно из этих платьев, в котором она тоже походила на школьницу. Она сидела за столиком в гостиной своего роскошного номера и, глядя на Марко, потягивала мелкими глотками кофе. Марко стоял перед ней, чувствуя себя очень неловко в новом костюме, купленном на ее деньги.

— Значит, работа в доках тебе не понравилась. И грузовик свой ты разбил, — произнесла она и сделала еще один глоток кофе. — Так что пока твоя жизнь в Америке далека от того, чтобы назвать ее сказочной или прекрасной. Но я бы сказала, мне нравится то, что ты хотя бы попытался начать свое дело. По крайней мере, это говорит, что у тебя есть амбиции, о существовании которых я всегда подозревала. А теперь ты готов заняться распродажей всех своих чар, чтобы только получить то, что американцы назовут авансом.

— Если бы у меня было пятьсот долларов…

— Да, да! Я знаю — ты смог бы основать автомобильную империю. А почему ты думаешь, что твои достоинства стоят пятьсот долларов?

Он пожал плечами.

— Ты хоть осознаешь, — продолжала она, — что я не какая-нибудь старая ведьма? Я всемирно известная актриса, и у меня было — и есть до сих пор — много мужчин. Мужчин, имеющих и воспитание, и образование, не то что какой-то там неотесанный деревенский парень, за которого мне придется краснеть в обществе.

— Но синьора сама предложила это…

— Да, я знаю. Синьора сделала тебе предложение. Я допускаю, что синьора имеет некоторую слабость к итальянцам. Так какой же сумасшедший план созрел в твоей голове? — спросила она.

Он опять пожал плечами: