Яков услышал выстрел. Не останавливаясь, он оглянулся. Солдат раскрыл дверь, вывел лошадь и стал стрелять. Он промахнулся.
«Продолжай бежать!»
Солдат вскочил в седло, и лошадь галопом понеслась в его сторону.
«Продолжай бежать!»
Еще выстрел, и что-то ударило его в бедро. Он упал вперед, в снег, и прижал руку к ноге — кровь начала пропитывать брюки. Он перевернулся и сел, глядя на всадника, галопом приближавшегося к нему.
«Он хочет выстрелить в меня… В лицо… Он хочет меня убить…»
В панике Яков попытался снова подняться, но раненая нога не слушалась, и он снова повалился в снег. Что-то уперлось ему в спину. Дрожа от страха и холода, покрывшись испариной, страдая от боли из-за пулевой раны, он подсунул под себя правую руку и нащупал камень.
И опять преследующий был от него на расстоянии менее десяти футов. Он что-то кричал, очевидно, угрожая смертью и целясь в него из ружья двумя руками, как это делают наездники высшего класса, удерживая равновесие на скаку силой своих коленей.
Яков приподнялся и изо всех сил швырнул камень.
К его полному удивлению камень угодил всаднику прямо в лоб, и он свалился с лошади.
Воцарилась тишина, если не считать отдаленных выстрелов в Городне.
Пошатываясь, Яков поднялся на ноги. Лошадь остановилась и стала обнюхивать лежавшего без сознания хозяина. Яков медленно двинулся по снегу к своему преследователю и, подойдя к нему, схватил ружье.
Впервые за свою короткую жизнь он держал в руках оружие. Он взглянул на ружье, на лежавшего, потом на селение, в котором родился. Городня горела — особый отряд отлично справился со своей работой. Пламя и дым клубами поднималось к небу. Все это было невероятно. Невероятно, что его отец мертв. Невероятно, что какие-нибудь пять минут назад вся его жизнь оказалась перечеркнутой.
В его карих глазах стояли слезы, когда он нацелил ружье в грудь казака. Слезы утраты, слезы ярости, слезы ненависти.
Почему все так случилось?
Что сделал его отец, Илья Рубинштейн, такой добрый, любивший музыку человек, который никогда в своей жизни никого не обидел?
— Ты мерзавец! — произнес Яков на идише.
Потом он повторил это по-русски, совершенно забыв, что человек в бессознательном состоянии не может слышать.
Он начал взводить курок, но тут понял, что не сможет этого сделать. Хладнокровно убить человека, лежавшего перед ним без сознания?! Убить кого бы то ни было! Даже убийцу своего отца?!
И тут вдруг он сделал это.
Ружье выстрелило и отдало рикошетом. Солдат дернулся и застыл. Лошадь заржала и отпрянула.
«Я убил человека».
Затем он повесил ружье на плечо, добрался до лошади, схватил повод, вдел левую ногу в стремя и, преодолевая боль, взгромоздился в седло.
«Я убил человека. Мой отец мертв… Городня горит… О, Боже! Что же мне теперь делать?»
Подгоняя лошадь, Яков направился к лесу. На опушке он обернулся и бросил последний взгляд на свое горевшее прошлое. После этого скрылся в лесу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Он направился в Гамбург, в Германию. Яков слышал, как другие евреи говорили, что это порт, из которого уезжают в Америку. Желание совершить это трудное путешествие возникло уже давно. Яков и раньше думал покинуть Россию. Но главной причиной его привязанности к Городне была любовь к отцу. Теперь же, когда отца не стало, а Городня была уничтожена, стремление эмигрировать оказалось непреодолимым. Другого выхода просто не существовало. Он убил солдата из Особого отряда и понимал, что если его схватят, ему не поздоровится.
Испытывая жуткий страх, Яков передвигался только ночами. Днем он вместе с лошадью скрывался в лесу. Оторвав нижнюю часть подкладки пальто, он перевязал раненую ногу. Ранение не было слишком серьезным, пуля прошла сквозь мягкую ткань бедра, и скоро рана перестала кровоточить. С едой было сложнее. Первые два дня он просто голодал, опасаясь стрелять из ружья, чтобы не привлечь к себе внимания. На третий день голод поборол осторожность, и он убил себе зайца.
Кое-как разделав зайца с помощью солдатского штыка, Яков зажарил его на костре и с жадностью съел, размышляя над тем, как далеко ему удалось уйти и какие трудности его ожидают. Ориентиром ему служила Полярная звезда. Яков продвигался в северо-западном направлении, считая, что сможет почувствовать себя в безопасности только тогда, когда минует не только Россию, но и Польшу. Ведь Польша являлась частью России. Он радовался, если удавалось сделать за ночь пятнадцать миль, но не мог и подумать о том, достигнет ли когда-нибудь границы.
Тем не менее Яков продолжал двигаться вперед.
То, что у него совсем не было денег на дорогу до Америки, его совсем не волновало — гораздо больше он думал о том, что надо двигаться вперед и как можно скорее выбраться из России. Он должен выжить во что бы то ни стало. Его мать, умершая от туберкулеза, когда ему было двенадцать, беспокоилась из-за денег — или скорее из-за их отсутствия — всю свою жизнь, а Яков унаследовал от отца более легкое отношение ко всему материальному. Илья был мечтателем — «ленивым», как называли его некоторые из соседей, несмотря на то, что он усердно трудился, выполняя все работы жестянщика. Но сердце Ильи принадлежало музыке. И его единственный сын унаследовал от него эту любовь.
«Может, мне удастся заработать на проезд игрой на пианино», — думал Яков, преодолевая верхом на лошади темные леса России на пути к его заветной мечте.
У него ушло около двух недель, чтобы пересечь Украину и добраться до границы Польши, а потом еще три недели, чтобы через Польшу достичь границы Германии. Трудности этого изматывающего путешествия сказались на его внешности. Он потерял двадцать футов; и когда он, наконец, около границы припал в кустах к земле, вместо худощавого мужчины он походил на мертвеца.
Было за полночь, и шел сильный дождь. Вывеска на пограничной станции с двуглавым орлом дома Романовых уведомляла на четырех языках — русском, польском, немецком и французском, — что путешественник покидает пределы владений русского царя. Яков видел много фотографий приятного, безвольного лица Николая II и красавицы императрицы Александры. Он ненавидел Николая, которого считал убийцей евреев.
Его мысли уже были обращены к его новому «Президенту», человеку, которого он про себя называл Федором Рузвельтом.
Два пограничника томились в одиночестве на патрульном пункте, возможно, уже пьяные. Будет совсем нетрудно провести лошадь соседними полями в Германию.
По размокшей глине он отполз назад к лошади и взял ее за повод. Лошадь заржала. Яков застыл на месте, оглядываясь назад, на слабо освещенный патрульный пункт.
Пограничники продолжали вести о чем-то разговор.
Поблагодарив Бога за сильно опьяняющее действие водки, Яков провел лошадь через границу.
Не было ни фанфар, ни восторженных возгласов. Не было ничего, кроме дождя.
Промокший, грязный и голодный, он слышал, как колотилось его сердце.
Он был свободен.
Агент по продаже билетов в гамбургской конторе компании «Гамбургско-Американские перевозки» сквозь пенсне смотрел на молодого человека по ту сторону конторки, и в его голове непроизвольно вертелись только три слова: «Еврей. Русский. Разорившийся».
— Was wollen Sie?[2] — спросил он вежливо.
— Сколько стоит билет до Америки? — поинтересовался Яков, преодолевая трудности английского языка.
На жирном лице агента по продаже билетов застыло удивление.
— Вы говорите по-английски? — спросил он на английском языке с сильным акцентом.
— Немного, — ответил Яков. — Я не говорю по-немецки. Сколько стоит билет?
— Полагаю, вас интересует третий класс, самый дешевый. Билет в Нью-Йорк через Квинстаун стоит двадцать долларов, — сказал он.
«Красивый парень, — подумал агент. — Или мог бы быть красивым, если бы сбрил эту тощую еврейскую бородку и чуточку поправился».
— В конторе через улицу сказали, что пятнадцать долларов, — возразил Яков.
Выражение лица агента стало ледяным.
— Компания «Северогерманские сообщения» предлагает самые плохие условия на линии Гамбург — Америка.
Яков пожал плечами.
— Я еду дешевым.
Он отошел от конторки, и толстая баварка прижалась к стойке. На самом деле у Якова вообще не было денег, но он хотел позондировать почву в обеих гамбургских пароходных компаниях, прежде чем начать искать работу, чтобы знать, сколько ему потребуется денег.
— Подождите, — окликнул его агент.
Яков обернулся и подошел снова. Баварка посмотрела на него.
— Ну, хорошо, — начал агент, понижая голос. — Пятнадцать долларов.
Яков был доволен. Теперь он знал, что ему нужно пятнадцать долларов для любой пароходной компании.
— По правде говоря, — заметил он, — у меня нет денег.
— Kein geld?[3]
Лицо агента сделалось красным:
— Тогда зачем отнимаете у меня время?
— Я отработаю мою дорогу туда. Я играю на пианино…
— У нас есть пианисты! Десятки пианистов! Уходите отсюда! Vächst bitte![4]
— Пожалуйста! Я должен попасть в Америку! Я буду обслуживать столики…
— Убирайтесь!
Яков отошел от окошка. Он казался совершенно убитым.
Он не ел три дня.
Но молодой человек благодарил Господа за то, что отец заставлял его учить английский, французский и итальянский. Работа Ильи с оперной компанией принесла ему легкость во владении иностранными языками, и он желал того же сыну. Французский у Якова был достаточно сносным, а вот английский и итальянский — в ужасном состоянии. Но даже самые незначительные познания в английском давали ему преимущества перед другими эмигрантами, большинство из которых совершенно не говорили по-английски. Вырвавшись из России, Яков чувствовал себя уже на полпути к Америке. Он мечтал во что бы то ни стало стать «янки», то есть настоящим американцем — каково бы ни было значение этого понятия — и, естественно, частью этого процесса считал изучение английского языка.
"Остров Эллис" отзывы
Отзывы читателей о книге "Остров Эллис". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Остров Эллис" друзьям в соцсетях.