Семья Пабло не выказала никакого понимания, но Амалия все равно продолжала:

– Люди двигают оранжевого дракона… вот так. – Амалия пыталась передать волнообразные движения картонного чудища.

– Не длакон, но лев, – возразила женщина.

– И не шествие, но танец! – поправил старик совсем уж раздраженно.

– Амалия! – позвали из кафе.

И это было как нельзя кстати.

Амалия в расстроенных чувствах побежала к родителям.


– Вот видишь, каковы они, эти кубинские девушки! – по-китайски возмутилась мать, когда Амалия растворилась в толпе. – Их воспитывают не должным образом.

– Ну, нам-то беспокоиться не о чем, – продолжил дедушка Юан. – Паг Ли женится на дочери чистокровных китайцев. Верно, сынок?

– Таких на острове не много, – осмелился заметить юноша.

– Я для тебя из Китая выпишу. У меня до сих пор там остались знакомства.

У Паблито к горлу подступил комок.

– Я устала, – пожаловалась Куй-фа. – Дедушка, не вернуться ли нам домой?

– Да, я уже голодный.

Толпа на их пути не то что не редела, но только увеличивалась. Город в такие дни кипел, и Китайский квартал не был исключением. Когда подходил новый лунный год – а это время почти всегда выпадало на февраль, – китайцы со своим праздником вливались в общее гаванское веселье.

Почти все приготовления к проводам года Тигра уже были завершены. В этом году мать Пабло продумала каждую мелочь. Новые костюмы, полностью готовые, висели на вешалках. На стенах покачивались ленты из хрусткой красной бумаги с благожелательными надписями – на удачу, на богатство и на счастье. Куй-фа загодя смазала губы бога очага обильной порцией сахарной патоки, которая слаще меда, чтобы ее пожелания прибыли на небо в приятной обертке.

По всему кварталу на зимнем ветру колыхались цветные фонарики. Они были везде: в дверях магазинов, на переброшенных через улицы веревках, на столбах… Роса тоже повесила несколько штук – теперь они подрагивали на шестах над притолокой двери.

Старик улыбнулся, увидев фонарики, поглубже вдохнул привычные запахи квартала, в котором прожил столько лет, и вспомнил свои скитания по лесам острова, когда он рисковал жизнью в отряде мамби: они бросались на врагов, размахивая острыми мачете.

– Доброй ночи, дедушка, – попрощался стоящий в дверях Сиу Мэнд.

– Доброй ночи…

Это родственное прощание нарушил визг шин на асфальте. Вонги уставились на черный автомобиль, остановившийся на углу. Двое белых мужчин из окон машины открыли пальбу по трем китайцам, стоявшим под фонарем. Один из троих упал, двое успели укрыться за фруктовой палаткой и принялись отстреливаться.

Сиу Мэнд рванулся к жене и сыну и повалил их на землю. Старик уже присел рядом с дверью. Квартал моментально закипел, так что крики были громче выстрелов. Прохожие, от ужаса утратившие способность соображать, перебегали с места на место в поисках укрытия.

В конце концов машина еще раз взвизгнула, разгоняясь, и скрылась за углом. Люди один за другим высовывали головы из своих укрытий. Сиу Мэнд помог жене встать на ноги. Паблито поспешил на помощь дедушке:

– Акун, они уже уехали.

– О богиня милосердия! – воскликнула Мерседес. – Эти гангстеры когда-нибудь перестреляют весь квартал.

– Акун!

Роса и Мануэль Вонг обернулись на голос сына.

– Акун!

Дедушка все так же сидел скорчившись возле двери. Мануэль попробовал его поднять, но от этого движения старик застонал. Вонг Юан, который столько раз ускользал от опасности верхом на коне, в конце концов был настигнут пулей, которая ему даже не предназначалась.


Новый год пришел, но в семье Вонг не праздновали. Пока дедушка лежал в больнице, жители квартала стучались в их дверь с подарками и чудодейственными средствами. Несмотря на помощь соседей, расходы на больницу были слишком велики. Два врача взялись лечить раненого даром, но и их усилий было недостаточно. И тогда Сиу Мэнд, он же Мануэль, понял, что семья нуждается еще в одном кормильце. Он подумал про кухню в ресторане «Пасифико», откуда разносились вкуснейшие в мире ароматы, и отправился униженно просить о самой простецкой работе, однако вся община уже знала о его беде, поэтому вопросы об аккуратности Паг Ли прозвучали скорее как формальность. Ему предложили приступить к работе на следующий день.

– Поторапливайся, Паг Ли, – ворчала мать с утра. – Ты не можешь опаздывать в первую неделю.

Паблито поспешно уселся за стол. Наскоро помолился и погрузил палочки в плошку с рисом и рыбой. Горячий чай обжигал язык, но по утрам юноша любил это ощущение.

Сиу Мэнд никогда не отличался особенной религиозностью, однако теперь он каждое утро молился перед изображением Сан-Фан-Кона – в Китае такого святого не было, зато на острове его почитали повсеместно. Паг Ли оставил отца за этим занятием, а сам пошел обуваться. Завязывая ремешки, он вспоминал предание об этом святом, когда-то рассказанное прадедушкой, который теперь находился на грани жизни и смерти.

Кван Конг был отважным воином времен династии Хань. После смерти он превратился в бессмертного с багровым ликом – что являлось подтверждением безусловной верности императору. В эпоху, когда на Кубу начали приезжать первые батраки-кули, один из поселившихся в центре острова клялся, что ему явился Кван Конг и пообещал покровительство всякому, кто поделится едой с собратьями. Эта новость разлетелась по острову. На Кубе в то время уже был другой святой воитель, по имени Шанго: он одевался в красное, а прибыл на одном из африканских караблей. Вскоре китайцы поверили, что Шанго – это аватар Кван Конга, нечто вроде его духовного брата другой расы. И вскоре две эти фигуры слились в двуединого Шанго-Кван-Кона. А потом святого стали звать Сан-Фан-Кон, и он оберегал всех одинаково. Пабло слышал и другую версию, согласно которой Сан-Фан-Кон – это искаженное Шен Гуан Конг («предок Кван, почитаемый при жизни»), память о котором распространяли соотечественники. Юноша посчитал, что если так пойдет и дальше, то скоро возникнут и другие версии о происхождении загадочного святого.

Вот о чем размышлял Паг Ли, слушая отцовскую молитву. Когда он вернулся на кухню, мама уже позавтракала. Сиу Мэнд глотнул чаю, все трое быстро надели куртки и вышли из дому.

Родители шагали молча, ото рта поднимались клубы пара. Юноша старался не обращать внимания на холод, подглядывая через соседские двери во внутренние дворики. Чувствуя себя защищенными от посторонних взглядов, любители рано вставать занимались плавной утренней гимнастикой – эти движения Пабло множество раз проделывал вместе с прадедушкой.

В любой другой день Пабло отправился бы с утра в школу, а на работу вечером. Но в эту субботу он простился с родителями перед рестораном и вошел внутрь. В его задачи входило растопить печи, вымыть и нарезать овощи, вычистить котлы, достать из ящиков продукты, а также все остальное, что ни потребуется. К полудню по кухне витало облако: пахло клейким дымящимся рисом, свининой в сладком винном соусе, креветками с десятком приправ и светлым зеленым чаем, от которого обостряется вкус. «Определенно, именно так пахнет на небесах», – подумал Пабло: от этой насыщенной пьянящей смеси подводило кишки и аппетит разыгрывался бешеный. Молодой человек исподтишка посматривал на опытных поваров, которые то и дело бранили и колотили неуклюжих помощников. Пабло поводов для битья не давал, он оплошал только однажды, когда проработал на кухне уже несколько месяцев. Обычно он работал со всем прилежанием, однако в то утро мысли его улетели далеко. И в этом не было его вины. Юноша получил записку от Амалии и прочитал ее возле суповых котлов:

Дорогой друг Пабло!

(Я ведь уже могу называть тебя другом?) Я была очень рада познакомиться с твоей семьей. Если у тебя выдастся свободный вечер, мы могли бы встретиться и поговорить – если ты захочешь, потому что мне хотелось бы побольше про тебя узнать. Прямо сегодня, например, моих родителей не будет дома после пяти вечера. Дело не в том, что я хочу пригласить кого-то к себе в отсутствие родителей (ведь нет ничего дурного в том, чтобы разговаривать с другом), но полагаю, что нам проще будет пообщаться, если рядом не будет взрослых.

С сердечным приветом,

Амалия

Пабло трижды перечитал письмо и только потом спрятал и вернулся к работе, но продолжал витать в облаках, пока, вознесшись слишком высоко, не опрокинул на кухне корзину с рыбой. Подзатыльник главного повара отбил у него охоту мечтать.

Когда Паг Ли вернулся домой, там было пусто. Он вспомнил, что родители собирались проведать дедушку, который вчера снова лег в больницу из-за осложнения после так и не зажившей раны; однако Паг Ли не мог дожидаться их возвращения. Юноша умылся, переоделся и выбежал на улицу. При взгляде на порог, где так любил сиживать дедушка, сердце его сжалось. Но его утешила мысль о новой встрече со странной девочкой, которая денно и нощно обитала в его мыслях.

Пабло снова растерялся при виде дверей с похожими молоточками; он замер в нерешительности, не зная, в какую стучать. И вдруг третья дверь слева распахнулась прямо перед ним.

– Так и знала, что ты заблудишься, – выпалила Амалия вместо приветствия. И простодушно добавила: – Поэтому я тебя караулила.

Пабло смутился, входя в дом, но виду не подал.

– А где родители?

– Они ушли встречать музыканта, который приехал из Европы. И бабушка вместе с ними… Садись. Хочешь воды?

– Нет, спасибо.

Радушие девочки не только не успокаивало, но еще больше нервировало Пабло.

– Пойдем в гостиную. Я хочу показать тебе мою музыкальную коллекцию.

Амалия подошла к ящику, из которого торчало нечто вроде гигантской трубы.

– Ты слышал Риту Монтанер?

– Естественно, – оскорбился Пабло. – У тебя есть ее записи?

– А еще трио Матаморос, Синдо Карай, «Национальный секстет»…