Когда Элен узнала, что Труди и Тасос уехали, ее первым побуждением было немедленно сесть в самолет и вернуться в Англию, но Леон сказал, что она может остановиться в его доме на любой срок. Элен решила принять приглашение и пробыть на Кипре две недели, как и планировала раньше. Она смогла бы тогда осмотреть достопримечательности острова, а если Леон позволит ей брать с собой детей, то они втроем чудесно проведут время.

Скоро городские кварталы остались позади; пышная зелень кипарисов, эвкалиптов и финиковых пальм сменилась пустынной местностью. Каменистая равнина простиралась по обе стороны дороги; ослепительно яркое солнце палило немилосердно. Только вдали над горами виднелись облака. Время от времени навстречу попадались местные крестьяне, ведущие тяжелогруженых мулов. Трудно было понять, куда они направлялись, ведь поблизости не было видно никаких селений. По мере приближения к горам появились деревушки, в которых глинобитные домики соседствовали с современными виллами. В некоторых местах бесплодная земля была распахана и засеяна.

— Здесь начинается горный перевал, — сказал Леон, когда дорога начала петлять. — Местность очень своеобразная.

Пейзаж за окнами просто поражал воображение: за каждым поворотом перед Элен открывался новый вид на горы. Внезапно впереди показалось море, и скоро дорога пошла уже вдоль побережья. На многие мили на берегу не видно было никаких построек. С другой стороны дорогу окаймляли горы, у подножия которых то тут, то там встречались маленькие деревушки.

— Это Кирения, — объяснил Леон. — Мой дом в восьми милях отсюда.

Особняк Леона Петру оказался именно таким, каким его описал Роберт, и у Элен даже дух захватило, когда она увидела его своими глазами. Позади горы, впереди — голубая гладь моря. Есть ли на земле хотя бы еще один дом, из которого открывается такой же красивый вид? Дети тоже были в восторге, а Фиона неуверенно спросила:

— Эти апельсины можно рвать?

— Конечно, можно. — Протянув руку, Леон сломал меленькую ветку и подал ее девочке. На ней висело три апельсина.

Этот поступок удивил Элен, да и детей, вероятно, тоже. Может быть, подумала Элен, Леон вовсе не такой уж суровый, каким его все привыкли считать.

Переодеваясь к ужину, Элен задумалась о тех людях, с которыми она только что познакомилась. Прежде всего это была сестра Леона Кула, образованная двадцатидвухлетняя девушка. Она работала в Никосии. Кула была обручена, и в январе должна была состояться ее свадьба. Ее жених Теодор, которого все называли просто Тедди, был на четыре года старше своей невесты и тоже работал в Никосии. Элен с ним еще не познакомилась, но Кула с гордостью показала ей его фотографию. Судя по снимку, это был смуглый и весьма привлекательный молодой человек; было видно, что девушка серьезно влюблена в него.

— Я всегда считала, что большинство браков на Кипре заключается по расчету, — не удержалась от замечания Элен, увидев счастливые глаза Кулы, — но вы, очевидно, женитесь по любви.

— Да. — Девушка вспыхнула от удовольствия, а потом серьезно произнесла: — Почти восемьдесят процентов наших браков происходят по расчету. Очень немногие женятся по любви. — Она помолчала. — Если мой брат когда-нибудь женится, то наверняка только по расчету. Он не из тех мужчин, которые могут по-настоящему влюбиться. — В ее низком выразительном голосе звучало сожаление. Нетрудно было заметить, что они с братом любят друг друга, хотя его чувства к сестре и не проявлялись столь очевидно. Когда Леон знакомил Кулу с Элен, он держался со своей сестрой весьма холодно и сдержанно.

Другими членами семьи, которых представили Элен, оказались тетушка Леона Асмена и ее муж Василиос. Асмену очень заинтересовала гостья, и она стала расспрашивать Элен о ее жизни в Англии. Василиос же молча смотрел на девушку и только перебирал четки. Единственное воспоминание, которое Элен вынесла из общения с ним, было пощелкивание этих четок. Если бы я была его женой, подумала она, я бы просто сошла с ума от этого звука. Ей почему-то подумалось, имеет ли Леон привычку перебирать четки, и по какой-то необъяснимой причине решила, что все-таки нет.

Мать Леона, высокая худощавая женщина, выглядевшая гораздо старше своих шестидесяти лет, как раз в это время приехала повидать сына. Она постоянно жила в Пафосе у замужней дочери, но дважды в год приезжала в гости к сыну и младшей дочери.

— Я вынуждена была переехать от мамы к Леону, — объяснила Кула, — потому что работаю в Никосии. Я не могла ездить туда из Пафоса каждый день.

Позднее Элен узнала, что Асмена и Василиос останутся у Леона только до января. Они строят новый дом, и хотя он будет готов только через несколько месяцев, они все же продали свой старый, так как за него давали очень высокую цену, а сами временно поселились у Леона.

Значит к концу января Леон останется в доме с детьми один — кроме, конечно, слуг.

Звук гонга, долетевший снизу, заставил Элен вновь вернуться к своему туалету. Леон предупредил, что этот сигнал звучит за десять минут до того, как все сядут за стол. Элен уже приняла душ и была готова одеться. Но в чем ей выйти? Какое это имело значение, если у нее не было ни одного по-настоящему красивого платья. Приняв решение никогда не иметь дело с мужчинами, она намеренно не носила платья, которые могли бы подчеркнуть ее привлекательность. Сейчас она выбрала строгое серое платье, бледнившее ее и совсем не шедшее к ее голубым глазам. Свои длинные белокурые волосы Элен зачесала назад и перехватила черной лентой. Никакой косметики, которая могла бы подчеркнуть выразительность ее глаз и красивую линию губ.

Совсем иначе выглядела Кула. Девушка была в ярком цветном платье; одну ее руку украшал браслет, усыпанный драгоценными камнями, на другой были дорогие часы — подарок жениха ко дню помолвки. Кула выглядела восхитительно. Любовь делает женщину прекрасной, подумала Элен, с грустью вспомнив счастливые дни своего медового месяца.

Ее место за столом было справа от Леона. Дети сидели напротив. Они сначала немного робели, но когда Элен к ним присоединилась, почувствовали себя увереннее. Леон вежливо пододвинул Элен стул. Подали первое. Когда на стол поставили массивную супницу, Элен засомневалась, придется ли ей это блюдо по душе, и налила себе очень немного.

— Вам понравится, — заверил Леон, как бы прочитав ее мысли, и долил ей еще. Элен со страхом смотрела на полную тарелку — она никогда не сможет столько одолеть. Но суп действительно оказался вкусным, и Элен съела всю порцию. Но дети от первого отказались наотрез. Приготовленный из козьего молока, суп имел кисловатый вкус, и Элен было понятно нежелание детей его есть. Леон продолжал настаивать и, только когда Чиппи заявил, что его сейчас стошнит, разрешил мальчику оставить это блюдо. Несмотря на неприятную ситуацию, Элен не могла сдержать улыбки. Брат Леона как-то сказал, что тот совсем не понимает детей, и был абсолютно прав. Ведь самое первое, что необходимо знать о воспитании детей, это то, что их ни в коем случае нельзя заставлять есть.

Стол просто ломился от разных блюд, и Элен еще никогда не приходилось видеть такого изобилия на столе — хотя она заметила, что сам Леон ел очень умеренно. Наконец подали фрукты — апельсины, мандарины, финики, инжир и даже бананы — все из собственного сада Леона.

— Это не инжир, — заявила Фиона, когда Леон предложил ей попробовать его. — Инжир коричневый.

— Мой инжир — зеленый, — сказал Леон и положил одну ягоду ей на тарелку. — Чиппи, а ты что будешь есть?

— Н-ничего…

— Возьми апельсин.

— Пожалуйста, дядя Леон… — У Чиппи даже веснушки с лица исчезли, и мальчик сидел почти зеленый.

— Возьми хотя бы один!

— Я бы не стала настаивать, мистер Петру, — не выдержала Элен. — Чиппи уже достаточно сыт…

— Хорошо, — отрывисто бросил Леон. Элен сразу ощутила, что ему очень не понравилось ее вмешательство. Она виновато посмотрела на Леона, вспомнив, что она здесь всего лишь гостья.

— Простите меня, но Чиппи в самом деле съел достаточно, мистер Петру. Маленькие дети не сразу привыкают к новой для них пище.

— Разве они дома не едят апельсины? — удивленно спросила Кула.

— Конечно едят, но во многом у нас другая пища. У нас, например, мало используется растительное масло.

— И нет таких маленьких кусочков мяса на палочках, — добавила Фиона. — У них вкус дыма.

— А ты разве ела дым? — Нормальный цвет лица стал постепенно к Чиппи возвращаться.

— Не ела, но все равно у них вкус дыма.

— Их готовят на углях, — улыбнувшись Фионе, объяснила Асмена. — Мы любим, когда мясо пахнет дымом.

— А мне не нравится такая еда. — Девочка посмотрела на своего дядю. — Можно я завтра буду есть яйцо и чипсы?

— Ты будешь есть то, что едят все, — последовал строгий ответ. — Ты скоро привыкнешь. — Взяв нож, Леон принялся чистить яблоко. Глаза девочки сердито сверкнули. В какой-то момент Элен испуганно подумала, что та может опять показать дяде язык, но, видимо, Фиона поняла, что ее увидят другие.

После ужина все перешли на веранду пить кофе. Он был приготовлен по-турецки и подан в маленьких чашечках.

— Фу! — с отвращением воскликнула Фиона, сделав только один глоток. Она так резко отставила чашку, что густая черная жидкость выплеснулась на вышитую скатерть. Леон сердито посмотрел на племянницу.

— Вам обоим уже пора спать, — строго сказал он и взглянул на Элен. — Не могли бы вы, миссис Стюарт, уложить их? В дальнейшем присматривать за ними будет Арате, но пока вы здесь, может быть, ей поможете? — Арате была служанкой, подававшей им кофе. Она показалась Элен чересчур мрачной. Элен стало грустно при мысли, что о детях будет заботиться такая женщина, но она понимала, что не сможет ничего изменить.

— Да, конечно, — ответила она, быстро допив свой кофе.

Балкон в комнате Фионы выходил на море, а у Чиппи — на горы, но обе комнаты были светлыми и просторными, с современной мебелью и толстыми коврами на полу. К каждой примыкала собственная ванная. Сначала это все очень понравилось детям, но сейчас они с мрачными лицами сидели на кровати в комнате Фионы и смотрели, как Элен задергивает шторы.