И все же они приехали не для того, чтобы предаваться отчаянию. Катя решительно открыла дверцу и вышла из машины. Крис послушно последовал за ней. Он изо всех сил внутренне готовился к этому испытанию – увидеть ее семейное гнездо во всей красе, проникнуться ощущением их с Егором совместной жизни, прикоснуться к вещам, пропитанным ее запахом…

Катерина, загадочно улыбаясь, поворачивала ключ. Наконец, запретная дверь отворилась, и в глаза ударил яркий, ослепляющий свет. Открывшаяся взору комната была словно вырезанной из журнала «Домашний уют». Крису было неимоверно тяжело переступить ее порог. Здесь было все, что он только мог представить в своих самых страшных кошмарах: повсюду во всевозможных рамочках были расставлены их с мужем свадебные и просто семейные фотографии; на стуле небрежно висела отвергнутая во время утреннего подбора одежды рубашка, которую Катя машинально подобрала и аккуратно повесила в шкаф; на столе стояла чашка недопитого кофе, рядом со свернутой для удобного чтения газетой; в мойке – грязная тарелка. Полноценная картина семейной жизни, семейной жизни Кэтрин, только не с ним…

Увидев его замешательство, Катерина похлопала его по плечу и воскликнула:

– Ну что ты, не дрейфь! Садись!

Она перемахнула густую копну своих волос на бок и заплела их в тугую, толстую косу. Затем она повязала вокруг своей хрупкой талии передник, дабы защитить едва видневшееся из-под него дизайнерское платье, и в этом образе стала похожа на степенную домохозяйку, чем внушала Крису еще большее ощущение неловкости. Наконец она улыбнулась и спросила:

– Кстати, ты как переносишь похмелье? Не против плотного завтрака?           Она произнесла это с таким выражением лица, словно предлагала ему не еду, а половой акт с извращениями. При этом она повернулась к нему боком, сверкнув своей аппетитной тыльной стороной. Он едва не подавился собственной слюной, а вслух произнес:

– Из твоих рук я съем все, что угодно!

Катя загадочно повела бровями и заявила:

– Тогда готовься!

 После этих слов Крис, словно по команде, встал со стула и подошел к кухонной плите. Катя тайком бросила на него любопытный взгляд, но ничем не выдала своего удивления. Она взяла большую миску и начала доставать из холодильника продукты.

– Ты любишь блинчики? – спросила она.

После его одобрительного кивка, она поставила возле мойки упаковку с клубникой, а затем занялась тестом. Но стоило ей лишь отвернуться к столу, как она услышала шум воды за спиной. Она украдкой посмотрела назад и увидела, что Крис, без всяких предупреждений, принялся мыть ягоды. Но прежде, чем приступить к этому, он вымыл и поставил рядом с мойкой оставленную Егором тарелку. У Кати внутри пробежала дрожь. Ее вдруг охватило паническое чувство, что она совершает грандиозную ошибку. Вот он, стоит рядом с ней! Лучший мужчина на свете моет посуду ее мужа! Один из самых популярных рок-исполнителей в мире, тот, кого она любила и кем восхищалась всю свою жизнь! Он пишет ей песни о своей любви, он готов быть с ней до конца своих дней, вот он стоит, только протяни руку и возьми! Но Катю словно парализовал нелепый, необоснованный страх. Она изо всех сил сосредоточилась на стряпне. Она яростно и ловко взбивала тесто. А как только она в спешке бросала в раковину грязную ложку, нож или венчик, Крис моментально включал воду, и через минуту они уже чистыми лежали на столе.

Крис, в свою очередь, не задумывался над тем, почему он вызвался ей помогать. Он ни в коем случае не надеялся, что может произвести этим впечатление. И, тем более, никогда не считал себя «гуру» на кухне, одним из тех типов, которые указывают женщинам, как и что нужно делать. Просто он никогда не мог усидеть на месте, если был способен выполнить какой-либо посильный черновой труд, призванный облегчить кому-то основную задачу.

А в перерывах, когда ему нечем было заняться, он стоял, облокотившись о кухонную рабочую поверхность и наблюдал за тем, как Катерина суетится. Он смотрел, как ее изящные музыкальные пальцы ловко управляются с продуктами, и боялся признаться даже самому себе в том, что ему никогда в жизни не приходилось быть окруженным подобной заботой и любовью. Он получил в свое время такое количество заряженной сексуальными флюидами энергетики от девочек, стонущих в зрительном зале, что, казалось бы, должен купаться в женской ласке. Но, на самом деле, тем, что в изобилии имеет любой рядовой рабочий парень, наплодивший детей и  отрастивший пузо, Крис был более всего обделен. Почему это не могла быть его квартира, его жизнь, его маленькая и уютная кухня, на которой бы каждое утро подобным образом суетилась его жена? Неужели он так много хотел от жизни, что его желания были невыполнимыми в масштабах Вселенной? И этот день – лишь яркая вспышка света на темном небосводе, словно исполнение последней воли заключенного, приговоренного к смертной казни…

И он наслаждался каждым мгновением, тем, как она сервировала стол, наливала кофе, как красивым, сексуальным жестом поливала блинчики ягодным сиропом, наслаждался вкусом каждого проглоченного кусочка… Они еще долго сидели за столом и разговаривали, без устали, жадно заполняя пробелы в познании друг друга. Им было безумно интересно обнаруживать детали, необыкновенным образом связывающие их, и в то же время черпать новые, совершенно неожиданные для себя моменты.

– А когда ты впервые почувствовала желание писать песни? – поинтересовался Крис, когда уже встал из-за стола и невозмутимо убирал грязную посуду. Катерина в это время задумчиво подавала ему чашки из-под кофе.

– В момент, когда мне было очень больно… – сказала она, – Когда я впервые создала произведение, мне показалось, что это панацея от всех сложностей в моей жизни. Знаешь, это как волшебный, магический рецепт, при помощи которого вся грязь и обиды, бурлящие в твоей душе и причиняющие неимоверные страдания, вдруг выливаются в нечто прекрасное… Как будто нам, избранным людям, дана возможность самые ужасные эмоции превращать во что-то хорошее, творить из них нечто, вызывающее восхищение… Это как… Я не знаю… Словно  удивительная способность растений из углекислого газа производить кислород!

 Крис усмехнулся.

– Мы будто санитары этой планеты, убирающие избыточный негатив… Мы пропускаем его через себя, фильтруем в своих чувствительных душах и выдаем на поверхность музыку… Что это еще такое, если не волшебство?

– Точно!… Невероятно! Ну я то сквозь свою душу пропустил немало дерьма! А что насчет тебя? А? Что скажешь? Тебе часто приходилось страдать в твоей короткой жизни?

– Прекрати, Крис… – бросила на него укоризненный взгляд Катерина, – Можешь посмеиваться надо мной, сколько хочешь, но могу сказать тебе одно: мой первый опыт был настолько плачевным, что из-за него я оказалась в больнице, с капельницей в руке…

Музыкант аж подпрыгнул на месте.

– Вот это да! Ты с каждой минутой удивляешь меня все больше и больше! Ты что же, наглоталась из-за кого-то таблеток? – недоверчиво уточнил Крис.

– Что ты! – вспыхнула Катя, – Ну уж нет! Я знаю, как откачивают передозировщиков! Врагу не пожелаешь пережить такое! Куда романтичнее просто перерезать вены!

– Да уж! Романтика еще та! – противно кривясь, съехидничал Ривер и  пододвинулся к девушке еще ближе, – Ты очень любила этого парня?

– Любила? – недоуменно выпучила глаза Катерина. В непосредственной близости к Крису слова о любви к другому человеку показались ей просто абсурдом, – Тогда была уверена, что схожу по нему с ума, а сейчас… – Катя растерянно глянула на музыканта, – Понятия не имею! А ты вообще задумывался над тем, сколько раз человек способен испытать настоящую любовь? И как вообще измеряется ее сила? Если количеством страданий, то что же тогда, взаимное чувство априори обречено на провал?

В глазах Ривера вновь засверкали задорные искорки, а достойные внимания скульптора губы растянулись в ехидную ухмылку.

– Одно могу сказать тебе точно, – заключила девушка, немного поразмыслив, – Что именно благодаря ему я познакомилась с тобой! Значит, ничего не бывает случайного в нашей жизни!

– Как это? – округлил глаза музыкант.

         Катерина застенчиво опустила ресницы и начала подбирать слова, чтобы как можно более емко ответить ему.

– Понимаешь, то, с чем мне довелось столкнуться, было очень жестоко, особенно принимая во внимание факт, что это были первые отношения… Предательство редко когда проходит бесследно, но, как я уже говорила, для меня предпочтительнее консервировать боль в словах… А эти слова тебе наверняка будут знакомы:

“Растоптать я себя не позволю.


 А растопчешь – что ж… вновь прорасту


 Я сквозь снег многолетней травою,


 Что зимой в душе греет весну…”

Катя остановилась. По реакции Криса было понятно, что ее фраза возымела должный эффект. Конечно, он знал эти слова! Были дни, когда он засыпал и просыпался, прокручивая в голове эти строки, ведь, благодаря им, о Кейт услышал весь мир! Но ему и в голову не могло прийти, что их автор когда-нибудь позволит ему заглянуть за завесу тайны их написания. Ведь он по своему опыту знал, какими интимными могут быть подобные переживания. Но, в то же время, ему было известно другое: чем сокровеннее для артиста пережитая боль, тем искреннее и сильнее рождается порожденное ею произведение. И с этим природным законом ничего не поделаешь!

Он смотрел на Катерину и поглаживал ее по щеке кончиками своих пальцев, при этом испепеляя пронзительным взглядом. Теперь он был уверен, что понимает ее лучше, чем кого-либо в этом мире, что еще никогда ему не доводилось встречать настолько родственной души, и весь его предыдущий опыт, равно как и опыт ее, был ничем иным, как ступеньками, возводящими мост над разъединяющей их ранее пропастью.

Они еще долго сидели, обмениваясь дружескими улыбками и стараясь представить, что когда-нибудь наступит такой момент, когда они вот так же будут сидеть в одной комнате, может быть, где-нибудь возле камина, будут слушать треск дров и попивать сухое вино, обсуждая то, что скопилось у них на душе…