Нехотя и с трудом заставив себя, этим же вечером Алан снова встретился с Дмитрием ради его «сюрприза», которым сам Костин был весьма воодушевлен. Они не поехали в один из уже привычных клубов и баров, а направились к выезду из города. Всю дорогу к заброшенному заводу Алан молчал, догадавшись, куда его везет новый «друг».

- Твоя «клетка».

- Я настолько предсказуем? – хмыкнул Дмитрий.

- Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, - дружелюбно хмыкнул Лазарев, скрывая за этой легкой насмешкой жесткую правду. – Такая уж у меня жизнь. У тебя теперь тоже, и мой тебе совет – о друзьях и врагах нужно знать все.

- И к кому ты относишь меня? – со смешком, но настороженностью во взгляде спросил Дмитрий.

- Время покажет, - пожал плечами Алан, отворачиваясь и скучающе глядя за окно, где периодически мелькали деревья, заброшенные строения и очертания пригородных поселков вдалеке.

- Я думал, тебе будет интересно взглянуть, ты ведь занимаешься подобным.

- Я много чем занимаюсь: «клетка», наркотики, оружие, контрабанда, но это не значит, что всем этим я увлечен. Это бизнес, и я не обязан его любить.

Дмитрий не стал больше пытаться развеселить тоскливого товарища.

Алан не придал этому занятию Костина какой-то особый смысл и умысел – этим занимались везде и многие, и он не был удивлен тем, что такой ушлый и умный человек, каким был муж Ольги, быстро увидел выгоду в закрытых боях, «клетках» и прочем в этом духе.

Все было знакомо Алану, когда они подъехали к нужному месту: закрытая территория, пропуск по специальному приглашению, куча охраны, дорогие машины гостей и игроков, шум в большом зале, толпы людей – атмосфера таких мест была везде одинаковой. Лично к подобному занятию Алан потерял интерес, когда исчезла Ольга. Для него приходить в свой зал, где проводились бои, стало нестерпимо – то и дело накатывали воспоминания о проведенном с девушкой времени. Было почти смешно – он как ребенок не смог справиться с этим, отрешиться, как малолетка страдал глубоко в душе от наивных переживаний. Это со стороны каждый из троих друзей – Дан, Алан, Ринат – казались твердокаменными: безжалостными, холодными, отрешенными, спокойными и непоколебимыми. Но это было необходимо – не показать своих слабостей. Лично для Дана это вылилось в то, что он едва не потерял Соню, и каждая собака в городе теперь знала его слабое место. Именно это по большей части стало причиной того, что Миронов в кой-то веки начал думать о безопасности и обзавелся первоклассной охранной системой и такими людьми, которых разыскивал по всей стране, а еще начал отходить от дел. Для Рината его семья стала тем, ради чего он и не подумал вернуться в бизнес после выхода из тюрьмы. Уже тогда он твердо сказал «нет», разрабатывая план похищения чужой невесты, а после его исполнения просто уехал как можно дальше на время, чтобы явно и четко дать понять всем, что он больше не игрок на этом поле. И лишь Алан остался последней фигурой на доске, и ему досталась роль действительно неуязвимого, и он не имел права показать собственные слабости, прикрывая собой своих друзей. Но это отнюдь не значило, что он не умет чувствовать, переживать, расстраиваться и быть разбитым. Просто все это было глубоко внутри, и, к сожалению, останется там навсегда: два шанса из двух уже использовано, и он остался единственным, кому этот шанс уже не будет дан, поскольку на нем вся ответственность и вся власть, которая давила тяжким весом на его плечи, тогда как прежде делилась на троих и казалась приемлемой.

Для гостей вроде Лазарева была выделена отдельная площадка в виде балкона, где можно было с удобством и комфортом наблюдать за шоу. В центре просторного зала была большая клетка, обтянутая проволокой, местами колючей, что было исключительной жесткостью по меркам самого Алана, который не терпел подобных крайностей и не допускал излишней дикости в и без того диком представлении. Это, еще несколько ключевых моментов и сам факт того, где он находился, испортили мужчине настроение окончательно, и он с трудом удерживал на лице равнодушную маску отчужденности. Ему непросто было смотреть на ринг, когда дрались мужчины, еще сложнее стало, когда появились женщины. Он смотрел на людей вокруг, которые откровенно наслаждаются, кайфуют и заводятся от того, что происходило в загоне, и не понимал, как это может нравиться. Да, он занимался подобным и сам, зарабатывал на этом деньги, в свое время глаз не мог отвести от боя, когда наблюдал за Ольгой, чтобы в крайнем случае вмешаться и остановить бой, но никогда, ни при каких обстоятельствах он не наслаждался подобным времяпрепровождением. Это для Дана было нормой, он мог поймать от этого кайф в какие-то редкие моменты, но все же мог. И вот кому это действительно нравилось, так это Миронову. Это была его стихия, место, где он мог выплеснуть из себя все, что копится за маской, показать свою звериную натуру, дать ей волю, чтобы, взяв свое, на время она отступила и дала ему нормально, спокойно жить. Алану это было не свойственно, поэтому сейчас он больше смотрел по сторонам, нежели на клетку, где одни бойцы сменялись другими. Он смотрел на людей, ловил их эмоции, считывал их разочарование, злость и гнев, улавливал восторг и радость, почти счастье, когда кто-то срывал куш. И хотя бы это отвлекало его от шума, криков, грызни и стонов боли, визгов, доносившихся из клетки.

Краем глаза Алан так же наблюдал и за Дмитрием, считывая и его эмоции и поведение. Костин едва ли чаще смотрел на ринг, так же наблюдая по большей части за людьми. Он был умным мужчиной - не зря Филатов выбрал именно его в союзники для борьбы за наследство дочери - и поэтому понимал, насколько важно замечать детали, улавливать какие-то намеки в поведении окружающих, подмечать слабости и недостатки. И сейчас был самый лучший момент для этого: где, если не здесь и не сейчас, когда все вокруг охвачены азартом, напряжением и едва ли контролируют себя, можно увидеть истину?

В какой-то момент Алан заметил, что взгляд Костина изменился. В глазах зажглось горячее предвкушение, откровенная злость и превосходство. Он с насмешкой и презрением смотрел прямо вперед, не мигая. Алану стало любопытно, что же послужило причиной столь резкой смены настроения, и он перевел взгляд на клетку.

С огромнейшим трудом мужчина сдержал возглас удивления и одновременно понимания, едва смог удержать себя на месте, чтобы не вскочить на ноги и не податься вперед, желая убедиться в том, что глаза его не обманывают, и он не выдает желаемое за действительное. Но нет, на ринг выходила именно Оля.

Осознание и понимание того, насколько низко и мстительно повел себя муж девушки, пришло моментально. В считанные минуты в голове сложилась вся схема, по которой действовал Дмитрий.

Такие люди как Костин и Филатов не могли не просчитать все, не могли не усомниться в элементарном, не могли не оставить себе отступные пути. Незаконно и принудительно, а самое главное неожиданно завладев капиталом Оли, они не могли не нарваться на какие-то вопросы, догадки и предположения со стороны заинтересованных людей. Не тогда, когда на это ушли многие годы, не тогда, когда все вокруг знали истинное положение вещей – владельцем всего была именно девушка. Это сейчас никто еще не задумался о том, как же так вышло, что отец Оли получил-таки возможность распоряжаться деньгами своей так называемой семьи. Все были удивлены неожиданными новостями, кто-то вполне доволен, кто-то наоборот слишком зол. И первичные эмоции временно затмили логику и свойственное всем любопытство. Но чуть позже обязательно возникнут вопросы, кто-то начнет докапываться, кто-то будет настойчиво добиваться истины и справедливости – такие люди есть всегда, везде и были во все времена. И отец и муж Ольги не могли не понимать этого. И вполне разумно было оставить ее в живых, пока все не уляжется, не утрясется, пока не останется сомнений в законности их прав, когда все любопытные удовлетворят свой интерес. Ну а пока она нужна была им живой. Однако, что не дает им отыграться за годы неудач, нетерпения и упущенные возможности? Что не дает им мстительно ответить за все унижения, все безуспешные попытки взять желанное? Именно это и делал Дмитрий – мстил, заставляя Ольгу жить так, как она делала это, прячась от него. Заставляя ее делать то, что прежде было необходимым, теперь ради него и для него. Заставлять испытывать все те эмоции и ощущения, которые ей дарила свобода, в обратном режиме – в заточении. И это было идеальной местью.

Алан смотрел на профиль довольного Дмитрия, и в этот момент на его лице было написано, все, что он чувствует и что желает сделать в эту минуту, благо все смотрели мимо, и никто не заметил этого всплеска эмоций. С трудом, но Алан нашел силы взять себя в руки и просто не свернуть шею тому ублюдку, что так воодушевленно смотрел на клетку, сидящему в такой заманчивой от него доступности – только протянуть руки. В голове метались мысли – ликующие, ужасные, сразу появился план действий, и гора с плеч упала – Ольга жива! Вот она, в паре десятков шагов от него. Пусть измученная, пусть покалеченная, пусть едва держится, но живая. Это дало такой стимул, такое воодушевление и подъем, каких Алан не испытывал с юности, когда все очень ярко, остро и бесконечно приятно.

Мужчина не стал выдавать своего интереса, вновь отвернулся от клетки – теперь уже с трудом делая это. Не стал ничего говорить или спрашивать у Дмитрия, лишь смотрел на него и всех вокруг, тогда как в голове уже развивалась бурная деятельность. Но нельзя было просто забыть о том, что так близко находится та, которую он искал так долго и так безнадежно, и Алан то и дело поглядывал на клетку.

Оля была измучена, слаба и откровенно уступала своей сопернице, которая избивала ее, не щадя и не сдерживаясь. На ней не зажили ушибы и раны, нанесенные, видимо, в прошлый раз. Она кривилась, когда слишком сильно наклонялась, хватаясь за живот и ребра. И Алан не выдержал, сравнялся с подавшимся вперед Дмитрием и спросил: