– Я тебе уже один раз говорил, а теперь скажу дважды: ты не понимаешь, на кого нарвался.

– Я прекрасно понимаю, на кого нарвался, – ответил Джекс, облокотившись на стойку. Его голос был низок и устрашающе спокоен, как око тайфуна. – На ничтожество.

Казалось, Мак хочет что-то сказать, но его приятель переступил с ноги на ногу, и Мак тоже подвинулся, чтобы разглядеть меня за крепким телом Джекса.

– Исайе нужно поговорить с твоей мамашей. Как и на прошлой неделе.

Что еще за Исайя?

– Это не ее проблемы, – заметил Джекс.

– Она у своей мамаши на побегушках, а раз мамаша куда-то слиняла, пусть найдет ее и заставит поговорить с Исайей, – бросил Мак.

У мамаши на побегушках? Какого…

Собравшиеся за столиком копы уже повернулись к нам. Если этот Исайя искал маму, вряд ли он был в ладах с законом. Так что Мак с приятелем явно прогадали, объявив это на глазах у целой группы полицейских.

– У нее неделя, – предупредил Мак, пятясь к двери. – Потом у Исайи кончится терпение.

Не успела я и слова сказать, как Мак с приятелем уже выскочили на улицу. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. Джекс играл желваками.

– Кто такой Исайя? – спросила я, когда он повернулся ко мне. – Какой-то амиш-мафиози?

Лицо Джекса стало чуть менее напряженным, губы изогнулись в улыбке. Взгляд его карих глаз немного смягчился.

– Не совсем. Но близко.

О нет. Мне это вовсе не нравилось.

– Что происходит? – Рис подошел к стойке и посмотрел на Джекса.

– Исайя ищет Мону, – ответил Джекс.

Я взглянула на Рокси, удивившись, что она не сбежала и не притворилась жутко занятой.

– Я не знаю ни кто такой Исайя, ни где искать маму, – вздохнула я, чувствуя, что мне просто необходимо это озвучить.

– Знаю, – спокойно сказал Джекс. – И Рис тоже это знает.

Его друг коп посмотрел на меня.

– Уверена, что хочешь здесь остаться? – спросил он.

Я открыла было рот, но Джекс меня опередил.

– Тут нет вопросов. Она остается.

Наши взгляды встретились. Я удивилась, что парень так сказал. С одной стороны, я обрадовалась, что мне не придется искать какие-то вразумительные объяснения. С другой… Что ж, пожалуй, другой стороны здесь не было.

Рис вздохнул и снова обратился ко мне:

– Если этот гад – или любой другой гад – тебя побеспокоит, просто дай мне знать.

Я кивнула.

– Сперва она даст знать мне, – сказал Джекс, и я снова недоуменно на него уставилась. – Тогда мы дадим знать тебе.

Рис изогнул бровь.

– Чувак, я не знаю, что тут у вас происходит, – произнес он, и я похолодела, – но старайтесь не влезать в дерьмо с Исайей.

– Я уже по уши в дерьме с Исайей из-за этого бара, и ты прекрасно это знаешь. – Джекс вздернул подбородок. – Но я разгребаю не свое дерьмо.

Ого.

– Так. А кто такой Исайя? – спросила я, решив, что это важнее всего. – И почему его имя так часто употребляется в одном предложении со словом «дерьмо»?

Губы Риса изогнулись в полуулыбке.

– От него здесь немало проблем. Обычно он тусуется в Филадельфии, но его дурь широко разошлась.

– Наркотики, – тихо добавил Джекс.

Я вспомнила о героине. И правда дерьмо.

– Пошлю к нему пару ребят, – сказал Рис, поворачиваясь к Джексу. – Ему надо понять, что Калла не в ответе за Мону.

– Я ценю это, – ответил Джекс, чуть расслабившись.

Мне тоже стало немного спокойнее.

– Спасибо… наверное.

Рис усмехнулся.

Джекс провел рукой по растрепанным волосам.

– Рокси, ты сегодня закроешь бар?

– Само собой, – кивнула она.

– Мы закроем, – заметила я, но Джекс покачал головой. – Что? У меня еще несколько часов до конца смены.

– Уже нет. – Джекс взял меня за руку и потянул за собой, не оставив мне иного выбора, кроме как следовать за ним. По дороге он подхватил коричневую бутылку с какой-то выпивкой. – Вычеркнем сегодня один пункт из твоего списка «ни разу не сделанного».

– Что?! – взвизгнула я.

Ухмылка Рокси сменилась широкой улыбкой.

– Верно! – воскликнула она.

Глава двенадцатая

Нормальный человек, конечно, предположил бы, что главной моей проблемой на сегодняшний день был некий Исайя – то ли наркобарон, то ли кто еще, отправивший в бар по мою душу своих прихвостней, но поскольку основной моей чертой всегда была непробиваемая тупость, главная проблема состояла в ином.

Я стояла на кухне, переводя взгляд с бутылки Jose Cuervo и двух стопок, которые Джекс тоже захватил в баре, на того, кто, как заноза, причинял огромную боль моей заднице.

Его полные губы были снова изогнуты в легкой полуулыбке, которая как нельзя лучше соответствовала ленивому взгляду его шоколадных глаз. Он прислонился к кухонной стойке и скрестил на груди мускулистые руки.

Заноза в заднице выглядела очень привлекательно, но все равно оставалась занозой в заднице.

– Нет, – сказала я уже в десятый раз.

Мы вернулись домой минут сорок назад, и все эти сорок минут парень уговаривал меня выпить, а я придумывала все новые и новые причины отказаться.

Ни разу он не потерял терпения.

Ни разу не разозлился.

Ни разу не посмеялся надо мной из-за того, что я не хочу пить.

Ни разу я не забыла в последнюю секунду одернуть себя, чтобы не признаться, почему я на самом деле не пью.

Устав оправдываться, я снова посмотрела на полные стопки, сглотнув с досадой и разочарованием. Не то чтобы мне никогда не хотелось выпить. Мне хотелось. Мне хотелось на собственном опыте узнать, что находят в алкоголе все остальные, включая мою собственную мать. Я не представляла, каково это – быть пьяной.

Я много чего не представляла.

Мне вдруг захотелось упасть на пол и удариться в истерику, как маленький ребенок. Так когда-то иногда делал мой брат. Последнюю мысль я тотчас обрубила, покачав головой.

– Милая, просто попробуй. Всего один стаканчик.

Я посмотрела на Джекса. Мне нравилось, когда он называл меня милой, что было, пожалуй, глупее всего на свете. Наши взгляды встретились, и эти густые ресницы, эти глаза, эти брови, это лицо…

Черт.

Если горячий парень с красивым лицом и превращал меня в пустоголовое существо, так у меня хотя бы хватало мозгов это понять.

– Это из-за Моны? – спросил он.

Ого. Он с такой силой вбил этот гвоздь в крышку моего гроба, что я попятилась и врезалась в стул, стоявший возле стола. Его ножки заскользили по полу.

– Что? – прошептала я.

Джекс оттолкнулся от стола и опустил руки.

– Это из-за твоей мамы? Из-за того, какая она?

С ума сойти! Мои ноги словно приросли к полу. Я уставилась на Джекса. Он знал меня чуть больше недели, но глядел прямо в корень. Вот это да. Может, дело в том, что он был знаком с моей мамой, в то время как больше никто из моих знакомых – ни Тереза, ни Эвери – ее ни разу не встречал и не знал, каково иметь рядом с собой такую, как Мона.

Само собой, это было из-за мамы. Я давно привыкла к этой мысли, но не ожидала услышать это от Джекса.

Я видела, как мама творила жуткие, ужасно глупые вещи, когда напивалась или была под кайфом. Я видела, как другие творили кошмарные и унизительные вещи по отношению к ней, когда она напивалась или была под кайфом. В таком состоянии она полностью теряла контроль. Черт возьми, да она и в нормальном состоянии не умела себя контролировать, но, если она пила или глотала таблетки, все становилось намного хуже. Именно из-за нее я многого не делала и хотела всегда все держать под контролем, потому что я…

Я никогда не хотела быть ею.

Я не была ею.

Я не могла ею стать.

Мои ноги сами шагнули к стойке, прежде чем мой мозг осознал, что я творю. Я прошла мимо Джекса и почувствовала, как он повернулся, когда я потянулась к стопке и трясущимися пальцами подняла ее.

Уняв дрожь в руках, повернулась и посмотрела на Джекса.

– Я не моя мама.

И поднесла стопку к губам.


Всего одна стопочка. Ха! Не тут-то было.

Выпив четыре стопки, я лежала на полу, повернувшись на бок и прижимая к груди полупустую бутылку текилы. Мои глаза были закрыты. В животе чувствовалось приятное тепло, как от электрического одеяла, а в венах – вибрирующее жужжание. Я давно сбросила туфли и как раз решала, снять мне футболку или не стоит. Под ней была еще майка, но мне было лень садиться и поднимать руки.

Я почувствовала легкое, как перышко, прикосновение к своему лбу. Тепло в животе сменилось жаром, а кровь загудела громче.

– Текила… Джекс, текила просто… – Слова у меня закончились, потому что… Потому что находить их и связывать вместе было очень сложно.

– Круто? – предположил он, отнимая руку.

Открыв глаза, я улыбнулась. Парень сидел рядом со мной, его длинные ноги были вытянуты на полу, а спиной он прислонился к дивану. Между нами было всего несколько сантиметров, и я не помнила, как оказалась на полу, но точно знала, что он немедленно устроился рядом.

– Калла?

– М-м-м? – Глаза снова закрылись сами собой, так что я снова их открыла. Джекс коснулся моего колена, и я хихикнула. – Мне немного надо, да?

Он улыбнулся шире.

– Для первого раза четыре стакана – весьма неплохо, уж поверь.

– Текила мне как старый, добрый друг. – Я обхватила бутылку обеими руками и прижала ее к груди. – Мне очень нравится текила.

– Посмотрим, что ты скажешь наутро. Может, отдашь бутылку?

Я нахмурилась.

– Но мне она нравится. Не можешь ведь ты ее отобрать.

Джекс склонился надо мной и усмехнулся.

– Калла, я не обижу бутылку.

– А может, я захочу еще стаканчик?

– По-моему, не стоит.

Я попыталась изобразить раздражение, но, по-моему, мне удалось лишь свести глаза к переносице. Громко вздохнув, я выпустила бутылку из рук.

Джекс аккуратно забрал ее у меня и поставил на журнальный столик, куда я не могла дотянуться. Я тотчас заскучала по золотой бутылке счастья и решила, что нужно сесть и снова завладеть ею, но мне снова стало лень. Когда Джекс опять посмотрел на меня, от его улыбки у меня в груди и в животе появились странные ощущения.