— Я не буду с тобой это обсуждать.

— Еще бы, — фыркнула Нина. Наблюдала исподлобья за тем, как он поднимается, идет к специальному шкафчику у окна и достает бутылку вина. Все, что он делал, как двигался, все его желания, были для нее понятны и знакомы, и именно это отнимало последние силы для сопротивления. Она сидела на его кухне, чувствовала близкое Костино присутствие, и внутри все предательски тряслось. Приходилось напоминать себе о его недостойных поступках и, можно сказать, что предательстве. Она искренне считала его связь с другой женщиной — предательством. Он оттолкнул ее в сторону из-за ее неблагоразумности, как выражался, и тут же завел новую интрижку. И виноватым себя не считал!

Бабник.

Костя же про себя вздохнул. Все негодующие мысли Нины были написаны у нее на лице. Она снова злилась на него, остыв от скандала с квартирной хозяйкой. Он вновь стал объектом ее злости, прямо пылала, оттого, наверное, и раскраснелась. Шохин поставил перед ней бокал вина, а из холодильника достал тарелку с крупной клубникой.

— Она мытая, — сказал он, заметив с каким удивлением ребенок воззрился на ягоды. — Ешь, только Грише оставь. Он клубнику очень уважает.

Нина тоже взяла одну ягоду, подивилась ее размеру.

— Одной за глаза наешься. Ариш, может, тебе порезать?

Ариша не ответила, за нее Костя возмутился.

— С ума сошла? Самый кайф, когда она крупная.

Нина улыбнулась, хотя не без ехидства заметила:

— Да, ты любишь все солидного размера.

— А ты нет?

Она уставилась на него с укором, уловив намек, и Шохин тут же сдался, даже руки вскинул, признавая неуместность шутки. Смотрел, как Нина несколькими большими глотками выпивает вино, она, явно, пыталась справиться со стрессом, задавить в себе чувство дискомфорта. А чуть позже, поймав Нину одну в гостевой спальне, где она расстилала для ребенка узкую кровать, он к ней подошел и обнял. Нужно было что-то сделать, пришло время действовать, просто взять ее и к себе прижать. Дать понять, что от простой жалости он не привез бы ее к себе — ни одну, ни с ребенком. Это не в его характере. А ее сомнения на его счет, не больше чем обида, пусть и справедливая.

Нина в первый момент замерла с подушкой в руках, напряглась, потом осторожно перевела дыхание. В руку, что легла на ее живот, вцепилась, попыталась отодвинуться.

— Костя.

— Прекращай на меня дуться, — попросил он.

— Я не дуюсь. То есть, я не просто дуюсь. И ты это знаешь. Мы два месяца даже не общались.

— И я предлагаю не усугублять.

Она подушку в изголовье кровати положила, развернулась в Костиных руках, посмотрела ему в лицо. Рука сама собой поднялась по его плечу, пальцы пробежали по воротнику рубашки, но Нина быстро руку убрала.

— От тебя пахнет ее духами.

Шохин в раздражении закатил глаза, но Нина упрямо повторила:

— Пахнет, я чувствую. Ты приехал ко мне от нее.

— Я приехал к тебе, — начал он злым шепотом. — Я все бросил и помчался к тебе, этого недостаточно? Я звонил тебе утром, ты ответить не пожелала, а теперь еще обвиняешь меня, что я не сидел весь день у твоего порога?

Нина оттолкнула его руки.

— Я ни в чем тебя не обвиняю.

— Да? А звучит именно так.

— А как я должна реагировать? Во мне нет смирения, Костя, — проговорила она громким шепотом. — Я не могу делать вид, что ничего не замечаю. Я тоже делиться не умею.

— Серьезно? Судя по твоему первому браку, я не взялся бы такое утверждать!

Нина взглянула недоверчиво.

— Ты справки наводил?

Шохин упрямо молчал, потом и вовсе отвернулся. А Нина головой качнула, потрясенная его лицемерием.

— Ты требуешь от меня того, чего сам дать не можешь. Разве это честно?

— Нина, ради Бога, — Костя даже усмехнулся. — Мы же не в школе. Честно, нечестно.

— Я даже имени этой женщины слышать не хочу, — предупредила она.

Костя руками развел, глядя ей вслед.

— А я разве его произношу?

Нина обернулась на него в дверях и в гневе проговорила:

— Ты ею пахнешь! — Чуть ли не бегом бросилась на кухню, и с преувеличенным воодушевлением проговорила: — Ариша, пора умываться и спать. Одиннадцатый час. Гриша тоже сейчас спать будет. Пойдем, малыш. — А проходя мимо Шохина, сообщила: — Я буду спать с дочерью.

Тот со стуком поставил на антикварный секретер бокал с виски.

— Ты будешь спать там, где и должна, и прекрати трепать мне нервы.

— Не рычи, — шикнула на него Нина и подхватила ребенка на руки. Костя только ругнулся вполголоса.

Арина долго не хотела засыпать, сказывались волнения, что пережила за день. Нина читала ей одну сказку за другой, гладила по спине, но дочка крутилась с боку на бок и отказывалась закрывать глаза. Изъявила желание порисовать, но Нина настойчиво уложила ее обратно в постель. А сама прислушивалась к шагам за дверью. Костино недовольство даже из другой комнаты четко ощущалось. Или она себя накручивала, но казалось, что по шагам может определить его настроение. Шохин был раздражен из-за того, что она не простила его в ту же секунду, в которую он ее обнял. И это после всего, что он для нее сделал сегодня! И Нина была ему благодарна, но когда чувствовала сладковатый аромат жасмина, исходящий от него, в душе все переворачивалось. Благодарность исчезала, и хотелось огреть Костю по голове чем-нибудь тяжелым в приступе ревности. То, что это именно ревность, отчаянная и удушающая, больше всего и расстраивало. Потому что скрыть не получалось, а проявления этой самой ревности, делало ее в глазах Кости, да и своих тоже, истеричкой.

— Я буду спать за стенкой, — шептала она дочке, гладя ее по волосам, — не бойся ничего. Позови меня, если проснешься, я не буду дверь закрывать. Но бояться нечего. Здесь дядя Костя, и Гриша, они нас в обиду не дадут. Не боишься?

Ариша головой покачала и сунула нос под одеяло. Нина смахнула челку с ее лба и поцеловала.

— Засыпай, родная.

Выйдя из спальни дочери и осторожно прикрыв дверь, оставив небольшую щель, Нина увидела свет в кабинете. На цыпочках прошмыгнула мимо двери, заглянула на кухню, увидела накрытую клетку и выключила свет. Снова вернулась к кабинету и минуту стояла, прислушиваясь к Костиному голосу. Он говорил по телефону, отдавал указания, и это у него получалось лучше всего. Он и ею по привычке командовал, и злился, когда она начинала сопротивляться. А она ничего не могла с собой поделать: если он был не прав, молчать у неё не получалось.

Принимать ванну в половине двенадцатого ночи, показалось глупым, и Нина решила довольствоваться душем. Включила воду попрохладнее, и несколько минут стояла с закрытыми глазами, наслаждаясь. Из-за шума воды никаких звуков не слышала, и понятия не имела, успел Костя в постель лечь, или все еще в кабинете, спорит с кем-то по телефону. Выйдя из душевой кабины, завернулась в полотенце, а другое, влажное, небрежно брошенное Шохиным на бортик ванны, убрала в корзину для грязного белья, про себя порадовавшись, что больше не придется чувствовать запах чужих духов. Сушила волосы и думала об этом. О чужих духах, чужой женщине и мужском цинизме. Нет, не так. О цинизме Шохина. Этот человек достоин отдельного упоминания.

Некстати выяснилось, что не взяла из дома ни одной ночнушки. В шкафу Шохина так любимой им комбинации тоже не нашлось, Нина еще погадала, куда он ее дел: просто выбросил или перед этим порвал в клочья. Надела футболку со смайликами, хлопковые шортики и, наконец, легла. Она впервые собиралась остаться у Кости на ночь. В соседней комнате спит ребенок, Шохин злится, а на ней футболка с дурацкими смайликами. Куда катится ее жизнь? Вытянулась, натянула одеяло до подбородка, но прежде чем успела закрыть глаза, Костя появился. Увидел её, вцепившуюся в одеяло, и в недоумении вздёрнул брови. Нина тут же одеяло выпустила и разгладила на груди, почувствовала себя глупо. Да ещё Костя молчал, но настолько выразительно, что самой хотелось попросить его что-нибудь сказать, даже если это будет очередная гадость.

— Уложила? — спросил он.

Нина кивнула, сцепила пальцы, смотрела в стену напротив. Костя хмыкнул. Стоял перед кроватью в одних пижамных штанах, уперев руки в бока и Нину с интересом разглядывал.

Потом сместился на пару шагов в сторону, подстраиваясь под её взгляд. Она тут же недовольно нахмурилась.

— Ты ведёшь себя, как ребёнок, — укорил он.

— Да? Зато ты… очень взрослый.

— Вот именно. Нина, мы не общались два месяца.

Она кивнула, горько усмехнулась, и пожалела, что не прикусила себе язык, прежде чем сказала: — Да. Прошла всего пара недель, а ты нашёл себе новую любовницу.

Шохин устремил на неё тяжёлый взгляд, потом отошёл к стене и хлопнул ладонью по выключателю.

— Это просто немыслимо, — пробормотал он, в темноте обходя кровать. — Нельзя быть такой ревнивой.

— Не надо давать повода. — Нина повернулась к нему спиной, когда он лег. Подложила ладонь под щёку и закрыла глаза. Понимала, что говорит ему лишнее, в сущности, и прав-то не имеет ревновать, но желание Шохина помириться столь бездарным способом, выводило из себя. У него всё так просто! Поссорились, переспали, помирились. А что произошло в этот короткий период, и со сколькими женщинами за это время он спал, это ведь неважно! Её должно обрадовать только то, что он желает её простить. А она виновата, смертельно виновата, в том, что призналась ему в любви.

Зря она требовала у участкового справедливости, её в принципе нет на этом свете.

— Что на тебе надето?

Нина осторожно сдвинулась к краю постели, чувствуя Костю прямо за своей спиной. Он лежал, подперев голову рукой, и смотрел на Нину в темноте.

— Я не буду с тобой спать, — предупредила она его.

Костя наклонился к её уху и негромко проговорил: