— Ты уходишь?

— А что, ожидалось, что я нацеплю на лицо благодушную улыбку и продолжу тебя развлекать? — Она влезла в любимые джинсы и зло дёрнула молнию наверх. — Или я упустила ещё один важный пункт из нашего уговора, и я обязана это делать?

— Прекрати истерить.

Отвернулась от него, надела кофточку. Волосы растрепались, и пришлось наскоро собирать их в хвост. Кажется, так обидно ей не было даже в тот день, когда от неё муж ушёл. А ведь он был мужем, и с ним она прожила много лет. Но в отличие от Шохина, Пашка никогда не отмахивался от её любви, как от назойливой мухи. Они расставались с болью, но не открещиваясь от оставшихся между ними отношений и чувств, а Костя… Костя будто боялся её привязанности. Боялся, что она прилипнет к нему, и в тот момент, когда ему это надоест, избавиться от неё будет трудно. Именно так всё и выглядело, и именно от этого было особенно больно.

— Я не понимаю, почему ты обижаешься. Я тебе не врал.

— Ещё бы! Ты самый прямолинейный человек в этом городе. Кто этого не знает?

— Ты видишь во мне недостатки, это уже неплохо.

— Да, Костя, вижу. И к твоему несчастью, они меня не пугают. Правда, не думаю, что это хоть как-то выделяет меня из толпы… — В конце концов, лишь рукой махнула, запутавшись в словах, эмоциях и обиде. Выдохнула, всё-таки посмотрела на него, хотя от его взгляда хотелось застрелиться. Лёд, пустота… Остаётся только удивиться, как можно любить такого человека.

Вот только удивление проходило через пару секунд, и оставляло после себя горечь безысходности.

Он даже проводить её не вышел. Нина справилась с желанием хлопнуть и входной дверью, решила, что это лишь ещё больше покажет её слабость, и поэтому тихо её прикрыла. Зато с силой дёрнула железную дверь лифта, вошла и вытерла слёзы. Вдохнула поглубже, и мысленно попросила себя не паниковать. Завтра всё как-нибудь уладится.

Нина на самом деле надеялась все уладить. Хоть и злилась на Шохина сильно, но после бессонной ночи, не найдя никаких оправданий ни для себя, ни для него, уже готова была отступить. То есть, не отступить — куда от любви отступишь? — а принять все, как есть. Хотя, не понимала, чем она Костю так напугала. Чем ее любовь для него плоха? Неужели лучше, если бы она ценила его за деньги, связи? От девушки своего круга он вряд ли стал бы требовать выполнения пунктов какого-то уговора, а она… С ней можно лишь договариваться. С ней можно спать, ее можно показывать друзьям, хвалиться приятным во всех смыслах приобретением, а в ответ ждать здравомыслия и послушания.

Все было бы куда проще, если бы она могла ответить ему тем же. Но в ней, наверное, какой-то дефект, нужно обязательно влюбиться в того, с кем спишь. И вместо того, чтобы отмахнуться, и просто жить удобно и счастливо рядом с подходящим ей во всех смыслах мужчиной, она нашла себе очередную проблему: задумалась не только о его телесных удовольствиях, но и о душевном комфорте. Можно подумать, он ее об этом просил. А Костя прав, она на самом деле заигралась. Решила, что ей можно то, на что он ей прав не давал. Что она может рассчитывать на нечто большее, чем секс, похвала после и пачка денег в нужный момент.

Нина тряхнула головой. Рассердилась на себя за эти мысли, снова метнувшиеся от благоразумия к обиде. А ведь утром, после бессонной ночи, смогла наконец убедить себя в том, что Костя прав. Хоть в чем-то. Навязываться ему она права не имеет, и потерять его не готова, к тому же из-за того, чего он ей, собственно, и не обещал. Именно поэтому сама к нему приехала, поклявшись себе, что порадует его этой чертовой благоразумностью. Если его это заводит и для него это важно. Она готова принять его точку зрения, удобную позу и что еще он от нее потребует.

Готова, но при этом снова скатилась на сарказм.

В дверях столкнулась с Лидией Аркадьевной. Та выходила, держа на поводке свою собачку, поторапливала ту, а болонка, приметив Нину, кинулась ей в ноги, отчаянно виляя хвостом, повизгивая и обнюхивая. Нина заставила себя улыбнуться.

— Доброе утро.

— Ниночка, доброе утро. Вы сегодня рано.

— Надеялась, Костю застать, — не стала она таиться.

— Дома, дома, — отчего-то заговорщицким шепотом проговорила домработница. — Кажется, не в настроении.

У Нины внутри все похолодело, но Лидия Аркадьевна заметить этого не захотела, и даже приободрила:

— Вас увидит и успокоится.

— Думаете?

— Уверена. Проходите. А я пойду в химчистку.

Она дернула за поводок, увлекая за собой Тусю, и шагнула к лифту. А Нина сделала глубокий вдох, прежде чем переступить порог квартиры и закрыть за собой дверь. Замерла в прихожей, прислушиваясь, подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Чувство было такое, словно к чему-то судьбоносному готовится. На кухне работал телевизор, Нина слышала степенный голос диктора новостей, Гриша в унисон с ним что-то ворчал, потом громко спросил:

— Грушу хочешь?

— Хочешь грушу? — переспросил Шохин, и от звука его голоса Нина вдруг перепугалась, на мгновение захотелось сбежать. Практически заставила себя выйти из сумрака коридора, прошла к кухне, остановилась на пороге. Костя захлопнул дверцу холодильника, увидел ее, но своего удивления ничем не выдал. Но и не улыбнулся. Только повторил слова Лидии Аркадьевны:

— Ты рано.

— Не спалось.

Он понимающе кивнул. Помыл краснобокую грушу, разрезал пополам и Нине предложил:

— Хочешь?

Она промолчала, села за стол и взяла предложенную половину, наблюдала, как Костя режет другую половинку на крупные куски. Потом на Гришу посмотрела. Тот расхаживал по подоконнику, и, кажется, что-то напевал.

— Ты на меня обиделась?

— Нет.

Шохин усмехнулся.

— Врешь.

Нина обернулась на него, взглянула с претензией.

— А ты уверен, что ты хочешь это выяснить?

— Ты зря обижаешься, я сказал, что думал.

— Не сомневаюсь.

Костя протянул Грише кусочек груши и наблюдал, как тот перехватывает его когтистой лапой поудобнее и тянет в рот, пробует языком. От Нины отвернулся, но ее взгляд жег затылок.

Настроена она была решительно, в этом сомневаться не приходилось.

Нина же перевела дыхание и откусила от груши, вытерла губы, когда по ним потек сок.

— У нас с тобой был уговор, — повторил Костя, — и мне казалось, что он устраивает и тебя, и меня.

Эти игры в любовь… Малыш, не порти все.

Какое уж тут спокойствие и улыбки? Как только он заговорил с ней, сразу губы затряслись.

Нина снова их вытерла, но причиной был уже не сок.

— Конечно, — проговорила она. — Как скажешь.

Он усмехнулся.

— Судя по тону, мне лучше не стоять к тебе спиной.

— Ну что ты, разве я посмею?

Шохин все же повернулся.

— Нина, я серьезно. Не надо превращать это в трагедию.

— Никакой трагедии, — заверила она его. — Ты ведь хотел, чтобы я пришла? Сама, рано утром… Я пришла. Прощения попросить? Могу. Могу раздеться. Давай скрепим… сделку.

— Хватит. — Он выбросил остатки груши в мусорное ведро, руки вытер, а когда на Нину посмотрел, от мнимого благодушия и следа не осталось. — Не надо меня уличать, я тебе не врал.

— Я знаю.

— Тогда прекращай эти глупости.

Она нервно облизала губы и сцепила пальцы. Сердце неприятно колотилось, дыхания не хватало, а от Костиного взгляда в упор, мороз по коже.

— Я просто хотела…

— Я знаю, чего ты хотела.

Нина подняла на него глаза. Переспросила:

— И чего же? — Ответ знала, и услышать от Кости эти слова казалось самым страшным, но, возможно, это ее отрезвит. Настолько, что ей достанет смелости встать и уйти.

Но Шохин, вместо прямого обвинения, пошел окольным путем. Наверное, все-таки берег ее самолюбие, или пытался достучаться, пробиться к тому благоразумию, которое она ему когда-то обещала в их отношениях.

— Разве я не давал тебе все, что ты хотела? Я даже никогда вопросов не задавал, куда, на что ты тратишь деньги. Я принял все твои… так скажем, обстоятельства. В ответ я просил только одного: не играй со мной.

— Я не играла! Господи, — она поднялась, на пару секунд отвернулась от него, пытаясь собраться с мыслями, — такое ощущение, что я тебя предала. Что я тебе изменила, или еще что похуже. Я, оказывается, права не имею… — Нина посмотрела ему в глаза. — Я не кукла, Костя. И не проститутка.

— Я такого не говорил.

— Но по твоим словам так и выходит! Ты платишь мне за то, чтобы я тебя ублажала. Всеми известными тебе способами. Это ведь удобно, правда? Дать мне банковскую карту и ставить условия, даже чувства мои контролировать. Ну, прости меня за то, что я такая дрянь, что сказала: люблю. И ни в какие игры я с тобой не играю!

— Не кричи.

— А ты прекрати мне указывать! — Она со злостью выдохнула. — Всех твоих денег не хватит на то, чтобы меня контролировать. Я не могу как ты…

Нина неловко замолчала, а Шохин заинтересованно вздернул брови, в ожидании продолжения.

По лицу было видно, что тоже злится, и когда рукой махнул, поторапливая ее, Нина со злостью выдохнула:

— Не могу за деньги трахаться.

— Правда? Раньше могла. А потом освоилась, вспомнила о морали, и решила: а не влюбиться ли мне? Чтобы все снова стало чинно и благородно. Так?

Нина даже огляделась, но ничего подходящего для того, чтобы швырнуть в него, не нашлось.

— Замолчи.

— Я не прав?

— Какая же ты сволочь.

— Почему? — Он искренне недоумевал. — Потому что мне не нужно больше обговоренного? Так я не отнимаю, все твое я оставляю тебе! — Он подошел и взял ее за подбородок. — Я мало тебе давал? Тебе большего захотелось?

Нина стукнула его по руке, потом взвыла от бессилия, когда Шохин схватил ее и потащил в комнату. Слышала, как Гриша испуганно захлопал крыльями, после чего проворчал старческим голосом: