— Завидует, — решительно заявила Грета, когда Нина пересказала ей разговор с Усмановой в торговом центре.

— Завидует? Чему ей завидовать? Кто она, а кто я.

— Вот именно. Кто она? — Грета остановилась у ее столика, сильно затянулась тонкой сигаретой и зло пыхнула дымом прямо Нине в лицо. — Что-то когда-то выиграла, вовремя затащила в постель нужного мужика, чтобы тот продвинул ее в Совет по культуре, и что? До сих пор там сидит, и время от времени выступает. Волочкова фигова. Вот она-то точно проститутка, даже я боюсь подумать, сколько она мужиков сменила, чтобы на своем месте столько лет держаться. Так что нечего комплексовать из-за нее. Выброси из головы.

— Легко сказать.

— Нет, а что ты переживаешь? Из-за чего именно?

Нина навалилась на столик и подперла голову рукой.

— Да я не из-за себя, — призналась она, — я из-за Кости.

Грета презрительно фыркнула.

— Пожалела овечка волка. Нина, честно, ты думаешь о чем-то не о том.

— Да? А когда он знакомит меня со всеми этими людьми… Раньше была хоть какая-то надежда, что они могут быть не в курсе.

— Косте плевать, что думают другие, — уверенно заявила Грета. — Он сам за всех привык думать.

— Ты права, конечно, но…

Грета наклонилась к ней.

— Если он захочет, они все — все! — будут руки тебе целовать. Они уже это делают, разве я не права? И не думай о том, что за спиной говорят. Это от зависти. Ему завидуют всегда, а тебе из-за него. — Она усмехнулась. — Я ведь тебе говорила: не упусти его. И я тобой горжусь, деточка моя. — Она даже за щеку ее ущипнула, как иногда поступала с Вадимом. Стало немного больно, и Нина щеку потерла. Улыбнулась, конечно, и не призналась, что слова Греты хоть и были похожи на бальзам, но ей он помог не сильно.

Витя зашел в гримерку, увидел их, и нетерпеливо хлопнул в ладоши.

— Хватит трындеть! Гретка, иди в зал, а у тебя выход через двадцать минут, — напомнил он Нине.

Она кивнула.

— Я знаю, Витя.

— Знает она, — заворчал он, а сам кинул вопрошающий взгляд на Грету. Та усмехнулась, и замалчивать проблему не стала.

— Костя в отъезде, и наша девочка грустит.

— Да? — Жаба хоть и ухмыльнулся, но добавил в голос грозности. — По жопе шлепнуть некому?

Так я могу, не вопрос. Иди, работай.

Нина кинула на него недовольный взгляд через зеркало.

— Не порти настрой. Иду я уже.

Отвернулась от них, взяла пудреницу, и все-таки глянула вслед этой парочке, когда услышала Витино ворчание:

— Слышишь, как заговорила? Мешаю я ей…

Костя вернулся только через три дня, причем ночью. Накануне Нина просто изнывала от непонятной тоски, Шохин задерживался, как она изначально и предполагала, он всем был нужен, и мысли о его нужности смущали. После встречи с Усмановой, Нина уже не раз ловила себя на мысли, что ей хочется с ним поговорить. То ли просто выговориться, чтобы облегчить душу, то ли попросить совета, а может поступить так, как поступала в последнее время — переложить на него свои проблемы. Чтобы он сказал, что беспокоиться ей не о чем и думать о чужом мнении не стоит. Очень хотелось услышать это от него.

Накануне его приезда у нее был выходной, и весь она провела с дочкой. Они бродили по центру города, заходили в понравившиеся магазинчики, перекусили в кафе и даже съели по запретному мороженому. Арише мороженое было противопоказано из-за слабого горла, а Нине необходимо было следить за фигурой, с такой-то работой. Правда, в последнее время у нее явно переизбыток физических нагрузок, так что можно себя побаловать. Ела мороженое, любимое, фисташковое, а думала о Косте. Где он, с кем он, и сколько это будет продолжаться. Ариша рисовала, пристроив альбом на краю стола, капнула мороженым на лист и расстроилась, а Нина предложила пририсовать пятнышку четыре лапы и хвост, чтобы стало похоже на собачку. После этого предложения дочка так на нее посмотрела, что стало стыдно за свою приземленность.

А глубокой ночью, коротким сигналом пришла смска. Нина сначала не хотела вставать, сигнал-то услышала сквозь сон, на другой бок перевернулась, а потом подскочила на своем диванчике.

Дотянулась до телефона, кинула обеспокоенный взгляд на дочку, что спала напротив, но та даже не пошевелилась. Смска была более чем лаконичной, всего два слова: «Я дома». Нина кинула взгляд на часы — три часа ночи. Он дома в три часа ночи!

Непонятно почему, но она не перезвонила ему и даже ответной смски не послала. Легла и положила телефон на соседнюю подушку, и быстро уснула, успокоенная. А проснулась переполненная возбуждением. Не физическим, но душа, как говорится, пела, громко и с чувством. Отправив после завтрака Арину гулять в парк с Зинаидой Тимофеевной, сама же сослалась на крайнюю занятость, мысленно поставив на себе клеймо предательницы, но то и дело вспоминая о короткой смске, никак не могла смирить эмоции. Всё гадала: что Костя хотел сказать этими двумя словами — ставил её в известность, что он дома или всё-таки намекал, что неплохо было бы ей нанести ему утренний визит? Разум подсказывал первое, а вот сердце второе, и поверить хотелось именно сердцу, и уступить ему, что Нина и сделала, в конце концов, пойдя на компромисс с собственной совестью. Наставляя дочку слушаться няню, поцеловала её дважды, и приказала себе не расстраиваться, раз уж решила этим утром поставить личную жизнь на первое место. Но она, конечно, ужасная мать, и непременно исправится, уже завтра.

Во двор дома её пропустили без вопросов, что, признаться, удивило. Нина вышла из такси, только мысленно подготовила для охраны доходчивое объяснение своего визита, а перед ней уже открыли калитку. Во взглядах молодых людей в униформе военного образца никакой вежливости или тени уважения, но признали, и Нина, направляясь к подъезду, чувствовала, что её разглядывают. Закрывая за собой дверь лифта, злилась, представляя, что о ней сейчас говорят, на всякий случай достала зеркальце и посмотрела на себя, облизала губы, выравнивая цвет помады, и поправила прическу, словно беспардонные мужские взгляды могли её испортить. А потом посмеялась над собой. Она так кипит от злости в эту минуту, и желание одно — увидеть Костю и нажаловаться ему на всех вокруг.

Об охранниках позабыла в тот же момент, когда дверь квартиры Шохина ей открыла женщина.

В годах, с замысловатой причёской и больших очках на позолоченной цепочке. Женщина окинула Нину изучающим взглядом, машинальным жестом поправила накрахмаленный отложной воротник на блузке, и уже после этого, гордо вскинув подбородок, поинтересовалась:

— Я могу вам чем-то помочь?

Нина пыталась собраться с мыслями. На уме было совсем другое, и поприветствовать хозяина квартиры она собиралась иначе, хорошо хоть не успела ничего произнести, прежде чем дверь открылась. Было бы очень неловко.

— Да… Здравствуйте. — Прежде всего «здравствуйте» и улыбнуться. — А Костя… Константин Михайлович дома?

Её окинули ещё одним взглядом, куда более пристальным, а следом лицо женщины неожиданно просветлело.

— Вы Нина?

Странное утро.

Улыбнулась старательнее и кивнула.

— Да, я Нина. А вы…

— А я Лидия Аркадьевна. Я работаю у Кости. Вы проходите, проходите.

Нина переступила порог квартиры, испытывая облегчение. Торчать на пороге было неприятно.

Но и вспыхнувшее радушие домработницы показалось несколько странным. Да и вообще тот факт, что она знает её имя. И решила ещё раз прояснить:

— Костя дома?

— Дома, спит ещё. Приехал под утро, мне ребята на въезде сказали. Они ведь всё знают.

Нина кивнула, не желая вспоминать об этих самых ребятах, туфли сняла, кинула осторожный взгляд на домработницу. Теперь уже она её разглядывала, пытаясь понять, к чему готовиться.

Женщина казалась интеллигенткой до мозга костей, ухоженная, лет шестидесяти, одета скромно, но очень опрятно. Напоминала педагога старой школы, даже представить трудно, что она занимается уборкой и стиркой в доме одинокого мужчины. Как на грех припомнилось, чем они тут с Шохиным занимались и какие улики после себя оставляли. Большое сомнение, что Косте приходило в голову хоть что-то самому прибрать. Вот как тут не покраснеть? А Лидия Аркадьевна ещё так смотрит на неё сейчас, совсем не удивлённая её визитом и вопросами.

Из кухни послышался резкий вскрик попугая, а потом собачий лай, который странно отозвался эхом, и Нина не сразу поняла, что это Гриша подражает. Из коридора выскочила маленькая лохматая собачонка непонятного ржавого окраса, кинулась Нине в ноги и принялась обнюхивать, крутя коротким хвостом.

— Туся, прекрати немедленно, — шикнула на собачонку Лидия Аркадьевна, а Нина вежливо улыбнулась, и даже погладить болонку решилась. Если это, конечно, была чистопородная болонка, без примеси дворовой крови. Так сразу было и не понять. — Вы проходите, Нина, проходите. Костя ещё спит.

То есть её без разговоров допускают в святая святых…

— А откуда вы знаете моё имя? — Нина даже на саму себя разозлилась, когда этот вопрос с языка слетел. Уйти бы молча, так нет же, любопытство!..

Лидия Аркадьевна удивилась, даже руками развела.

— Как же… Меня Костя предупредил. Он меня всегда предупреждает… о возможных гостях.

— Понятно. — Улыбнулась из вежливости, и направилась к двери хозяйской спальни. Признаться, так и не поняла, стоило ей приходить, и ждал ли её вообще Шохин. Хотя, домработницу предупредил, очень мило с его стороны.

Костя на самом деле спал, не смотря на то, что часы показывали одиннадцать утра. Шторы в комнате были задёрнуты, и как только Нина осторожно прикрыла за собой дверь, стало очень тихо. Она даже не сразу осмелилась сделать шаг, казалось, что пол скрипнет, и Костя сразу проснётся. Взгляд скользнул по обстановке, будто она не бывала здесь до этого, а потом всё-таки приблизилась к кровати и присела на край. Шохин спал на животе, отвернувшись к окну, и Нина проложила пальцами дорожку к нему по одеялу, потом придвинулась и коснулась губами его спины. Потом ещё и ещё, добралась до плеча и так замерла. Костя зашевелился, потом вздохнул и закрылся рукой. Нина разглядывала его, чувствуя, как в душе стремительно теплеет.