Екатерина Риз - Остановите музыку

Дети носились по участку, с криками, визгом и смехом, играли в догонялки, радовались солнечному дню и тёплой погоде. Старшему, Даниле, было десять, а двойняшкам, Ире и Диме, по семь. Нина наблюдала за племянниками с крыльца родительской дачи, улыбнулась, когда почувствовала взгляд брата, понадеялась, что вышло непринуждённо. Вовка, её старший брат, занимался шашлыками неподалёку и время от времени покрикивал на детей, чтобы не слишком шумели.

— Вы весь посёлок на уши поднимете! — восклицал он, но без раздражения. — Мама, мам, кинь спички, а?

— Вова, ты только поосторожнее с этой жидкостью, — послышался встревоженный голос матери.

— В прошлый раз как полыхнуло, помнишь?

— Помню. Как не помнить, брови-то мои, — пробурчал Вовка. Лязгнул шампурами, затем шикнул на детей, которые принялись крутиться рядом с ним.

— Ты чего здесь стоишь?

Нина обернулась, услышав голос отца за спиной.

— Воздухом дышу, — выдала она глупую отговорку и снова улыбнулась. — Хорошо у вас тут.

— Хорошо, — согласился отец, добавив в голос немного ворчливости. — Ещё бы не хорошо, столько сил вложено. А ты появляешься раз в год и говоришь: хорошо!

— Пап. — Нина присела на перила. — Ты же знаешь, что я не могу приезжать часто. У меня работа, а к вам далеко, не наездишься.

Отец присмирел, недовольство проглотил, после чего поинтересовался:

— Как у вас дела? Чего Пашка-то не приехал?

— Он занят, — быстро ответила Нина. — У него новый проект.

Фёдор Николаевич непонимающе нахмурился. Слова «новый проект» ему мало о чём говорили.

А Нина даже объяснить не пыталась, уже давно не пыталась. В понимании отца, бальные танцы — не были работой, тем более для мужчины. Для взрослого мужика, который обязан кормить семью. Он считал всё это баловством, ещё со времён юности Нины, когда она объявила родителям, что для неё кружок бальных танцев в местном ДК перестал быть просто безобидным увлечением, она собирается танцам жизнь посвятить. Правда, когда она в четырнадцать лет сказала отцу:

— Я буду танцовщицей, — даже ей почудился некий подтекст в этих словах. Отец же тогда только недоверчиво хмыкнул, видимо, уверенный, что чуть повзрослев, она мимо института, или хотя бы техникума, не пройдёт. Но начались поездки на конкурсы и первенства, и до получения высшего образования так и не дошло, что родителей сильно расстраивало. Нина была уверена, что они до сих пор считают её выбор большой ошибкой. И что самое печальное, на данный момент жизни, когда ей двадцать шесть лет, ей нечего возразить. Что значат призы и дипломы?

Когда, опять же, нужно чем-то кормить ребёнка. Даже призерам всероссийского конкурса по латиноамериканской программе за прошлые заслуги не платят. И поэтому Нина сейчас уже привычно опустила перед отцом глаза, готовая выслушать все наставления и поучения. Каждый визит в родительский дом превращался для неё в форменное мучение. И это притом, что появлялась она здесь не часто, да и родители кое о чём не догадывались. Самые неприятные известия она уже около года приберегала. На потом. Вот только когда это «потом» наступит?

Так и будет ездить в соседнюю область, в районный город, в котором родилась, и придумывать разные причины для отсутствия мужа?

Чтобы как-то уйти от неприятных вопросов, Нина снова стала смотреть на старшего брата. Тот деловито нанизывал куски мяса на шампур, шутливо пререкался с детьми, подыгрывая тем, и, вообще, выглядел до безобразия домовито, как и полагается отцу благородного семейства. По поводу благородства их общего семейства, Нина, конечно, поспорила бы, но Вовка был удачно, по меркам их родителей и всех вокруг, женат, всё в его жизни было правильно, а с возрастом пришло к степенности. Бывший спортсмен, звёзд с неба никогда не хватал, но и вперёд, за недостижимым, его ни что не гнало. Нина прекрасно знала, что брат своей жизнью доволен.

Есть квартира, работа, средний уровень достатка, семью содержать способен, даже жену время от времени балует подарочками, а уж дети — трое и все, как один, здоровы и веселы…

Неудивительно, что родители в нём и внуках души не чают. Вовка даже в юности никаких неприятностей не доставлял, всё-то у него правильно. В отличие от неё. На неё родители хоть и ворчали частенько, от тревоги, но Нина была уверена, что им проще жить, когда она далеко, и они её проблем не знают и не ведают. У них и без того забот с троими подрастающими внуками полно. Она это осознаёт в полной мере, и старается не сваливать на них свои невзгоды. Раз уж вылетела однажды из гнезда, не взирая на запреты родителей, то что теперь жаловаться?

Иногда она думала, что было бы, послушай она их, и останься в родном городе. Успокоилась со временем, перестала бы мечтать, вышла бы замуж, возможно, всё за того же Пашку, и жили бы они тихо-спокойно. Вот только представить, чем муж мог бы заняться в этом городе, сейчас уже не получалось. Не на фабрику же ему идти, на которой брат трудится? Её Пашка смотрелся бы там занятно, с его-то любовью к фирменным шмоткам и нескончаемыми планами перебраться-таки в столицу. Пашка тщеславен и честолюбив, и всегда чётко знал, чего он хочет от жизни.

Нина горела рядом с ним, впитывая его мечты, как губка, она была впечатлительна, и вскоре после того, как их поставили в пару, она уже искренне считала, что его мечты — это и её мечты.

Будто они в ней жили и до встречи с ним. Но ведь это не так? Не так. Она поняла это, когда осталась одна. Когда Пашка уехал в Москву работать над «новым проектом», а она осталась, потому что уже никому не была нужна. После травмы, после родов, после нескольких лет отсутствия, когда уже не войти в прежнюю форму. Она сидела дома, смотрела на награды, которые они заработали за несколько головокружительных лет, вспоминала, как всё ярко и вкусно было, и надеялась только на то, что мужу повезёт больше, чем ей. О том, что разочаровала его, даже задумываться боялась. В особо отчаянные моменты казалось, что она во всём виновата. Если бы она не оступилась в финале, если бы не решила снова выйти на танцпол, чтобы закончить программу, не усугубила ситуацию, травма лодыжки не была бы столь серьёзной. Или приложила бы больше усилий, была бы сильнее, чем есть на самом деле, восстановилась быстро, ведь известны случаи, когда танцоры восстанавливались после более серьёзных травм. Если бы не решилась родить ребёнка в этом перерыве… Хотя, о ребёнке она не жалеет. Единственное, о чём не жалеет. А в плане работы она попросту сдалась. Испугалась ответственности, напора мужа, который без конца поторапливал её, говорил, что надо работать, работать, что им нельзя затеряться, ведь их ещё помнят. Недаром позвали из их маленького городка и районного ДК ближе к Москве, это последняя ступенька, они победители Первенства области, остался шаг или два. Но Нина помнила, какое облегчение ощутила, когда узнала про свою беременность. Это было отсрочкой, и даже Пашка поспорить не мог, он знал, что бесполезно просить её сделать аборт. Тогда Нина сочла это знаком свыше, благом, была уверена, что год перерыва пойдёт на пользу, а потом появится дополнительный стимул идти дальше, бороться. В девятнадцать лет казалось, что всё ещё впереди. Но всё оказалось сложнее, и нельзя было запретить мужу искать новую партнёршу, потому что ему нужно было банальным образом кормить семью. Нина уже позже поняла, на что она Пашку подтолкнула. С его принципами и честолюбием, танцевать в ночных клубах, чтобы заработать хоть какие-то деньги, было унизительно. Днём он работал над новой программой, с новой партнёршей, ночами пропадал в клубах, а Нина уговаривала себя, что он всё это делает для неё и ребёнка, потому что любит. Наверное, любил. Да нет, не наверное, а любил. Конечно, не больше, чем себя, любимого и драгоценного, но надо отдать мужу должное, он не бросил её с младенцем на руках шесть лет назад, он остался, вот только сейчас Нина не была уверена, что из любви. Скорее всего, Пашке просто нравилось чувствовать себя героем, а ещё немного мучеником.

Они развелись полгода назад, и об этом Нина родителям не говорила. Никак не могла подобрать правильных слов, не хотелось разрушать миролюбивую атмосферу, когда все друг другом довольны. А тут она, со своими проблемами. И, в отличие от некоторых, у неё хорошие новости случались крайне редко. По крайней мере, так родители считали. Поэтому легче было отмолчаться, продолжать улыбаться и заверять, что у неё всё в порядке. Вот как у Вовки. Семья, дом, работа. И неважно, что семья с некоторых пор — это она и дочка, дом — чужой, маленькая съёмная квартира, а работа — детская танцевальная группа в частной школе. Мама считала, что раз школа частная, то это солидно и платят прилично, но на самом деле это было не так, и, оставшись с ребенком одна, Нина почувствовала, насколько маленькая у неё зарплата, едва хватало на оплату жилья. Пашка, конечно, появлялся и денег давал, но было это не часто и сам он жил не шикарно, московская тусовка требовала своё, нужно было соответствовать, а для бывшего мужа соответствовать — одно из главнейших требований в жизни. Оторвать от себя лишнюю копейку ему и в голову не придёт, а Нина и не требовала. Ей самым страшным казалось расстроить дочь, напугать её скандалом, и без того пришлось объяснять, почему папа в один прекрасный день собрал вещи и ушёл, хлопнув дверью и ничего не сказав. Пашка в тот день был зол, они поссорились всё из-за того же переезда в Москву, Нина не видела в нём острой необходимости, Пашка разозлился и заявил, что она гробит его жизнь и карьеру с тем же успехом, что и свою угробила. А ведь он ей в своё время говорил, какую глупость она делает!..

Нина поняла так, что под глупостью он подразумевает рождение ребёнка, а говорить это в присутствии Ариши ей показалось особенной гнусностью, о чём она Пашке и сообщила. Тот рассвирепел, схватил чемодан, покидал в него вещи и был таков. Дверью хлопнул, громко, Нина видела, как Ариша в ужасе зажмурилась, отвлекшись от своего любимого рисования. В пылу скандала Нина не заметила, что дочка водит карандашом по бумаге просто для вида, а на самом деле сидит, сжавшись от страха. Но когда отец ушёл, она не заплакала, хотя в тот момент Нина от неё этого ожидала. Но Арина не заплакала, она никогда не плакала. Может, если бы заплакала, как нормальный ребёнок, ей стало бы легче.