Он заметил, как Кэрри и Кайл еле сдерживают звуки восхищения.

— А если они его разольют? — не соглашалась Крис.

— Ну и что? Мы хотим пить шоколадное молоко у камина. Правда, дети?

Он посмотрел сначала на Кэрри, потом на Кайла; ребята осторожно кивнули. Кэрри высунула язык, а в ее глазах читалась мольба.

— Хорошо, — сдалась Крис.

Она слышала, как они рассмеялись, все трое. В кухне, где никто не мог ее видеть, помешивая шоколад в молоке, она улыбнулась. Он их баловал, во всем им потакал. Слава богу. Он милый, щедрый и забавный, и они навсегда его запомнят. Крис беспокоило, что в ее жизни совсем не было мужчины для них, но у нее не хватало ни времени, ни сил, ни смелости даже на самые безобидные отношения. Кроме того, она хотела держать их подальше от своих неверных суждений. Она уже наделала глупостей, когда выбрала Стива. Майк был хороший, и детям нужен приличный мужчина, которого они будут помнить, о котором будут думать. И ей тоже.

Крис принесла детям молока, а себе — пива.

— Я только что перевернула мясо. Похоже, ужинать будем здесь, — сообщила она.

— Хорошо, — ответил он, передавая стаканы. — Расслабьтесь и наслаждайтесь.

Крис глубоко вздохнула и вздрогнула, когда Кайл поднес стакан ко рту. Скоро он оставит несмываемый след на ковре пожарного.

— Я же сказал, расслабьтесь. Я могу прямо сейчас вылить стакан молока на ковер, если это поможет вам успокоиться. Не нервничайте.

— Просто все здесь такое красивое. И почти новое.

Майк знал с той ночи, когда сгорел ее дом, что она хоть и потеряла все ценное, это не означало, что у нее ничего не было всю жизнь. Она происходила не из бедных. Он и сам не понимал, почему так в этом уверен, но просто знал это. Сам он был из бедных — рабочий класс ирландских католиков, которых переселили на Восточное побережье. Его мать жарила говядину — причем не самого лучшего качества — по особым случаям. Отец говорил: «Жестко? Зато полезно для зубов». То, как Крис держала голову, как она говорила или ходила, заставляло его думать, что она выросла в других условиях.

— Все новое, потому что им почти не пользуются, Крис. Вовсе не значит, что оно хорошее.

Она с благодарностью улыбнулась ему.

— Что сказал вам владелец дома?

— Он еще позвонит мне.

— Что? — Майк немного рассердился.

— На самом деле он предложил мне пару сотен долларов — ту сумму, что я ему заплатила за жилье. Но он хотел, чтобы я подписала документ о том, что никто из нас не пострадал и мы не будем требовать большей компенсации. Я не согласилась. Сказала, что потеряла ценных вещей на несколько тысяч долларов; они не новые, но мы не смогли бы обойтись без них. Все случилось не по моей вине, но мне следовало все застраховать. Я думала, он проявит больше сострадания.

— Мерзавец. Извините, — сказал Майк, оглядываясь на детей. — Теперь нужно быть с ним жестче. Подайте на него в суд.

— Знаете, я не участвую в судебных процессах, — ответила она, чудом не добавив слово «больше». — Но попытаюсь получить от него больше денег.

— Кучу денег. Вы же все могли погибнуть!

— Знаю, — ответила Крис, поежившись. — Я много думала об этом.

Она проклинала себя за то, что подвергла Кэрри и Кайла такому риску, живя в гордости и пытаясь доказать, что может быть независимой. Снимать дешевый обшарпанный дом с сомнительными соседями, когда тетя Фло могла принять их у себя — пусть и после упреков и обещания Крис во всем ее слушаться. У ее детей могло быть больше всего, они могли бы жить в большей безопасности. Ей всего лишь нужно было признать, что она была дурой, бесчувственной дурой, и уже достаточно поплатилась за это.

Но Крис никогда не гналась за богатством. Хотя и выросла в богатой семье, она не сильно скучала по роскоши. Ей хотелось прийти в себя, а не просить прощения. Она предпочитала сама о себе заботиться, а не пользоваться чьими-то подачками. Хотела позвонить Фло и спросить, могут ли они помириться, а не просить помощи. Ей не хотелось казаться полностью побежденной, как будто она жертва. Когда Кристин уже была готова позвонить в Чикаго, ей всегда удавалось урвать еще один день независимости. Гордости. То, что досталось ей от отца. Сила и непокорность. Правда, иногда это утомляло.

— Я еще не звонила своей тете, — виновато поведала она Майку.

— Не торопитесь, — ответил он. — Вы нашли принтер?

— Да. А еще книги. Удивительные книги.

— Они принадлежат моему брату, — пояснил Майк. — Я самый старший в семье и не думал о колледже. Мне хотелось лишь денег и мужской работы. Я сын своего отца — и все. Другие дети невероятно умные. Томми — ему около двадцати девяти — профессор. Известная шишка. Каждый раз, когда он работал над книгой со своим классом, его невозможно было заставить замолчать. Казалось, он сплетничает о соседях — он был таким болтливым и ранимым. Он всегда давал мне копию. — Майк рассмеялся над собой. — Я никогда не говорил, что читал их, но действительно читал. Черт возьми, слушать, как Томми рассказывает, — это почти присутствовать на занятиях.

— Я тоже ходила в колледж. Недолго, — сказала Крис. — Два года. Я изучала литературу.

— Тогда вы знаете, — ответил он, как будто они входили в число избранных людей, которые могли обсуждать вещи, известные лишь немногим, все то, что происходило в книгах, — маленькая группа, прочитавшая эти классические истории, жившая в них, глубоко тронутая и навсегда изменившаяся.

За тако они говорили о книге Крис, хотя раньше она старалась избегать и этой темы. Ее немного смущали статус новичка и непомерные амбиции. Она хотела быть второй Джуди Блум. Эти мечты были вызваны любовью к книгам, но именно идея создать собственную историю, выразить в ней свои мысли и наполнить ее энергией увлекла ее порыв так высоко. Это заставило ее отвлечься от мелких, поверхностных проблем, в то же время сделав ее исследование более глубоким, чем это можно было представить, направленным на изучение ее внутреннего мира.

Особенно ей нравились истории для детей, в них было что-то волшебное. Она отождествляла их эмоциональное воздействие с собственным опытом.

— Не думаю, что все помнят детали из детства так же хорошо, как я, — попыталась объяснить она. — Я помню, во что была одета, когда Барбара Эн Круз вытолкнула меня из очереди на обед; я помню то чувство, что испытывала, когда меня самую последнюю выбрали в футбольную команду. Это все равно что быть непопулярным. И первую вечеринку в школе, в шестом классе. Я оказалась единственной, кого не пригласили, и была так обижена и расстроена, что мама разрешила мне спать вместе с ней. Я настолько отчетливо помню те чувства, что это почти пугает.

Крис объяснила, что она любит детей вообще. Любит, как они растут, развиваются, справляются с трудностями, переживают их, становятся кем-то. Если бы Крис окончила колледж, она бы наверняка стала работать с детьми, например преподавать в начальных классах.

Крис и сама удивлялась тому, что она говорила и говорила, как естественно это было и как хорошо, что рядом сидел кто-то способный поддержать ее.

— Вы хотите еще детей? — спросил Майк.

— Хочу сначала довести до ума этих двоих. У меня нет никаких навыков работы, но я хороший писатель. Со временем хочу быть дома с детьми и зарабатывать написанием книг. Писать для детей — единственное, что, как я чувствую, делаю правильно.

Кэрри и Кайл побежали играть.

— А выйти замуж еще раз? — осторожно спросил он.

— Никаких шансов, — решительно ответила Крис. — Мой бывший уехал в командировку и не вернулся. Еще до рождения Кайла. Теперь мое будущее вот в этих руках, — сказала она, показывая свои ладони.

— Никогда не говорите «никогда»: это обычно навлекает неприятности.

— Я справлюсь. Я твердо стою на ногах. Когда становится действительно трудно, работаю дополнительно или убираю квартиры. Если убираюсь у людей, которые работают, привожу детей с собой. И при таком образе жизни я могу писать. Пока забочусь о детях и достаточно пишу, я чувствую себя настолько счастливой, насколько можно. — Она посмотрела на Майка. — Возможно, я и не создам великих произведений, но я, если буду работать очень и очень усердно, обязательно напишу несколько хороших книг — как те, что у вас в спальне, которые помогают людям отвлечься и немного больше развиться. А те книги, что у вас в кабинете, — нужен особый дар, чтобы их писать.

Майк мягко улыбнулся.

— Я не спала в вашей кровати, — сообщила Крис.

— Я знаю, — спокойно ответил он.

Они оба отвели взгляд. Крис удивилась: откуда он мог знать? Она хотела спросить его, но ей не хватало храбрости. Он решил проверить? Положил карандаш в кровать? Или расстелил простыни по-особому?

Майк отвел взгляд, потому что был смущен тем, как он это узнал. Когда Крис не было дома, он взял подушку из спальни, надеясь почувствовать ее запах, и был разочарован, не ощутив ничего. Он подумал о подушке на диване, но сдержался.

Майк с облегчением вздохнул, когда дети вмешались именно в этот момент. Они играли в «Кэндиленд» у камина и смотрели мультфильм по телевизору. Он почесал Чикса за ушами, неосторожно подыграв им. Каждый раз, когда он дотягивался до него, терьер грозно рычал, но позволял себя гладить. Дети при этом звонко смеялись.

В восемь часов Майк выключил телевизор. Огонь в камине почти погас. Он зажег свет у своего кресла, усадил детей на колени, открыл большую красочную книгу Ричарда Скэрри. И стал читать.

Через полчаса Кайл спал у Майка на груди, посасывая палец. Но Майк все равно читал. Он снял ботинки; голос его звучал все медленнее и тише. Крис подошла к ним.

— Кэрри, милая, пора спать. Я помогу тебе.

— Нет, мама, я хочу уснуть здесь, как Кайл.

— Будет лучше, если ты почистишь зубы и уснешь в кровати, — проговорил Майк, целуя ее в лоб.