Она тут же подбежала и уселась ему на колени. Том сильно сжал ее, и его язык глубоко проник в ее рот. Ребекка с удивлением восприняла эту напористость. Где же ей было понять, что он хотел острыми и примитивными ощущениями и заглушить все свои сомнения…

— Давай отправимся в постель, — отрывисто произнес он.

Ребекка ошарашенно на него посмотрела.

— Что?

— Отправимся в постель, — повторил он. — Ты же еще не бросила меня, верно?

Ребекка встала, лицо у нее вспыхнуло.

— Конечно нет. Но, Том, — ты вваливаешься без предупреждения, как обезумевший медведь, и сразу же предлагаешь заняться любовью. Что произошло?

— Я не хочу ничего объяснять. Просто давай отправимся в постель. — Ребекка отступила.

— Нет, — сказала она. — Нет. Мне кажется, что тебе просто нужно… трахнуть кого-нибудь. Кого-нибудь. Неважно — кого. А я отношусь к этому по-другому.

Том почувствовал, как от желания напрягается его тело.

— Это же так чертовски здорово. Почему бы и нет?

— Потому что, — объяснила Ребекка. — Я не знаю, откуда ты явился, и вообще я не планировала заниматься этим.

— Да ладно, Ребекка, это сейчас не важно. Я буду осторожен.

— Том, — возразила Ребекка, чувствуя, что может рассмеяться, — это звучит как предостережение в аптеке. Главное, чтобы тебя сейчас же ублажили.

Том хмуро глянул на нее, затем вскочил на ноги.

— Хорошо. Я могу и убраться отсюда.

— Не глупи. — Ребекка погладила его руку. — Я хотела бы, чтобы ты остался. Скажи — что с тобой? Как я могу тебе помочь, если я ничего не знаю.

Том молчал. Ребекка глядела на него очень внимательно.

— Это не связано с твоей матерью? Она звонила мне на прошлой неделе и сказала, что просто хотела узнать, все ли у меня в порядке. И спросила, не видела ли я тебя? Я еще тогда подумала, что это странный вопрос.

Том почувствовал, как будто на него вылили ушат холодной воды. Его мать и Ребекка, его подружка, обсуждают его за его спиной, как будто он неразумное дитя. Он почувствовал себя преданным всеми.

Отбросив ее руку, он направился к двери, распахнул ее и, обернувшись, глянул в изумленные серые глаза. Хотелось сказать ей что-нибудь обидное.

— Хорошо, ты меня повидала. Теперь можешь отчитаться об этом.

Том решил отправиться в сторону Брайтона. Ему надо что-нибудь выпить. И побольше. Брайтон самое то. Тома переполняла холодная решимость, он как заправский гонщик срезал углы на поворотах. Когда он подъехал к перекрестку, у него возникла мысль испытать судьбу и пересечь перекресток с закрытыми глазами. Но в последний момент он нажал на тормоза. И тут же наперерез промчался громадный грузовик. На обочине дороги зажегся указатель: «Аэропорт Гатвик, 23 мили».

Том ездил по Брайтону, пока не нашел паб, который ему приглянулся. Внутри было удивительно тихо. Несколько человек сидели за столом с кружками пива. Они глянули на незнакомого парня с удивлением. Том взял пиво и несколько пакетов с хрустящим картофелем и устроился за столиком в углу. Он почувствовал невероятный голод. Пожилой человек за соседним столиком сказал ему: «Добрый вечер». Том вежливо кивнул и погрузился в размышления.

В его голове окончательно созрел один план. Эта мысль пришла ему еще несколько дней назад, но тогда он счел ее дикой. Теперь эта мысль приобрела вполне конкретную форму. Он быстро выпил кружку и заказал еще одну, алкоголь заставил мозги работать быстрее. Должен ли он с кем-нибудь обсудить свой план? Нет, зачем. Разве кто-нибудь ему что-нибудь сообщил на эту тему? Пусть думают, что хотят. Том сидел, целиком погруженный в свои мысли, пока не стали гасить свет, шум задвигаемых стульев означал, что паб скоро закроется. Том вышел и, забравшись в машину, с трудом попытался воткнуть ключ в зажигание.

У его плеча какой-то голос произнес:

— Ты неплохо выглядишь. Не хочешь заглянуть ко мне домой немного повеселиться?

Это был тип из паба, от его улыбочки Тома пробрало холодом. Том отпрянул в сторону, но это отнюдь не смутило улыбчивого весельчака.

— Небольшая прогулка, чтобы развеяться и повеселиться, а? — Его глаза застыли на Томе.

— Веселись сам с собой.

Человек пожал плечами и двинулся в сторону, его галстук развевался на ветру.

Том наклонился и запер дверь. Его сердце колотилось. Человек ушел. Все, все у него было отвратительно. Ребекка его подвела. Его мать ему лгала. Его могут выкинуть из Оксфорда за прогулы. Его отец — и это было самое поганое — мог оказаться и не его отцом. Все были против него. Кроме, может быть, того человека, который собирается стать президентом Соединенных Штатов.

И Том направился к указателю, который показывал направление на аэропорт Гатвик. «Вирджин Атлантик» предлагает билеты в Америку всего за девяносто девять фунтов. Что он, в конце концов, теряет?

24

В небе

Джордан стал подниматься по трапу. На самом верху он обернулся и взглянул на толпу. Люди улыбались, махали руками — обычная картина перед взлетом. Несколькими ступеньками ниже стоял охранник с дипломатом, прижатым к груди, его глаза изучающе пробегали по толпе. Джордан поднял руку, показывая на пальцах цифру пять. «До победы — только пять дней!» — крикнул кто-то, поняв его жест. Вспыхнули фотовспышки. Джордан сосчитал до десяти, предоставив фоторепортерам сделать свое дело, и шагнул в салон.

Он сразу же снял галстук и пиджак и расстегнул рубашку. Она насквозь промокла от пота. Кто-то протянул ему новую. Когда Джордан проходил по салону, его приветствовали, но старались до него не дотрагиваться. Джордан сегодня пожал столько рук, испытал на себе столько дружеских шлепков по спине, рукам и даже по голове, что чувствовал себя как после боя с чемпионом по боксу.

Джордан направлялся к той, чье мнение его действительно интересовало. Он подошел к ее креслу и начал закатывать рукава рубашки.

— Все идет нормально? — спросил он.

— Ты сам знаешь, что нормально, — улыбнулась ему жена. — Ты был неподражаем. Как всегда. Перестань волноваться.

— Но опросы…

— Решать будут люди, а не опросы, — твердо прервала его Джинни. — Садись и побереги свой голос. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Джордан мгновение смотрел на нее, ожидая, что она предпримет дальше, затем повиновался. На его кресле валялась различная мелочь — газеты, бутылки, боевик в бумажной обложке, пара сигар. Джордан откупорил коричневую бутылку, сделал большой глоток, потом проглотил таблетку и запил ее. Скоро он будет в облаках. Кажется, что он уже половину жизни провел в небе. Следующим городом будет Рапид-Сити, потом шел Чейен, а вечером они прилетели в Денвер. Завтра ему придется навестить «кукурузные» штаты и потом прибыть в Чикаго. И его мысли мигом перескочили на ту встречу, которая предстояла в этом городе.

Одна из девушек принесла ему папку с вырезками из последних газет. Джордан надел очки и пробежал те места в статьях, которые были отчеркнуты желтым фломастером. Но он определенно не мог сосредоточиться. Гудели двигатели, разогреваясь перед взлетом. Джордан отодвинул занавеску иллюминатора и выглянул на летное поле. Репортеры, которые следовали за ним повсюду, в жажде поймать его на какой-нибудь ошибке в речи — чтобы раздуть из нее сенсацию, — все еще стояли на летном поле с камерами и ручками в руках. По земле ветер гнал плакаты, на которых было написано: «Хоуп». Джордан мысленно помолился, чтобы это не оказалось плохим предзнаменованием.

Чувствовал он себя неважнецки. Две последних ночи плохо спал — просыпался в поту, с пересохшим от диких и страшных снов горлом. С нервами явно было что-то не в порядке. Джордан обнаружил, что ему стало все труднее на чем-либо сконцентрироваться. Начались проколы, подобные вчерашнему. Тогда они остановились в Идахо для неформальной встречи с группой фермеров. С «хот-догом» в руке Джордан пробрался сквозь толпу, пожимая руки, подписывая автографы, целуя малышей, похлопывая собак, выслушивая просьбы и обещая оказать помощь. Один из его помощников протянул ему салфетку, чтобы Джордан вытер кетчуп с подбородка, и Джордан на ней расписался.

Потом они здорово над этим смеялись, были и другие промахи. Когда ему задали на пресс-конференции простой вопрос об импорте мяса, он забыл начало этого вопроса. Хоть этот казус был в общем-то пустячным, но он оставил у него неприятный осадок — с ним явно творилось что-то странное. И он в конце концов понял что. Он отвлекался, стараясь отыскать в толпе своего сына.

После звонка Анни мысль о сыне преследовала его непрерывно. Когда он выступал перед аудиторией, он думал теперь не о тех, кто его слушает, а о том, как отнесся бы к его словам его сын, если бы он и вправду здесь оказался.

Странная причуда, и опасная. Ему было совершенно очевидно, какую бурю вызовет известие о том, что у него имеется незаконный ребенок. Его оппоненты вели против него грязную кампанию, пожалуй, самую грязную за все выборы в американской истории. Его парни тоже не надевали белых перчаток, но они, по крайней мере, придерживались темы, а не переходили на брань и угрозы. Республиканцы мобилизовали против него все — даже слухи и сплетни, и они уже изрядно порылись в его оксфордском прошлом, где, если им верить, Джордан увлекался наркотиками и снюхался с коммунистами. А тут еще добавится связь с иностранкой и незаконнорожденный ребенок, о котором он столько лет не знал. Тогда президентского поста ему не видать.

А этого он не может допустить. Он не позволит — не должен позволить нынешнему коррумпированному правительству царствовать еще четыре года. Он хочет изменить положение дел в стране к лучшему. Эта миссия предназначена ему Богом.

Джордан узнал немало нового за время президентской гонки. Оказывается, дипломаты в руках охранников — это не дипломаты, а пуленепробиваемые щиты. И что для того, чтобы выдержать предвыборную кампанию, нужно иметь железный желудок и стальной мочевой пузырь. Что после усталости приходит прилив энергии. Во время телевизионных дебатов Джордан уже привык глядеть не на своего оппонента, а в камеру. Он узнал, что скромный ужин с немногими людьми может принести больше пользы, чем масштабная поездка по всему штату. И что острое словцо воспринимается лучше, чем многословные рассуждения о политике. Он понял, что лучшее, что у него есть, — это он сам, и чем больше он отдает себя и своих сил, тем больше он получает в ответ. И, наконец, он открыл, как ценна поддержка его жены.