Тому захотелось глотнуть свежего воздуха. Он вернул том на место и вышел из здания. В лицо дул слабый ветер. Том быстро пошел по улице.

Итак, его родители не были женаты в то время, как он родился. Стоило ли делать из этого великую тайну? Том попытался глянуть на это дело философски. По статистике сейчас каждый третий ребенок рождается вне брака. В том, что он — незаконнорожденный, было даже какое-то своеобразие. И эта мысль заставила его поднять голову. Но затем он вспомнил свадебную фотографию, и к нему вернулись прежние сомнения. Если он — незаконнорожденный, то все же неясно — чьим незаконнорожденным ребенком он был?

Пока он шел по Хай Халборн, засунув руки в карманы, ему в голову пришла еще одна поразительная мысль — если он родился до брака, тогда почему же он зарегистрирован под фамилией Гамильтон? Том убыстрил шаги и, обойдя квартал, снова вернулся в Сент-Кэтринз-Хауз.

В отделе «Рождения» он достал на сей раз букву «П». Он был и здесь. Паксфорд, Томас Стенли. Игнорируя надпись, которая предписывала пользоваться только одним томом, Том вытащил и тот, где он был занесен под фамилией Гамильтон, и принялся сличать детали. Все было абсолютно одинаково, кроме номера внизу.

Сделав копии, Том занял очередь в справочный отдел, где высокая леди в цветастом платье терпеливо отвечала на вопросы. Когда наступил его черед, Том показал копии ей.

— Они относятся к одному и тому же человеку, — объяснил он. — Паксфорд — это фамилия матери, а Гамильтон — отца. Я только удивляюсь, как это можно — зарегистрировать одного человека под двумя фамилиями?

— Это бывает в случае перерегистрации. Дайте взглянуть. — Она подняла очки, которые висели у нее на шнурке. — Да, вот видите — номера различаются. Вы знаете дату рождения этого человека?

Том почувствовал, что краснеет под ее пронизывающим взглядом.

— Март 1971-го, я думаю. — Я думаю. Он ведет себя, как идиот. А какое ей, в общем, дело, про себя он спрашивает или нет?

— Вот, посмотрите на номера. Где этот человек — Паксфорд, номер кончается на 0371. Это означает март 1971 года. А там, где стоит фамилия Гамильтон, номер оканчивается на И75. По каким-то причинам этот человек был перерегистрирован через три года после рождения.

— А почему это произошло?

Женщина опустила очки и глянула на очередь.

— Этого я сказать не могу. Мы можем объяснить систему регистрации. Вам следовало бы посмотреть на документы, чтобы узнать ответ на свой вопрос.

— А может быть такое, что родители не были женаты в тот момент, когда ребенок родился, и они зарегистрировали брак тремя годами позже? Тогда такое может случиться?

— Это — одна из возможных причин. Женщина определенно не собиралась дать ему какую-нибудь подсказку. Но она упомянула документы.

— А в документах в обоих случаях должен быть указан один и тот же отец?

— Не обязательно.

— А почему?

— Иногда, когда регистрируют родившегося ребенка, оставляют пустым место, где должен быть указан отец. Женщина может не знать точно — кто отец, или может не хотеть называть его, или же он сам этого не хочет. Вы же не можете записывать любую фамилию! Отец должен дать согласие на то, чтобы его имя было занесено.

— Вы имеете в виду, что перерегистрация означает, что в графе «отец» не было ничего указано, или там была другая, не Гамильтон, фамилия?

— Совершенно верно. Как я сказала, вам необходимо иметь разрешение от человека, чье имя вы вносите в метрику, а если было занесено другое имя, вам бы пришлось объяснять регистратору, почему вы хотите это сделать и почему ваше имя не занесено ранее.

Том почувствовал, что очередь за ним томится в нетерпении.

— Тогда, даже если второй человек, скажем, Гамильтон, захочет, чтобы было занесено его имя, это не произойдет чисто автоматически?

Брови женщины поднялись вверх.

— Конечно нет. Он должен официально усыновить ребенка, но не может зарегистрировать себя как отца. Усыновить. Иисус!

— А для того, чтобы получить сведения о тех, кто вступил в брак, мне надо предъявить обе эти копии?

— Это вам ничего не даст. Действительной считается регистрация. Для того, чтобы получить информацию об обоих, вам нужно предъявить документ 1974 года.

— Даже если я назову номер документа от 1971 года?

— Совершенно верно.

— И это значит, что мне нельзя взглянуть на документ 1971 года?

— Это так.

— Никогда? Вообще никогда?

— Ну, по крайней мере, не здесь. Вы можете заполнить вот этот розовый бланк, вам могут быть посланы подробности того документа о перерегистрации, чей номер вы укажете.

— Тогда… — Тогда ничего. Тупик. Том внимательно глянул в пустые карие глаза женщины.

— Вы можете также, — наконец сказала она, — написать вот по этому адресу, если вы так хотите, и объяснить, зачем вам так необходимо взглянуть на старое свидетельство. Но у вас должна быть очень серьезная причина.

Том взял листок и медленно отошел от стойки. Он устроился в углу и прочитал адрес. Это был адрес Управления по учету населения, это Управление размещалось в Мерсисайде. Том свернул листок и сунул его в карман. Почему бы и нет? Прямо перед собой он вдруг увидел полки с надписью «Усыновленные с 1927 года».

Не повредит, если он попытается прояснить и этот вопрос. Он произвел свою поисковую работу тщательно, но на протяжении проверенного периода после 1971 года не было усыновлено ни одного Томаса Стенли — ни Паксфорда, ни Гамильтона.

Том вышел из здания и добрел по Кингзуэй до кафе, пристроившегося в переулке, ведущем к Сицилиан-авеню. Сейчас было только половина двенадцатого. Том нашел себе свободное место, сделал заказ и уставился в стену, пытаясь осмыслить все, что сегодня узнал. Он вытащил из рюкзака карандаш, бумагу и положил перед собой. На то и дается образование, чтобы уметь анализировать факты и делать из них верные выводы. Итак, сначала — что он знает?

Первое: он — незаконнорожденный. Второе: документа об усыновлении, из которого он бы смог узнать, кто в действительности являлся его отцом, не существует. Третье: его мать ему постоянно врала. Фотография была сделана не на Мальте, а в Леди Маргарет Холле где-то между 1968-м и 1970-м годами. На ней был изображен ее поклонник, некто по фамилии Джонатан. Том достал «Санди Тайме» и раскрыл ее на странице последних новостей. Молодое лицо в газете почему-то было ему очень знакомо. Когда вчера Хью со смехом читал в газете про Хоупа, Том смеялся вместе со всеми. Теперь Том понял, что смеяться тогда ему не стоило.

А было это после того, как он вернулся из Витама. Он вернул велосипед на место и направился к себе, но, когда пересекал большую лужайку, услышал, что кто-то его окликнул. Брайан и несколько их сокурсников лежали на траве под лучами солнца, пикник был в самом разгаре.

— Ешь, пей и веселись, — размахивал рукой Брайан. — Завтра тебя заставят грызть гранит науки. — Компания была, видимо, довольно пьяна, поскольку грянул дружный смех, будто прозвучал афоризм.

А это неплохая мысль — напиться. Том бросил газету на землю, и Брайан разделил ее страницы между своими приятелями. Том налил в стакан «Шердонне», залпом осушил и наполнил снова. Затем откинулся на траву и принялся наблюдать за белоснежными ватными облаками, проплывающими по небу. Он думал о мисс Кирк, о ее беспорядочной комнате и ее путаной речи — видно, и мысли у нее были как кроты, пробирающиеся по лабиринту подземных ходов. Вдруг раздался взрыв хохота. Это был Хью, он учился в Винчестерском колледже и отличался длинными лохмами, неприятным смехом и тем, что добровольно записался в местные шуты.

— Парни, внимание! — заорал он, подняв газету, — «Янки в Оксфорде». Слушайте, а известно ли вам, что кто-то из нас, может, потенциальный президент Соединенных Штатов. — И он громко начал читать умилительный очерк о Джордане Хоупе, имитируя диктора из старых документальных фильмов. — «Хоуп, маленький, неуклюжий мальчик, понял, что наступил переломный момент в его жизни. Он покинул страну своих предков и пустился в бурное море приключений — Боже, в это трудно поверить! — в стране, давшей миру „Битлз“!» — Слова Хью перекрыл смех. Кто-то крикнул: «Читай дальше!» Подбодренный вниманием публики, Хью продолжил на разные голоса, подражая героям американских сентиментальных «мыльных опер». — «Когда я повстречал Джордана, я узнал, что он собирается в один прекрасный день начать борьбу за пост президента Соединенных Штатов», — сказал нам его товарищ по колледжу Дональд Кустард Флугельбаум. Меррили Мериветер, бывшая мисс Миссисипи, пригласила Хоупа на первый в Британии антивоенный марш. Джордан спросил у Дональда: «Дон, мне можно пойти?» — И Хью важно прочитал следующие строки: — «Это был его старт на пути к Белому дому». — Тут все повалились от смеха на траву. Том чувствовал себя неважно — оттого, что был пьян, от солнца и от смеха. Но вскоре веселье стихло, и ветер стал холодней. Ребята начали расходиться, бормоча что-то о крепком кофе и просроченных конспектах.

Том помог Брайану собрать газетные листы, и внезапно его внимание привлекла одна фотография. Она казалась на удивление знакомой.

— Я забыл кое-что, — сказал он, взял эту страницу и пошел прочь. По дороге он забрел в собор. До вечерней молитвы оставалось полчаса, и сейчас здесь было безлюдно. Том достал фотографию, потом развернул газету и внимательно всмотрелся. Никакого сомнения. Это было одно и то же лицо.

Весь вечер в его голове носились беспорядочные картины того, что он предпримет; все они напоминали кадры старых голливудских фильмов. А что он может предпринять? Он может продать эту фотографию за миллион фунтов в какую-нибудь бульварную газету и начать новую жизнь где-нибудь в Австралии. Или: проникнув сквозь цепь охранников Хоупа, появиться перед ним, когда Хоуп будет спускаться по трапу. Или: мать содрогается от рыданий, умоляя его о прощении. Когда Том уснул, ему приснился кошмарный сон, в конце которого он убил своего отца.