Когда раздался звонок окончания чаепития, его звук отозвался в пустом сердце Жоржа похоронным звоном. Механически, он стал спускаться по лестнице.

Пришёл черёд заключительной проповеди Уединения. Настоятель объявил, что будет говорить на тему каникул. С этой темы он начинал год со старшеклассниками, и на этой же самой ноте он заканчивал год перед всем колледжем.

— Каникулы, — произнёс он. — Какая магия в этом слове! Я не знаю другого слова, которое дарит вам такое же удовольствие, как это. Однако, каникулы, которые вы ожидаете с таким нетерпением, являются серьезным испытанием, самым серьезным делом всего учебного года. Здесь, в колледже, объединяются таинства, работа, дисциплина, удерживающие вас на правильном пути; и общепринята — что вполне естественно среди мальчиков, подкрепленных хорошими принципами — соревновательность в хороших делах и поступках, с которой я и поздравил себя вчера, в вашем присутствии. Но во время каникул вы праздные, сами себе хозяева, вы можете расслабиться и пренебречь таинствами. Один из святых священников сказал: «Там дьявол в засаде под каждый листом ожидает школьника, получившего свободу в полях». В полях, под каждым листом; и в городе, под каждым тротуарным камнем; и в горах под каждым валуном и кустом; и на морском побережье под каждой волной, и каждой крупинкой песка.

— Праздники — это рай для школьника, но в каждом раю есть змей на страже, и есть запретные плоды. Я собираюсь выделить пять категорий каникул, или, по крайней мере, дать им пять различных оценок, как если бы они были уроками. Таким образом, одни каникулы я бы отметил оценкой Отлично; другие — Хорошо; следующие — Удовлетворительно; ещё одни — Посредственно; и последние — Плохо.

Он замолчал, принял строгое выражение, и продолжил, выговаривая каждое слово четко и по отдельности.

— Я не могу допустить что–либо меньшее, чем Хорошо, и мне нравится думать, что вы добьётесь отличной оценки. — Для того, чтобы помочь вам достичь подобной оценки, я раздам вам, вместе с вашими каникулярными заданиями, правила для каникул, которые я зачитаю вслух. Таким образом, обеспечив поддержку вашей интеллектуальной деятельности, мы также будем заниматься вашим моральным благополучием. Этот маленький катехизис, к тому же, сопровождается кратким календарём литургических праздников — для меня нет необходимости повторять, что ваша религиозная жизнь должна продолжаться и за пределами колледжа.

Настоятель, казалось, предвидел все опасности, с которыми им придется столкнуться. Он обладал большей прозорливостью в отношении каникул, чем к событиям внутри Сен—Клода. Вероятно, его каникулярные правила позволят ему составить его статистику и сонеты.

Жорж оглядел своих одноклассников. За их серьёзным видом скрывалась лёгкая ирония; их отношение уже свидетельствовало об определенной независимости. Было ясно, что правила, зачитываемые им ныне с такой заботой, будут соблюдаться с точностью до наоборот. С трудом, но мальчик внутренне рассмеялся.

— … Лениться вставать плохо для характера. Оказавшись без столь ранних побудок, какие были у вас в колледже, вы должны вставать между семью и восемью часами, не позднее.

— Ходить на мессу, по крайней мере, три раза в неделю, и, по возможности причащаться. И, конечно же, скрупулезно выполнять обе эти обязанности по воскресеньям и в дни святых, побывав накануне вечером на исповеди — присутствуя в этих случаях на вечерне.

— Затем, занятия не менее двух часов, посвящённые, главным образом, вашим каникулярным заданиям, и назидательное или поучительное чтение — конечно же, не развлекательное.

— После полудня — вылазка на свежий воздух, возможно, прогулка с семьей, с товарищами по колледжу, или с другими надежными и добродетельными друзьями. Краткий визит в церковь — касается вас, и вы должны убедить своих товарищей пойти с вами.

— Необходимо, чтобы вы поддерживали тесный контакт с викарием или вторым священником прихода, где бы вы ни находились. Но это не означает, что вам не нужно писать своему духовному отцу — вы должны делать это на регулярной основе.

— После ужина пораньше в постель. Молитесь на коленях, утром и вечером, на кровати, либо рядом с ней, а не в ней, с вашего позволения…

Далеко впереди сидел Александр, и, сложив руки, по всей видимости, с почтительным вниманием слушал настоятеля. Можно было подумать, что он не способен проводить свои каникулы иначе, чем в порядке, изложенном с такой точностью, так аккуратно поделенном на три части: интеллектуальную, религиозную и моральную; с семейными прогулками, письмами к своему духовнику, визитами в церковь, молитвами на кровати или рядом с ней. Тогда как Александр, без сомнения, думал, как устроить каникулы с Жоржем — бесконечные каникулы, далёкие от всей этой чепухи; каникулы, которых у него никогда не будет.

В тот вечер воспитатель удалился в свою комнату очень рано, предоставив общежитию свободу. Ему хотелось, чтобы запомнилась его доброта. Во всяком случае, он понимал, что его власть истекает с окончанием этого дня, и поступил так же, как во время экскурсии на реку — сделал вид, что ничего не видит и не слышит. Общий гомон был слишком громок, чтобы дать возможность расслышать то, о чём говорили мальчики. Некоторые даже ходили прогуляться и подышать свежим воздухом. Во время пауз они могли оказаться даже на игровой площадке.

Люсьен уселся на тумбочку, как это делал раньше Отец де Треннес. Он прислонился спиной к подушке Жоржа. Жорж рассказал ему о планах Отца Лозона, ни словом не обмолвившись, в какой степени они повлияли на его собственные. Он признался, что решил покорно подчиниться. Так что теперь они оказались единомышленниками. Возможно, они были единственной парой в общежитии, чьи голоса были тихи. Люсьен предпринял последнюю попытку изложить факты так, как их видел.

— То, что случилось, не помешает семейству Мотье поехать куда–нибудь отдыхать. Морис даст знать, куда. Ты сможешь написать ему, как условились вы с малышом. А если боишься, что кто–то сможет прочесть сокровенное — Лозон может начать читать письма — то договорись с Морисом использовать почту до востребования: он не станет возражать, и не потеряет от этого голову.

— Ты говорил, что сможешь организовать поездку куда захочешь, и сможешь устроить поездку туда, где находится Александр, и обсудишь всё это с ним лично. Отец Лозон не станет следовать за ним повсюду: по горам, по долам, против ветра и течения, через луга и горы. Ну а если он появится там, вооруженный разбрызгивателем со святой водой, натравите на него вездесущих чертей! У тебя есть полное право тоже там находится — в конце концов, ты был восстановлен в милости, ты — реабилитированный ангел. Кроме того, ты можешь прикрыться, очаровав его семейство — как Андре в моем случае. Все возвращается к тому, что сказал этот парень насчёт танцев с матерями своих девушек!

Люсьену, по крайней мере, удалось вызвать некоторое подобие улыбки у Жоржа, который, тем не менее, сказал:

— Никаких танцев. Александр будет страшно разочарован. Он никогда не простит меня за то, что я отдал его записки.

— Ты мог бы разорвать их, как это сделала Изабель с записками Леандра [действующие лица пьесы «Сутяги» Ж. Расина — прим пер–ка.]. Но всё равно окажешься не очень далеко! Успокойся, Александр не собирается убивать себя из–за таких безделушек — он быстро переживёт это, и ты тоже. В прошлый раз, в твоём сражении с настоятелем, ты действовал вопреки его хотению, но он вскоре понял, что ты оказался прав. Он обязан понимать, что вам нет смысла заблуждаться, пытаясь игнорировать весь род человеческий!

— Он третий по истории в своём классе, и вряд ли не знает, что даже самые великие капитаны иногда бывали биты. Правильнее отступить, с военными почестями, и ждать еще одного шанса. Сначала это выглядит как противоположность того, что говорил тебе моими устами наш старый друг Геродот. «Один раз преуспев, пытайся снова и снова». Но, как видишь, на самом деле это то же самое. Ты отдаёшь земли, потому что уверен, что вернёшь их. Разве не поэтому ты уступал, уступал настоятель, уступал Отец Лозон? И твой возлюбленный Александр сделал то же самое, вопреки всей своей храбрости он не рискнул причаститься, покинуть студию, или написать тебе — он не ответил на записку, которую, как ты сказал, ты написал, чтобы успокоить его. На самом деле, он, конечно же, понял, что ваша дружба может обойтись без встреч и нежностей. Отсюда следует, что он понимает — там, впереди есть нечто большее, и ваша дружба весомее, чем несколько записок. Ты сам это понял, во время вашей с ним ссоры, когда я сказал тебе, что эта ссора ничего не значит. Важнее всего не розовая вода, не святая, а капля крови, которой вы обменялись.

— Напомнив мне об этом, ты прояснил, что я задолжал ему и себе. Завтра я пошлю ему последнюю записку, где расскажу обо всём.

— Замечательно! Он сочтет её доказательством того, что ты любишь его и цепляешься как банный лист к его идее побега. Он догадается, что, в сущности, ты действительно хочешь сбежать, и явится, и погонит тебя, и вскоре тебя будут преследовать его отец–доктор, ваш духовный отец, а вскоре они воссоединятся с твоим отцом–маркизом. Боюсь, что после этого ваша ситуация станет абсурдом. А опыт настоятеля должен предупредить тебя, что насмешки среди мальчиков очень опасны. А хуже всего — вас засунут в специальную школу, где за вами будут следить — я имею в виду, в две разные, конечно! Самое лучшее для тебя — сделать то, что требует от тебя Лозон. И ты вполне сможешь на некоторое время смириться с тем фактом, что Александр подумает, что ты больше его не любишь — до сих пор полагая, что ты любишь его. Это очень сложно, очень неприятно, но надо.

Сквозь открытое окно Жорж видел ясное июльское небо, полное звезд, с которыми, возможно, в этот самый миг беседовал о нем Александр, и, мечтая о каком–то другом, чужестранном небе, прощался со своими ночами в колледже. Жорж завидовал мальчику, его иллюзиям и доверию. Для него же их общего счастья больше не существовало. Люсьен пытался дать ему надежду, что их фортуна переменится, а он безуспешно заставлял себя поверить в это. Он перестал надеяться. Образ Отца Лозона постоянно находился перед его глазами. Он безжалостно заслонял собой Александра, так же, как при подобных обстоятельствах его иногда заслонял собой образ Отца де Треннеса. Высказывание Геродота обладало ограниченной силой. Сам Люсьен, в конце концов, признал это — повторные попытки могут привести как к успеху, так и к провалу. От имени здравого смысла, которым так восхищался в нём настоятель, Люсьен одобрил меры, предпринятые их духовником во имя морали. Отныне Жорж вместо несравненной дружбы получал вот это — мораль и здравый смысл. То, что начиналось так славно, легендарно, божественно, казалось, заканчивается убогой скукой и банальностями. Повиновение из уловки стало законом, навязываемым в порядке предотвращения еще худшей катастрофы, среди множества других несчастий. И, в качестве высшей меры наказания, Жорж выставит себя трусом. Предав Люсьена и Отца де Треннеса, теперь он должен был предать Александра: достойное окончание его трудов!