– Наверное, я не должна уезжать. Я не должна оставлять Нэт. Я не знаю, что делать, но я должна остаться с ней.

– Вам придется доверить ее нам. Пибоди!

– Я об этом позабочусь.

Ева взглянула на патрульную. Та кивком указала на дверь.

Отойдя от плачущей сестры, Ева обработала себя изолирующим аэрозолем и вошла в комнату смерти.

2

Это была большая спальня с журнальным столом и креслом у окна. Ева подумала, что Натали, наверное, любила сидеть здесь и наблюдать, как протекает жизнь за окном.

Спальное место Натали выглядело очень по-женски. Сейчас по всей комнате были разбросаны подушки – некоторые из них в крови. Наверное, раньше они лежали на кровати горкой на бело-розовом покрывале с кружевными оборочками. Многие женщины именно так и делают. Маленький настенный экран был расположен таким образом, чтобы можно было смотреть и с кровати, и из кресла у окна. У одной из стен стоял длинный низкий комод, над ним висели картинки с изображением цветов в рамочках. Безделушки, вероятно, раньше стоявшие кокетливой группой на комоде, теперь валялись на полу, многие были разбиты.

На одном из разбросанных по полу пушистых ковриков лежала Натали. Ноги связаны в лодыжках. Руки, связанные в запястьях, стиснуты, как будто в отчаянной мольбе.

На ней была бело-голубая пижама, вся в кровавых пятнах и подтеках. Халат, тоже голубой, валялся в углу. А на шее у женщины был затянут голубой пояс от халата.

Кровью были перепачканы и оба пушистых коврика, возле двери растеклась лужица рвоты. В комнате пахло кровью, рвотой и мочой.

Ева подошла к телу и присела на корточки, чтобы провести стандартную процедуру опознания и определить время смерти.

– Жертва – женщина европейского типа, возраст – двадцать шесть лет, идентифицирована как Копперфильд Натали, проживающая по данному адресу. Синяки на лице указывают на нанесение прижизненных травм. Нос, по видимости, сломан. Два пальца на правой руке, скорее всего, тоже сломаны. Видны ожоги на плечах там, где порвана пижама. Следы ожогов на подошвах обеих ног. Кожа синевато-серого оттенка: соответствует версии удушения. Глаза красные, вывалившиеся из орбит. Свидетельница прикасалась к телу при обнаружении: целостность сцены несколько нарушена. Время смерти: ноль сорок пять, приблизительно за два часа до обнаружения. – Ева обернулась, когда вошла Пибоди. – Не наступи, там рвота, – предупредила она.

– Спасибо. Я вызвала двух патрульных и полицейского терапевта – сопровождать сестру в управление.

– Отлично. Смотри, она все еще в пижаме. Сексуальное насилие маловероятно. Видишь, вот здесь, вокруг рта? В какой-то момент он сунул ей в рот кляп. На лице остались следы клейкой ленты. Видишь мизинец и безымянный на правой руке?

– Они сломаны.

– Сломал ей пальцы, сломал нос. Жег ее. В комнате разгром, многие вещи повреждены. Возможно, она оборонялась. Или убийца пытался ей что-то внушить.

Пибоди подошла ко второй двери.

– Тут ванная. Мобильника на столике у кровати нет, он валяется на полу у двери.

– О чем это говорит?

– Видимо, она схватила мобильник, бросилась в ванную, похоже, хотела успеть запереться, позвонить, позвать на помощь. Но не успела.

– Да, похоже на то, – согласилась Ева. – Просыпается, слышит, что в квартире кто-то есть. Может, подумала, что это сестра. Может, окликает ее, а может, и просто переворачивается на другой бок. Тут открывается дверь. Это не сестра. Хватает мобильник, пытается бежать. Возможно, так и было. Новый замок на двери – хороший замок, с «глазком». Может, к ней кто-то приставал? Прокачай ее, проверь, не было ли жалоб за последнюю пару месяцев.

Ева выпрямилась и подошла к двери, ведущей в коридор.

– Если убийца вошел отсюда, она увидела его с кровати. Вполне разумно – схватить мобильник и бежать в противоположном направлении, к помещению, запирающемуся на замок. Она быстро соображает с учетом того, что она крепко спала и только что проснулась.

Вернувшись к кровати, Ева обошла ее кругом, оценила расстояние до ванной и заметила что-то поблескивающее на полу под кроватью. Она опять присела на корточки и своими обработанными изолирующим составом пальцами подняла кухонный нож.

– Интересно, зачем ей понадобился разделочный нож в спальне?

– Ножик нехилый, – согласилась Пибоди. – Его принес убийца?

– Тогда почему он им не воспользовался? Держу пари, это из ее кухни. Новые замки, – продолжала Ева, – и нож под кроватью. Определенно, она кого-то боялась.

– Жалоб не зафиксировано. Может, она и боялась кого-то, но не сообщила об этом в полицию.

Ева обшарила кровать, проверила под матрацем, перевернула подушки. Потом она прошла в ванную – маленькую, чистенькую, тоже очень женственную. Ничто здесь не указывало на присутствие убийцы. Но Ева поджала губы, когда, порывшись в туалетном шкафчике, обнаружила мужской дезодорант, крем для бритья и мужской одеколон.

– У нее был парень, – сказала она, вернувшись в спальню и принимаясь за осмотр ящиков ночного столика. – Презервативы, масло для тела.

– Может, они расстались со скандалом. Новый замок всегда врезают, если у бывшего приятеля были ключи от старого. Вряд ли ему понравилось, что его выставили за дверь, – предположила Пибоди.

– Вряд ли, – повторила за ней Ева, – но в таких случаях обычно присутствует сексуальное насилие. Проверь ее мобильник на входящие и исходящие за последнюю пару дней. Я пока закончу осмотр помещения.

Она вышла, вновь осмотрела гостиную. «Будь это любовная ссора, – подумала Ева, – «бывший» первым делом начал бы ломиться в дверь. «Ну, давай, Нэт, черт тебя побери, открой мне дверь! Нам надо поговорить!» Если парень сильно разозлен, а дверь хлипкая, он вполне может ее сломать. Но наверняка ничего сказать нельзя». Ева вошла в кухню приличных размеров. И, судя по всему, убитая тут любила хозяйничать. На безупречно чистой столешнице стояла подставка для ножей. Одно гнездо пустовало.

Ева прошла в соседнюю комнату, оборудованную под домашний кабинет. И тут она многозначительно подняла брови. Здесь царил разгром. Были явно заметны следы тщательного обыска. Компьютер, для которого, как она могла предположить, было предназначено место на блестящей поверхности письменного стола, исчез.

– В кабинете нет компа, – сказала она Пибоди.

– Что же это тогда за кабинет? – удивилась Пибоди.

– Вот и я о том же. И ни единого диска. Так как вся остальная электроника – а унести ее было бы нетрудно – осталась на месте, можно предположить, что целью был именно комп. Комп и убитая женщина. Так что же такое было у Натали? За что она заплатила своей жизнью?

– Не только жизнью: он позаботился, чтобы перед смертью она страдала. – Голос Пибоди был полон сострадания. – На мобильнике ничего, кроме входящего от сестры в десять утра и исходящего в семь тридцать утра в контору «Слоун, Майерс и Краус». Она предупредила, что заболела. Это аудиторская фирма на Хадсон-стрит. Предыдущие звонки были стерты. Наш электронный отдел сможет их вытащить. Хочешь прослушать то, что есть?

– Да, но не здесь. Поехали в управление. Надо еще раз поговорить с сестрой.

По пути в управление Пибоди сообщила анкетные данные убитой со своего карманного компьютера:

– Родилась в Кливленде, Огайо. Родители – оба школьные учителя – живы и по-прежнему состоят в браке. Одна сестра, на три года младше. Уголовного досье нет. Работала бухгалтером-аудитором в фирме «Слоун, Майерс и Краус» последние четыре года. Ни браков, ни совместного проживания не зарегистрировано. Проживала на Джейн-стрит последние полтора года, а раньше на Шестнадцатой улице в Челси. До того – в Кливленде, по адресу родителей. Там она тоже работала в аудиторской фирме, но на полставки. Это было что-то вроде практики во время учебы в колледже.

– Бухгалтер, щелкает цифры. Переезжает в Нью-Йорк. Что по нью-йоркской фирме?

– Минутку. Так, фирма солидная, – начала Пибоди, считывая данные с компьютера. – Богатые клиенты, несколько корпораций. Три этажа на Хадсон-стрит, две сотни служащих. Основана около сорока лет назад. Убитая была там старшим аудитором.

Ева обдумывала информацию, въезжая на подземную стоянку Центрального полицейского управления.

– Пожалуй, Натали Копперфильд могла получить компромат на кого-нибудь из этих богатых клиентов. Допустим, кто-то вел двойную бухгалтерию, отмывал деньги… Уклонение от налогов. Связь с мафией. А может, кто-то из ее коллег снимал пенки… Шантаж, вымогательство, растрата.

– У фирмы хорошая репутация, – возразила Пибоди.

– Это еще не значит, что у всех их клиентов и служащих хорошая репутация. Это версия.

Они запарковались, вышли из машины и направились к лифтам.

– Надо узнать имя приятеля – нынешнего или бывшего. Надо обойти всех соседей по дому. Выяснить у сестры, что она рассказывала о работе или о своих личных проблемах. Похоже, убитая столкнулась с чем-то, о чем не хотела или не готова была сообщать или говорить. Во всяком случае, не полиции.

– Но может, она доверилась кому-то из коллег или из начальства, если это связано с работой.

– Или приятелю, – добавила Ева.

Чем выше они поднимались в лифте, тем больше народу набивалось в кабину. До Евы доносился запах мятного мыла от заступающих на смену и запах пота от тех, кто смену сдавал. Она локтями проложила себе дорогу к выходу на своем этаже.

– Давай подготовим комнату для допроса, – сказала она. – Не хочу допрашивать сестру в приемной. Слишком много отвлекающих факторов. Если ей нужен психотерапевт, пусть берет его с собой.