«Надеюсь, у нее сломалась машина или она заблудилась, в противном случае…», – додумать свою мысль ему не позволил напор, с которым, едва дойдя до Ричарда, обрушилась на него Лаки.

–

Я знала женщину похороненную здесь, – начала свою тираду Кассандра, – нет, Ричард, хоть раз в жизни, просто заткнись и выслушай, – сделала отступление от за секунды заготовленной речи Лаки, увидев готовый вырваться из уст Ричарда комментарий, – даже не так, я не просто знала ее, она и есть я. Я родилась в Балхе, тогда же, когда и умерла Катя Морозова. В той же самой больнице, в которую ты принес ее, заставляя доктора под дулом пистолета оживить уже мертвое тело. Тогда, тем младенцем на руках испуганного врача, была я. Не знаю, что там произошло, и как получилось, но… Я прожила двадцать семь лет, будучи Лаки, никаких всплесков памяти о жизни Кассандры, ничего. Но чуть меньше года назад меня сбила машина, тогда, придя в себя после комы, я помнила только жизнь Кати. Чуть позже пришли и воспоминания Лаки, но проснулась я Кассандрой. Проснулась с мыслью о тебе. Я так боялась за тебя, так рада, что ты жив.

По мере того, как Лаки излагала историю своей жизни, глаза Ричарда все сужались и сужались, в то время как недобрый блеск в глазах разгорался и ширился, заполняя все пространство его серых глаз. В конце монолога они и вовсе превратились в щелочки, горящие ненавистью и злобой. В противовес тому, голос, которым он заговорил с Лаки, был наполнен ледяным спокойствием.

–

Вы удивительно осведомлены о том, чего знать не следовало бы. Уж не знаю, кто снабжает Вас информацией и зачем это кому-то понадобилось, но, думаю, скоро Вы поделитесь со мной и этим секретом, – отодвинув полу своего пальто, Ричард продемонстрировал падшей духом девушке «Вальтер», – полагаю, нам пора проехаться.

–

Он ни к чему, – хмыкнула Лаки, – где твоя машина?

–

Не так скоро, – с дьявольской улыбкой пропел Ричард, демонстрируя наручники, – вы забыли браслетики?

–

Серьезно? Наручники? Брось, Ричард, я и без них пойду, куда скажешь?

–

Возможно, но с ними Вы не сможете сделать ничего из того, чего я не одобрил бы. Будьте любезны, Ваши руки, – в той же отвратительной манере проговорил он.

Еще раз, презрительно хмыкнув, Лаки протянула руки.

–

С каких пор ты начал бояться миниатюрных женщин?

–

Отнюдь, миниатюрные женщины меня не страшат, а вот

психопатки, находящие меня на кладбище, несколько настораживают, – прошу, – защелкнув наручники на запястьях Лаки, Ричард, жестом истинного джентльмена, указал в сторону машины.

Без слов, лишь окатив своего конвоира презрительным взглядом, Лаки направилась в указанную им сторону. Весь путь до машины прошел в гнетущем молчании. Пленница и ее стражник раздумывали над следующим своим ходом. Даже усадив Лаки на пассажирское кресло и, перестегнув наручники к поручню, Ричард не произнес не слово.

–

Куда мы едем? – не выдержав гробового молчания, поинтересовалась Лаки.

–

Туда, где Вам захочется говорить правду.

–

В таком случае можно никуда и не ехать. Я и так говорю правду.

Взглянув       на       непроницаемое лицо       любимого, Лаки даже порадовалась, что на ней наручники. Как же ей хотелось дотронуться до него, провести руками по черным, лишь на висках посеребренным сединой, волосам. Время было к нему крайне благосклонно. В свои пятьдесят четыре года он едва ли выглядел на сорок пять.

–

Я не знаю, как убедить тебя, что я Кассандра. Пожалуйста, Ричард, пожалуйста, дай мне шанс доказать тебе, что я не вру, – но все было четно, ни

один мускул не дернулся на его лице, – не знаешь, что спросить, отлично, я тебе помогу. Как мы познакомились? Мне было шестнадцать, когда тебя перевели к нам, за день до этого нам сообщили, что погиб самый младший член нашей команды, наш друг, его убил террорист-педофил, к которому и заслали Томми. Ты назначил мне свидание спустя год после знакомства, когда свыкся с мыслью, что тебе не обойти меня и быть первым в нашей группе не удастся. Даже хотел сменить свой позывной, но тебе слишком нравилось быть «Альфой». Первый раз ты поцеловал меня, когда мы боролись. Как сейчас помню, как ты исхитрился повалить меня так, чтобы наши губы оказались на одном уровне, – улыбнулась она воспоминаниям, – нам понадобилось несколько месяцев, чтобы решиться на секс. Ты уж меня прости, но это было быстро, больно и очень уж неуклюже. Хотя, стоит отдать нам должное, мы быстро научились. Впервые ты сделал мне предложение на свадьбе Рейчел и Джека. Тогда я отказала тебе в первый раз. Второй раз, когда…, – тут перенесясь на волнах воспоминаний в прошлое, Кассандра вновь вернула себе ту душевную боль, которая во стократ превышала любую физическую – боль от потери ребенка. Слезы, опять эти чертовы слезы, предательски катились по ее щекам. Но на кону стояло слишком многое, собрав всю волю, на которую была способна, она продолжила, – когда я сказала, что жду ребенка. Тогда я согласилась подумать. Надо было просто соглашаться, но для меня работа всегда была крайне важна, а наша женитьба могла все усложнить. Нашему малышу шла семнадцатая неделя, когда я его потеряла, его и надежду иметь детей. Тогда ты в третий раз сделал мне предложение.

Слезы, которые Кассандра не имела возможности смахнуть, затуманивали зрение. Но это было и не важно, взгляд ее все равно был устремлен в прошлое, в тот день, когда врач констатировал выкидыш с осложнениями. Самый кошмарный день в ее жизни. Тогда Катя Морозова узнала, что не только потеряла своего не родившегося малыша, но и никогда уже не сможет стать матерью. Та боль, испытанная ею почти тридцать лет назад, боль с таким усилием загнанная в самые глубокие уголки памяти, вернулась, терзая и раздирая в клочья душу женщины.

–

А ОНА в третий раз его отклонила, – вторил ей Ричард.

Только сейчас Кассандра поняла, что он остановил машину и пытливо смотрит на нее, не смея поверить в правдивость ее слов.

–

Как я могла обречь тебя на жизнь без детей? Ты так мечтал о большой семье, о том, как будешь учить играть в футбол сыновей и отбиваться

от

ухажеров

дочурок,

– всхлипнув,

Кассандра бессознательно дернула руками, в попытке зачесать назад волосы, но наручники лишили девушку возможности уменьшить напряжение, захватившее ее. Все же этот жест не остался незамеченным ‒Ричард высвободил руки Лаки.

–

Беда Кати была в том, что она все решала за всех, не спросив их мнения. Я любил ее, как никого и никогда не любил. Я трижды просил ее выйти за меня, но она каждый раз отказывалась. А знаешь, чего я не просил? Я не просил, слышишь, не просил спасать меня ценой своей жизни, – на доли секунды зажмурив глаза, Ричард, тряхнув головой, словно избавляясь от

наваждения, обратил взгляд на пассажирку, – Зачем? Какого черта ты это сделала, Кэс?

–

Я не смогла бы жить без тебя, не знаю, как я пережила смерть малыша, потерять еще и тебя было выше моих сил.

–

Странно это слышать. Не ты ли собиралась расстаться со мной после задания?

–

Фанни… – чуть слышно прошептала Кассандра.

–

Кто же еще. Только твоя лучшая подруга могла вывалить эту новость на меня, когда я и так был на грани.

–

Наша связь мешала работе. А после потери ребенка я постоянно чувствовала вину перед тобой. Соглашалась с любым твоим планом, даже если он шел в разрез со здравым смыслом, – не в силах противостоять желанию дотронуться до Ричарда, Кассандра накрыла его руку своей ладонью, – пойми, я была руководителем группы, несла ответственность за всех. Я не имела права рисковать жизнью членов команды из-за личных переживаний. Но, сейчас это уж не важно. Что сделано, то сделано и ни к чему ворошить прошлое.

–

Тогда зачем ты здесь? – с горечью спросил Ричард, выводя машину на трассу.

–

Я скучала…по тебе, по команде, по себе прошлой, – взвесив, стоит ли сейчас вдаваться в подробности своего плана, Кассандра добавила, – Ричи, я хочу свою жизнь обратно.

–

Это невозможно, – лицо Ричарда, вслед за тоном, вновь приняло суровое выражение.

Надежды Кассандры, на возвращение украденной у нее смертью жизнь, вновь начали рассыпаться. Казалось, что каждая секунда молчания воздвигала между ней и Ричардом стену все больших и больших размеров.

–

Куда на этот раз? – стремясь разбить стену, воздвигнутую тишиной, спросила Лаки?

–

Домой, – все тем же суровым тоном односложно ответил Ричард.

Решив не накалять и без того не самым лучшим образом складывающиеся отношения, Лаки молча уставилась в окно. Тысяча вопросов, которые она хотела бы задать Ричарду, рождались и умирали, будучи невысказанными вслух. Кассандре была интересна каждая секунда жизни любимого, все, что она пропустила за годы, когда не могла быть рядом.

Километр за километром машина Ричарда приближалась к месту назначения. Лесной ландшафт сменился городским пейзажем, плавно перетекающим в частный сектор. Наконец Шевроле въехало на подъездную дорожку к дому Ричарда.

Представший перед Лаки дом разительно отличался от уютного коттеджа Фанни. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить в нем дом холостяка. Двухэтажное строение из темно-коричневого кирпича с серой крышей. К дому вела серая плиточная дорога, по обеим сторонам которой располагался довольно ухоженный газон. Ни одного деревца или цветочка, ничего, что могло выдать присутствие «женской руки».

Учтиво открыв Лаки дверь машины, Ричард, в той же молчаливой манере, повел ее в коттедж. Лишь в гостиной, усадив гостью на диван, он, наконец, произнес:

–

Уже двадцать восемь лет я корю себя за смерть самого близкого мне человека. И вот, появляешься ты, и утверждаешь, что душа Кассандры каким-то непостижимым образом переродилась в твое тело. Бросаешься именами, фактами, известными только пяти людям. Но вот незадача, мы встретились на кладбище, у могилы той самой девушки, чья душа якобы досталась тебе. А это уже наводит на мысль, что этот «адресок» никак не мог всплыть в твоей памяти. И в купе с тем фактом, что уже больше полугода кто-то активно пытается