— Невозможно! Нам с Джошем было только шестнадцать, когда мы пустились в наше захватывающее путешествие на машине его отца. — Она вздохнула.

— Какой тяжелый вздох! О чем он?

— Я вдруг подумала, что влюбляться куда веселее в юные глупые годы, когда толком еще не понимаешь, что делаешь.

— Гм. Звучит так, словно тебе пришлось обжечься… — Он тут же замер, его лицо напряженно застыло. — Черт. Прости…

— Не надо извиняться, я не настолько чувствительна, чтобы падать в обморок каждый раз, когда кто-то произносит слово, связанное с пожаром.

Но Уолтер явно чувствовал себя неловко.

— Я только хотел сказать — из твоих слов мне показалось, что тебе пришлось пережить неудачный роман.

— Ничего драматического, — успокоила его Ида, откидываясь на сиденье и подставляя лицо летящему навстречу ветру. — Но, наблюдая за подругами, которые сами делали себя несчастными, я поняла, что безопаснее влюбиться, следуя слепому инстинкту, чем пытаться подойти к делу, заранее вооружась благоразумием.

— Я не верю своим ушам! — Он сдвинул брови в шутливом гневе. — Ты подумала, что будет с обществом, если все дадут волю своим инстинктам и наплюют на последствия?

Ида рассмеялась.

— Надеюсь, я выразилась не так категорично. Но какое-то мое первобытное «я» считает, что полюбить легче, когда ты наивен и не понимаешь опасностей, которые таит в себе близость. Ни один человек, обладающий долей рассудка, не станет обнажать душу перед друзьями. Моя душа, например, определенно не создана для выставления напоказ.

— За такие разговоры тебя следует исключить из общества взрослых людей, — сказал он. — Первое правило каждого взрослого — никогда не признавать, что дети хоть в чем-нибудь не уступают им.

— А я сейчас и вправду не чувствую себя взрослой. Мне просто хочется радоваться мгновению, этой машине, ветру, который дует в лицо… И твоему обществу. — Она медленно, глубоко вдохнула. — Мы с тобой очень давно не виделись, Уолтер.

Он оторвал глаза от дороги, и их взгляды на миг встретились.

— Кажется, сейчас ты сказала мне самый главный комплимент.

— Да, наверное. — Ида поспешила спрятать всколыхнувшиеся чувства за шутливым недовольством. — Но подобные разговоры не слишком льстят моему самолюбию. По сравнению со мной ты кажешься таким устроенным, таким уверенным в жизни, словно старший ты, а не я.

— Я же помешан на порядке, — сказал Уолтер. — Разве ты не помнишь? Если моя жизнь не будет организована должным образом, разложена по всем полочкам, со мной сразу же случится сердечный приступ.

— Да, теперь я действительно припоминаю кое-что. Наша экономка в Кливленде вечно ворчала, что я не способна навести в своей комнате порядок, и ставила в пример тебя.

— Миссис Томпсон! Оригинальная была особа, правда?

— Не знаю, — ровным голосом проговорила Ида. — Экономку, о которой я говорила, звали Морин Бейли. Миссис Томпсон, видимо, появилась у вас после того, как я ушла.

— Да, правильно. Они появляются и исчезают так быстро, что трудно всех их запомнить. — Уолтер легко вернулся к прежнему разговору, поспешив замять неловкость, вызванную его маленькой уловкой. — Я удивляюсь, как ты не возненавидела меня за то, что я был таким противным аккуратистом. В колледже моих соседей по комнате это просто бесило.

— Почему? — спросила она, тоже притворяясь уверенной, что он назвал имя другой экономки по ошибке, хотя оба они знали, что это не так. — Разве они не ценили твоей аккуратности?

— Шутишь! Пару раз Том готов был просто убить меня. Я всегда знал, где лежат мои учебники, всегда вовремя сдавал задания, всегда имел в запасе массу чистого белья. К концу первого семестра он пригрозил, что вытурит меня из студенческого клуба, если я не стану, как все. Он утверждал, что я веду себя не по-американски.

Ида улыбнулась.

— Может, он и прав. И ты ради дружбы временно превратился в неряху?

Уолтер покачал головой.

— Нет, я перебрался на частную квартиру. Но по всей гостиной раскидал учебники и банки из-под кока-колы. Короче, создал шикарный беспорядок, чтобы мои приятели могли чувствовать себя здесь в своей тарелке. А занимался я в спальне.

— Которая наверняка была таким верхом аккуратности, что остался бы доволен даже дежурный по кубрику на флоте.

— По крайней мере.

Ида засмеялась.

— Спасибо за предупреждение. Надо запомнить, что тебя ни в коем случае нельзя приглашать ко мне в мастерскую, а то минут через пять тебе потребуется двойная доза успокоительного. Выдувка стекла — не такое уж простое дело. Когда я работаю, мне не до порядка.

— Элис всегда была неорганизованной, — заметил Уолтер.

— Некоторые черты характера никогда не меняются, — спокойно ответила Ида, хотя то, что он произнес имя Элис в третьем лице, заставило ее напряженно выпрямиться на сиденье. За последние несколько минут это было вторым подтверждением того, что Уолтер не так уж доверяет ей. — Я по-прежнему такая, — добавила она. — Хотя и научилась держать свою комнату по крайней мере в чистоте, если уж не в порядке.

— Это большое достижение. — Лицо Уолтера стало серьезным, и впервые за весь вечер между ними воцарилось молчание. Уолтер свернул машину в аллею, ведущую к усадьбе, и подождал, пока охранник откроет электронные ворота. — В субботу я должен лететь в Лондон, — сказал он. — Жалко, что не могу побыть с тобой подольше.

— Мне тоже жаль. Это деловая поездка?

— Да. Тед хочет, чтобы я взглянул на нашу собственность в Канари Уорф и поделился с ним своими соображениями. — Уолтер говорил торопливо, словно старался заполнить новую паузу в разговоре, прежде чем она снова возникнет.

— Это впечатляет, — искренне заметила Ида. — Значит, Тед все-таки считает, что ты достаточно далеко ушел от мальчика на побегушках.

— Такое случается нечасто. Папа перекупил там административное здание у канадских застройщиков, когда дела у тех пошли плохо. Тед недоволен нашими представителями, которые сдают здание в аренду. Цены на служебную площадь там высокие, а они вроде бы не получают всего, на что мы могли бы рассчитывать.

— Канари Уорф? — переспросила Ида. — Где это? Мне такое название незнакомо.

— Это такое место в районе доков на востоке Лондона. Английское правительство вместе с частными предпринимателями собирается заново перестроить этот район, но в связи с осуществлением проекта возникли трудности.

— Зачем же вкладывать деньги в неперспективное дело? Или это очередное мероприятие правительства, чтобы завоевать популярность? Как говорится, «кормушка»?

— А что такое «кормушка»? Если у одного человека есть жирная свинка, то без кормушки из нее не вырастить вкусный окорок для соседа. Проект имел целью разредить перенаселенность в центре Лондона. А эта территория со своим сказочным видом на Темзу в перспективе могла бы стать первоклассной недвижимостью. Поэтому отец и решил воспользоваться случаем и принять участие в проекте, когда так кстати разорились канадцы. Но, к несчастью, в Канари Уорф не проведено метро, и дороги там ужасные, так что большая часть служебных помещений пустует. А раз помещения арендуют неохотно, никто не спешит открывать там рестораны, химчистки и пивные, и это не вдохновляет фирмы, которые могли бы туда переехать, потому что не развита сфера услуг. Заколдованный круг.

— Да, ничего не скажешь, печальное дело.

Уолтер отмахнулся от бабочки, которая вилась над его головой.

— Может, все и обойдется. Я пытался уговорить Теда открыть там небольшой универсам — посмотреть, не удастся ли переломить тенденцию. Но пока деньги активно уплывают.

— Значит, поэтому Тед и Алан так спешат продать «Хорн Кристал»? — спросила Ида. — Им нужны наличные, чтобы покрыть расходы?

— Ничего подобного. Неудача с Канари Уорф сильно задела наших британских коллег, но родной корпорации кризис ни в коей мере не коснулся.

Казалось, Уолтер уже жалеет о том, что слишком разговорился. Он с видимым облегчением кивнул в сторону массивных колонн портика, показавшихся в конце аллеи:

— Вот мы и дома.

— Да. — Ида вышла из машины, понимая, что сегодня уже не стоит рассчитывать на новую информацию о «Хорн Кристал». — Спасибо за чудесный вечер, Уолтер. Я очень рада, что мы могли заново познакомиться с тобой.

Он ухватился за последнее слово:

— Заново? — переспросил он мягко, выходя из автомобиля следом за ней. — Это и в самом деле заново, Ида?

— Да, конечно, — ответила она. — Почему ты спрашиваешь?

Они, не сговариваясь, молча обогнули бетонный цоколь гаража и медленно пошли вдоль дома, пока не оказались около увитой вьющимся виноградом беседки у дальнего конца бассейна. Ида поймала на себе взгляд Уолтера и в который раз отметила его удивительное сходство с отцом.

— Думаю, что в детстве мы знали друг друга не так уж хорошо, но все-таки мы друг друга знали. Ведь мы брат и сестра. Помню, как однажды я сидела на лестнице и ждала, когда мама привезет тебя из больницы.

— Если бы я мог быть уверен! — Он сердито дернул свесившуюся виноградную лозу. — Дело в том, что я не чувствую между нами невидимой связи, как было в детстве. Если ты моя сестра, почему я этого не чувствую?

— Прошло семь лет; естественно, что любая связующая нить могла оборваться.

— А как же голос крови? Разве не должен был я с первого же взгляда понять, что ты моя сестра?

Ида почувствовала, как по ее спине пополз неприятный холодок, и вся подобралась. С той минуты, как они вышли из ресторана, она подсознательно готовилась к этому разговору. Несмотря на взаимную осторожность, выручавшую их в начале вечера, им все же, видимо, не избежать обсуждения трудных вопросов. Наверное, вовсе не так уж мудро было уклоняться от взрывчатых тем.

— Мы учились в разных школах, — продолжала Ида. — Долго жили в разных домах. Ты гораздо больше времени проводил с Аланом, чем я. — Она попробовала улыбнуться. — И как-никак я на два с половиной года старше. В детстве разница всего в несколько лет иногда кажется непреодолимой пропастью.