– Аня, потом, все потом! А сейчас давай спать ложиться!

Он обнял ее, поцеловал, прошептал: «Я ужасно соскучился» – и тут же заснул. Только под утро, набравшись сил, Сергей разбудил Анну поцелуями.

Он уехал, а Анна продолжила ремонт-уборку. Теперь, когда жизнь обрела новые интерьерные контуры, она вдруг поняла, что долгое отсутствие Сергея ее очень устраивает. Что исчезло подобие ревности, беспокойство, исчез даже суррогат привязанности – то чувство, которое держало ее рядом с этим человеком. Главное, появилась спокойная уверенность, что безысходность не лучшая замена чувству. И было намного проще так – одной, в чистоте, в упорядоченности, с работой, которая приносит и деньги, и удовлетворение. Хорошо жить вот так, когда только Перчик нетерпеливым лаем будит утром и радостно встречает после работы. «И что же делать?» – задала себе вопрос Анна, когда обнаружила, что вечно командированного Сергея она и не ждет вовсе.

* * *

Сергей теперь задерживался допоздна.

Он приехал почти в двенадцать ночи. Ввалился в прихожую, как геолог после десятков пройденных километров под снегом и дождем. У него даже лицо было такое – с печатью усталой значительности. Свой портфель он не поставил, как раньше, а почти бросил на пол. В жестах была некая развязность. Анна, подняв бровь, смотрела на это появление.

– Тяжелый день? – участливо спросила она.

– Безумно, – ответил Сергей и тут же занял большое новенькое кресло.

– Ужин готов. – Анна собралась было на кухню.

– Погоди, – остановил ее Сергей, – дай передохнуть. Налей-ка мне чашечку кофе. Я посижу тут минут сорок. Надо еще кучу бумаг просмотреть.

Анна молча кивнула и направилась к кофеварке.


…За ужином говорил только Сергей. Анна слушала его первые пять минут, потом потеряла нить повествования и, оставив на лице внимательную мину, стала думать о своем.

– …Поэтому ты не экономь. Я приеду, дам еще.

Анна очнулась, испугавшись, что пропустила нечто важное.

– Прости? – Она посмотрела на Сергея.

– Деньги возьми, – чуть громче произнес Сергей. – На покупки, на одежду. Аня, потрать как хочешь, главное, чтобы они тебе удовольствие доставили.

Анна поняла, что все – этот весь значительный вид, это усталая небрежность, отрывистое, подчеркнуто суровое обращение – это все преамбула. Все для того, чтобы сделать вот это – подвинуть в сторону Анны пухлый конверт с купюрами и произнести мужское коронное: «Трать, ни в чем себе не отказывай!» Анна представила, как он эти деньги откладывал, как готовился их вручить ей. Может быть, даже репетировал и эти жесты, и эти реплики. Анне стало жалко Сергея. Этот мужчина строил свою жизнь, оглядываясь на нее, Анну. Он старался понравиться, соответствовать. Но в голове Анны крутилось на первый взгляд дурацкое: «Не делай ошибок, не делай! Хватит! Отпусти человека!»

– Сережа, я не возьму деньги, – отрицательно покачала головой Анна.

– Ты же сделала ремонт, – с жаром воскликнул Сергей, – я же знаю, наверняка потратила сбережения. Вон, сколько мебели новой накупила!

– Да, конечно, но понимаешь, Сережа, давай поживем отдельно? Не долго?

Сергей отдвинулся от стола и спросил:

– Ты хочешь расстаться?

– Ну не получается у нас с тобой быть вместе! – всплеснула руками Анна. – И давай считать, что виновата я.

– Давай, если хочешь, – пожал плечами Сергей, понимая, чем окончится этот разговор, – но я был готов к тому, что ты такая приедешь…

– Какая? – Анне стало интересно, что именно Сергей понял про нее.

– Ну, видишь ли, – немного подумав, принялся объяснять он, – нельзя сказать, что у нас была такая любовь, что голова кругом. Так, познакомились, сошлись. Нравимся друг другу. А тебе большего надо. И в отпуске у тебя была возможность подумать об этом. И вообще обо всем. Взвесить. Ты ведь красива. И такая… Такая… У тебя всегда будут мужчины, – Сергей с тоской посмотрел на Анну. – Только если ты хоть иногда будешь с ними откровенна.


…Несмотря на такой разговор, в этот вечер Сергей остался у Анны.

– В свете всех объяснений – это не очень удачное решение, – криво усмехнулся он.

– Не выдумывай, – нахмурилась Анна. – Я постелю тебе в гостиной. Утром позавтракаем вместе.

– Мне иногда кажется, ты просто издеваешься, – напрягся Сергей.

– Нет, – попыталась успокоить его Анна, – просто я успела обо всем подумать. Понимаешь, я уже приняла решение, свыклась с мыслью, я успела понять, что ничего в этой ситуации нет ужасного. Мы ведь можем дружить. А ты… Ты просто еще не понял, что я предлагаю не самый плохой вариант. Поэтому и злишься.

– То есть ты даже представить не можешь, что человеку нравишься, что тебя могут любить? Что для тебя просто мысль, к которой надо привыкнуть, для другого разрушение жизни, – с пафосом воскликнул Сергей.

– Не преувеличивай, прошу!

– Хорошо, разрушение уклада. Разрушение чего-то привычного, устоявшегося и приятного. Понимаешь? – Сергей пристально посмотрел в глаза Анне. – Ничего нет ужасного в этом сочетании – «привычное и приятное».

– Но звучит так, словно речь идет о тапочках, а не о чувствах, – усмехнулась она.

– А тебе не приходило в голову, что очень хорошо, когда отношения словно тапочки? В которых комфортно. Мне казалось, у нас с тобой так – тепло, хорошо, удобно.

– Так, но мне этого мало. И я хочу сделать лучше, чтобы ты потом, когда пройдет время, меньше переживал. – Анна почувствовала, что начинает злиться.

– Verschlimmbessen.

– Что это значит? – с раздражением спросила Анна.

– Ухудшить, стараясь улучшить, – тоже с некоторым раздражением объяснил Сергей. – Из немецкого. Очень точно передается оттенок происходящего. И у меня такое впечатление, что ты занимаешься именно этим! Давай спать. Я устал. Завтра сложный день. Ты не представляешь, как я старался, чтобы…

– Не надо, – остановила Сергея Анна. – Ничего не говори.

Тот схватил ее за руку:

– Перед тем как ты пойдешь спать, ответь, ты всю жизнь так поступала?

– Как – так? – не поняла Анна.

– Принимая решительность за правоту?

– Спокойной ночи. – Анна вышла из комнаты и прикрыла дверь.

* * *

– Вы очень изменились после отпуска! – Такие слова она слышала на работе еще очень долго. Уже и загар успел сойти, а вокруг все удивлялись ее энергии, блеску глаз и помолодевшему лицу.

– Наверное, ничего не делали? Только на пляже валялись? – спрашивали сотрудники ветеринарной клиники.

– И на пляже тоже. И плавала много. И в волейбол играла. И танцевала, – Анна с удовольствием перечисляла свои занятия. Она бы с удовольствием рассказала бы о людях, с которыми познакомилась, о разговорах, которые они вели, о мелких конфликтах. Сейчас, в Москве, Анне казалось, что ей необычайно повезло – ей было интересно там, на берегу любимого моря. Но на работе она была скупа на слова. И не от скрытности, а из-за боязни, что будет плохим рассказчиком и окружающим окажется неинтересным ее повествование.

– Ма, да тебе повезло! Могла ведь оказаться в компании тоскливых, молчаливых соседей. Которые только и знают «по пивку». А у вас жизнь кипела, я смотрю. – Дочь Наташа тоже слушала мать с удовольствием.

– Хорошие люди, разные, но хорошие. – Анна чувствовала необходимость вслух вспоминать отпускной июль. – Вот только эта Зося… Мне жаль ее. Она, конечно, столько сделала для этого своего Марка, но ведь нельзя рассчитывать на вечную благодарность. – Анна поведала дочери и историю спасения Марка Зосей, умолчав, естественно, о некоторых деталях.

– Она рассчитывает на вечную благодарность мужа, – высказала свое мнение Наташа. – И только на собственные силы. Собирается стоять на страже семьи. Будет бдить.

– Но это же невозможно, – вздохнула Анна. – Как невозможно уберечь от измены.

Наташа кивнула, усмехнувшись:

– Невозможно «покопаться» в голове другого человека и заставить его поступать так, как тебе хочется. Ну, если только лоботомию не сделать.

– Остается рассчитывать на порядочность мужчины? – предположила Анна.

– Ма, мне ли тебе рассказывать, насколько это разумно? – иронично и грустно прищурилась Наташа. – Ты же старше. Ты должна знать, что это тоже невозможно.

– И что в сухом остатке?

Дочь потянулась на диване, ухватила пирожок с тарелки и с набитым ртом произнесла:

– В сухом остатке – полагаться на счастье. Оно ведь случается, несмотря ни на что.

Анне не понравился ответ. Он рождал больше вопросов, чем давал ответов. Взрослая дочь оказалась мудрой.

* * *

Потихоньку осень превращалась в зиму. Желтые листья сначала легли красивым ковром на серый асфальт, затем дождь превратил их в кашицу, а ночные заморозки в ледяную кору. Темень спускалась рано, вечера походили на ночь. «Меньше всего я люблю ноябрь и начало декабря», – думала Анна, по утрам разглядывая синеву за окнами. Она по-прежнему вставала рано и выходила гулять с питомцами. Она по-прежнему ходила на работу в ветлечебницу и по-прежнему радовалась, что так удачно поменяла свою жизнь. Она не жалела, что рассталась с Сергеем. Где-то в душе сохранилась зарубка от его фразы – «решительность принимаешь за правоту». «Дурацкая фраза! Сам не знал, что хотел сказать!» – с раздражением думала Анна, вспоминая тот разговор. С раздражением думала, потому что знала – Сергей прав. В этой неуклюжей фразе сосредоточились все ее ошибки. Прекратить, разорвать, отрезать, отрубить, покончить – вот девизы ее жизни. И еще эта фраза напоминала о том, что было подытожено поездкой на море – о ее прошлом. О чем теперь вспоминать не хотелось. Хотя бы потому, что ни поменять, ни вернуть, ни хоть что-то исправить уже было нельзя.

«Все правильно я сделала. Вовремя. Ничего путного не было бы», – думала Анна о расставании с Сергеем не без мстительности.

– Мама, ну, зачем ты поссорилась с Сергеем? – Дочь как-то приехала к ней и застала Анну, закутавшуюся в теплый платок и лежавшую в темной комнате. В окно были видны огни других домов, машин, фонари и уже кое-где появившаяся новогодняя иллюминация. В ногах Анны сопел Перчик.