– А Лиза где?

– На кухне, мультики смотрит. Ты ее и впрямь сегодня пораньше спать уложи, Настасья. Пусть не колобродит до ночи.

– Хорошо, баб Даш. Я уложу.

Посуетившись еще немного в немудреных сборах, в поисках затерявшихся, как обычно, очков, ворча друг на друга и даже чуть переругиваясь, сестры, наконец, встали рядком в прихожей, расцеловали Настю по очереди.

– Ну ладно, Настасья, оставайся нынче уж за хозяйку… – деловито проговорила Екатерина Васильевна, открыв дверь, и тут же чуть не всплакнула, задрожала подозрительно губами.

– Ладно, пошли! – потянула ее за собой уже вышедшая на лестничную площадку Дарья Васильевна. – Можно подумать, тебя отсюда в дом скорби отправляют, а не к родной сестре на жительство! Ишь скуксилась как!

– Да ну тебя, Дашка! – сердито махнула на нее рукой Екатерина Васильевна, торопливо утирая вырвавшуюся-таки на свободу одинокую слезу.

Захлопнув за ними дверь, Настя прошла на кухню, подсела к Лизе на маленький диванчик, пристроенный в углу перед телевизором. Девчонка подвинулась, давая ей место, но взгляда от экрана не оторвала. Настя попыталась всмотреться в действо – мультяшные герои суетились в своей беспокойной жизни, пищали что-то под разудалую неприхотливую музычку, и непонятно было, кто из них от кого убегает и какую цель при этом преследует. Хотела было спросить, но Лиза неожиданно проговорила резко, не отрывая взгляда от экрана:

– Это все из-за меня, да?

– Что? Что из-за тебя? – опешила от ее вопроса Настя.

– Ну, вы все ругаетесь, ругаетесь… И тетя Ира на тебя ругалась… Я же слышала! Из-за меня?

– Нет, Лизок. Что ты. С чего ты взяла? Они все тебя любят…

– Это из-за меня. Я знаю. Тетя Ира говорила, что я спать поздно ложусь, что тебе мешаю… Ну хочешь, я вот прямо сейчас спать лягу? – резко повернула она к Насте огорченное личико. – Хочешь? И книжку мне на ночь читать не надо! Я так просто буду лежать и молчать…

– Хорошо, Лиза. Вот посидим еще немного, мультик досмотрим и спать пойдем. Я устала сегодня. А завтра встанем и будем думать, как дальше жить. Это теперь наша с тобой квартира будет, бабушка Катя нам ее отдала. Представляешь?

– А она где будет жить?

– У бабушки Даши. Они же сестры, им вместе хорошо.

– Что ж, ладно… – помолчав, важно кивнула Лиза. – А только знаешь, мне бабушку Катю все равно жалко. Пусть бы тут с нами жила.

– Да я тоже не против, но… Нам тут тесновато с малышом будет…

– С каким это малышом? – подозрительно сузила на нее глазки Лиза.

– У нас с тобой скоро малыш появится.

– Откуда? Ты его выродишь, да?

– Ну… Как бы тебе это сказать… Да, выходит, что так…

– Ура! Ура! Все правильно! Все получилось! – закрыв глаза, громким шепотом выразила свою радость Лиза и даже потрясла восторженно кулачками в воздухе. – Молодец, мамочка, спасибо…

– Постой, Лиза, я не поняла… Ты о чем сейчас?

– Я знаю, это мамочка мне посылает братика или сестренку! Я знаю! Она сама не может приехать, но она так решила… А кого ты будешь рожать, скажи мне сразу!

– Я пока не знаю, Лиз…

– Давай лучше сестренку, ладно? А то на мальчика надо всю новую одежду покупать…

– Хорошо. Я постараюсь. Значит, ты считаешь, что это мама нам ребеночка посылает?

– Конечно мама! А кто ж еще?

– Ну да… Ну да… Больше и некому. Что ж, пусть будет так…

* * *

Телефонный звонок за спиной прозвучал так отчаянно, будто хотел разорвать сгустившиеся по углам сумерки. Марина вздрогнула, втянула голову в плечи, обернулась испуганно. Будто застал ее этот звонок за нехорошим, может, даже постыдным занятием. Странно, чего ей стыдиться-то? Подумаешь, стоит женщина у окна в темной квартире, смотрит… Не важно, зачем и на кого она смотрит. Это, в конце концов, ее дело. За погляд денег не берут, как когда-то говаривала бабушка. И не стыдят.

Телефонная трубка обнаружилась на диване – исходила в темноте зелеными мигающими позывными. Плюхнувшись рядом с ней на подушку, она деловито бросила в ее зовущее нутро:

– Да. Слушаю.

– Мариночка, солнышко, здравствуй!

– Здравствуйте, Вероника Андреевна.

Интересно, с каких это пор она для свекрови стала солнышком? Да еще и не просто так солнышком, а преподнесенным с абсолютно искренней радостью в голосе?

– Мариночка, я запамятовала, Олег ведь сегодня из командировки возвращается, да?

– Да. Сегодня.

– Ты его уже ждешь?

– Жду…

– Ну и славно, Мариночка. Тогда завтра приезжайте ко мне, хорошо? Все вместе приезжайте, и Машеньку обязательно возьмите! Посидим по-семейному, я пирог испеку…

– Нет, Вероника Андреевна, я не могу завтра. Я очень занята. В другой раз, ладно?

И вовсе она не была занята – с чего это у нее вдруг вырвалось? Само по себе взяло и проговорилось, на уровне защитного инстинкта. Тут же мелькнула мысль – если б ты меня раньше так в гости зазывала… Раньше поехала бы, обмерев от радости, с подарками и родственными поклонами, и приседала бы перед тобой, занудой старой, в реверансах, и растекалась в желаниях ответного привета. А сейчас… А сейчас не хочется. Ни капельки не осталось от прежнего желания сдать, наконец, тест на соответствие супружеского пребывания рядом с твоим сыном, драгоценная свекровушка. Уж извини. Драйва прежнего нету. Не зря говорят – когда мужа любишь, то и маму его любишь авансом, чисто автоматически, и терпишь ее ревнивые капризы, и мудрость всепрощения из тебя прет, прорастает, как росток яблони в южном черноземе, не требуя дополнительной поливки. Что ж, видно, поломалась в ней та яблоня, не доросла до заветных плодов. Жаль. И времени, и сил, потраченных на прорастание, тоже жаль.

– Но как же так, Мариночка? Ты обидеть меня хочешь?

Нотки оскорбления в голосе свекрови взвились костерком, но тут же и погасли и после короткой паузы зазвучали уже не оскорблением, а мудрым спокойствием взрослого, увещевающего обиженного ребенка:

– Ах, я, кажется, понимаю тебя, Мариночка… Ты на меня обижаешься, да?

– Нет. Что вы, Вероника Андреевна. С чего бы мне на вас обижаться?

– Ну, я ведь раньше тебя не приглашала… Олега звала каждый выходной, а тебя нет. Но ты не должна на это обижаться, Мариночка! Понимаешь, я все время скучаю по сыну, я же его одна вырастила, ты сама знаешь! В нем вся моя душа, вся моя жизнь! Поэтому и хотелось наедине с ним побыть, поговорить обо всем…

– Да. Я понимаю. Вот и говорите на здоровье. А мне и впрямь некогда.

– Марин, ты не думай… Я очень тебя как невестку люблю! И лучшей жены для своего сына не вижу. Ты умница, ты хозяйственная, ты добрая, ты великолепная мать, в конце концов. Приезжай, Мариночка, я буду очень рада!

– В другой раз, Вероника Андреевна. В другой раз.

– Ну что ж, коли так… А Олег когда придет?

– Скоро. Я ему скажу, чтоб он вам позвонил. До свидания, Вероника Андреевна.

Она торопливо нажала на кнопку отбоя, отбросила трубку в угол дивана. Конечно, неплохо бы съездить в Калиновку, погулять там по осеннему мокрому лесу, в баню сходить, попариться… Раньше она всегда завидовала Олегу, когда он к матери на выходные ехал. Дачная жизнь с грядками, июльскими вареньями и августовскими соленьями всегда казалась ей привлекательной. Так и видела себя суетящейся в старых потертых джинсах по заросшему травой и цветами дворику. Или в плетеном кресле на веранде с чашкой чаю. Или в гамаке с книжкой. Да мало ли там дачных удовольствий! А теперь ничего и не хочется… Хотя зря она так, конечно. Если по совести, надо было переступить через это «не хочется» и ехать. И Веронику Андреевну зря обидела.

Трубка вдруг снова ожила, и она схватила ее быстренько, решив, что это свекровь решила-таки настоять на своем приглашении. Но в ухо ударил совсем другой голос. Резкий, женский, незнакомый. Немного взвинченный.

– Здравствуйте! Будьте любезны, пригласите Олега, пожалуйста!

– А его нет дома… – немного оробев, пролепетала Марина.

– А вы кто? Его жена?

– Да. Я его жена.

– Что ж, тогда придется говорить с вами. Меня зовут Ира. А вас, насколько я знаю, Мариной зовут?

– Д-да… А в чем, собственно…

– А дело в том, дорогая Марина, что я мать Насти. Только не говорите, пожалуйста, что вы не знаете никакой Насти! Вы ее прекрасно знаете.

– Да я и не говорю ничего такого… Да, я знаю Настю. Что вы хотите, Ира?

– От вас – ничего. Просто хочу сообщить, что Настя беременна. От вашего мужа, между прочим. Я понимаю, как это неприятно, Марина, но вам придется теперь жить с этим обстоятельством. Именно вам! Поняли? Вам!

Пришлось взять секундную паузу, моргнуть, отвести от уха трубку и слегка тряхнуть головой, чтобы услышанное уложилось там как следует. Чтобы не вошло стремительным штопором вместе с нервным, на грани слезной истерики голосом неведомой Иры, Настиной матери. Тоже мать нашлась… Сообщает о беременности дочери таким тоном, будто та вчера трагически скончалась от ее, Марининой, злобной и мстительной руки. Надо постараться взять себя в руки – не дай бог повестись на этот истерический посыл! И сама не заметишь, как заколотишься в ответной падучей. Знаем, проходили. Потом самой стыдно будет.

– Что ж, понятно. Буду теперь жить с этим обстоятельством, как вы изволили выразиться. Спасибо за совет, – коротко и деловито, будто отбивая требования истца в арбитражном суде, сухо произнесла Марина. – Позвольте, однако, уточнить, чего вы от меня хотите в этой ситуации? Слов? Действий? Эмоций? Может, денег?

– Да… Да я сама не знаю! Откуда я знаю?

Голос неведомой Иры на том конце провода вдруг сорвался на вопросе и затих, и было слышно, как она сопит и тихо отрывисто всхлипывает, готовясь к новому нападению.

– В общем, я поставила вас в известность, Марина. Вы уж там с мужем решайте как и что. Или алименты через суд будете платить, или сами… Не может же моя дочь нести за все полную ответственность! Она еще слишком молода, слишком глупа и неопытна…