К ней приблизилась Изабелла де Варенн – медленно, потому что у нее болели суставы. На лице ее появились новые морщины – следы времени и забот, но для Алиеноры у нее наготове была улыбка.

– Каждый день я молилась за вас и Ричарда. Это поистине знаменательное событие.

– О да, – согласилась Алиенора. – И я обязана Амлену за его труды по сбору средств для выкупа. Без его помощи я бы не справилась.

Изабелла улыбнулась:

– Да, я горжусь им. Ему пришлось очень трудно после смерти Генриха. Он до сих пор по нему скорбит. Несмотря на споры, они всегда были братьями и близкими людьми.

– Я знаю, что Амлен любил его. Когда-то и я любила Генриха, любила почти так же сильно, как потом ненавидела за все, что он сделал, – печально произнесла Алиенора. – Время не стоит на месте, раны зарубцовываются. Вскоре я навещу могилу Генриха в Фонтевро и прослежу за тем, чтобы ему поставили хороший надгробный памятник и поминали в молитвах как должно.

– Вам бы нужно немного отдохнуть.

Алиенора усмехнулась:

– Помнишь то время, когда Генрих хотел, чтобы я ушла в монастырь? Ты считала, что это хорошая идея, и мы поссорились с тобой.

Улыбка Изабеллы угасла.

– Да, помню.

– Тогда я была не готова, но, пожалуй, уже пришла пора отправиться на покой. И к тому же теперь Генрих в моей власти, а не наоборот.

Помолчав, Изабелла сказала:

– Вы были так заняты освобождением Ричарда и, должно быть, не слышали, что прошлым летом супруг Беллы скончался.

– Нет, не слышала. Сожалею. – Алиенора говорила осторожно, пытаясь угадать реакцию Изабеллы.

Графиня огляделась, проверяя, нет ли кого поблизости, и на всякий случай понизила голос:

– Вы ведь знали, что время от времени она встречалась с Иоанном?

– Нет. Если бы знала, то постаралась бы положить этому конец.

– Она и от меня это скрывала, но я все равно узнала. Амлен догадывался, конечно, но ничего в этом отношении не предпринимал. По-моему, ему было слишком больно… На самом деле я хотела сообщить, что Белле сделал предложение Гилберт Л’Эгль, лорд Певенси. Он знает, что у нее и Иоанна есть сын, но говорит, что будет оказывать ей уважение как своей супруге и что прошлое должно остаться в прошлом. Они поженятся, как только мы покинем Винчестер.

Алиенора сомневалась в том, что прошлое можно похоронить раз и навсегда, но промолчала из соображений такта. Может, этот брак сложится лучше. Гилберт Л’Эгль гораздо моложе первого мужа Беллы и слывет человеком целеустремленным.

– Рада за Беллу, – произнесла она. – Обязательно поздравлю ее и пошлю свадебный подарок.

Изабелла поблагодарила королеву:

– Белла находит Л’Эгля приятным, и я делаю вывод, что дочь наконец повзрослела и поняла, что важно, а что нет. – Алиенора пробормотала в ответ положенные слова, и Изабелла прикоснулась к ее рукаву. – Надеюсь, вы сумеете найти способ примирить ваших сыновей.

– Я тоже. – Алиенора отметила про себя, что Изабелла по-прежнему стремится к совершенству в семейных отношениях – годы не отняли у нее этой черты. – Иоанну тоже пора повзрослеть. Он небезгрешен, а некоторые из его поступков трудно простить даже матери, но я приложу к этому все силы. Не думаю, что они с Ричардом воспылают друг к другу братской любовью, однако они должны объединиться в борьбе против Филиппа Французского и не допускать, чтобы он снова вбил между ними клин.

Сказано было достаточно, и королева переменила тему. Она стала расспрашивать о том, как продвигается задуманное Амленом строительство в замке Конисбро. Изабелла тут же принялась описывать, какие чудесные покои построил для нее супруг, и дальше беседа потекла в более спокойном русле.


Вечером в начале мая Алиенора и ее свита подъехали к Лизьё. В воздухе витал миндальный аромат боярышника, и сорванные ветром лепестки цветов опадали на дорогу, словно снежинки. Семидесятилетняя Алиенора, несмотря на годы, ощущала сладостные токи в крови и радовалась наступлению весны, хотя и со слезами на глазах. Каждая смена года была бесценна, поскольку не так много их у нее оставалось.

Она ехала в Лизьё без Ричарда. Тот был занят другими делами, но обещал догнать ее на следующий день. Чуть раньше мать и сын получили послание от Жана д’Алансона, коннетабля Лизьё. Он сообщал, что в крепости остановился Иоанн и желает встретиться с королевой. Алиенора и Ричард решили, что ей следует поехать первой, поговорить с Иоанном и подготовить почву к прибытию короля.

– Господь свидетель, за то, что этот мелкий гаденыш натворил, я бы с удовольствием подвесил его за пятки и поджарил на медленном огне. Но Филипп Французский именно этого и ждет от меня! – воскликнул Ричард. – Вместо этого я напугаю Иоанна до смерти, а потом прощу его, но только ради тебя, мама, и ради спокойствия в наших владениях. Поезжай, сделай что сможешь, чтобы сгладить ситуацию, но пусть он знает, что получить мое прощение будет непросто.

Известие о приезде королевы обогнало ее, поэтому крепостные ворота были широко открыты, и она с эскортом быстрой рысью, с развевающимися штандартами въехала во двор. Тут же к лошадям подскочили конюхи, и слуга помог Алиеноре спешиться.

Жан д’Алансон вышел, чтобы поприветствовать ее, и опустился перед ней на колени. Он начинал лысеть, и от частого пребывания на солнце без шляпы его лысина блестела, как розовый мрамор.

– Госпожа, я счастлив принять вас в крепости и готов служить вам во всем, – проговорил он. – И сочту огромной честью для себя принимать здесь также и короля Ричарда.

Алиенора подняла его с колен и при этом заметила, что коннетабль весь в смятении – и немудрено, учитывая, какой гость находится под его кровом.

– Король прибудет завтра, – сообщила она. – Пока придется тебе довольствоваться мной. – Алиенора улыбнулась и прикоснулась к его руке, чтобы успокоить несчастного д’Алансона. – Все будет хорошо, поверь. Может, покажешь мне покои, где я смогу отдохнуть.

– Госпожа. – Он поклонился.

Д’Алансон проводил ее в комнату на самом верху главной башни. В очаге негромко потрескивал огонь, блюдца с ладаном наполняли помещение ароматным белым дымом. Слуга поставил на сундук в углу кувшин горячей воды, положил рядом полотенце.

– Сейчас я хочу побыть одна, – сказала коннетаблю Алиенора, – но позже велю прислать ко мне сына.

Он поклонился еще раз и с видимым облегчением ушел.

Бельбель нежно омыла ее ноги и втерла мазь перед тем, как надеть на них чулки из светлого шелка и мягкие туфли из шкуры козленка. Пока прислуга застилала кровать ее личными простынями и покрывалами, Алиенора отошла к оконной амбразуре, чтобы собраться с мыслями. Наконец, почувствовав себя спокойной и готовой к беседе, послала за Иоанном.

Он вошел неслышно и замер в дверном проеме, положив одну руку на кованую петлю. Потом расправил плечи, шагнул вперед и опустился перед матерью на колени со склоненной головой.

Алиенора полагала, что готова к встрече с ним, но теперь, едва она остановила взгляд на его коленопреклоненной фигуре, по ее сердцу словно стукнул огромный молот. Это ее последний сын. Тот, кто все время томится в ожидании, тот, кому никак не найти подходящую нишу, и тот, кто, несмотря на все свои недостатки, обладает завидным потенциалом.

– Встань! – потребовала она. – Для начала смиренная поза вполне подойдет, но как мне с тобой говорить, если я не вижу твоего лица?

Иоанн медленно поднял голову и встретился с ней взглядом. Его зеленоватые глаза с проблесками синего в глубине светились мальчишеской невинностью. Слишком часто она поддавалась этой невинности и теперь пыталась быть начеку. Но его лицо осунулось, щеки запали, и она видела, как он взвинчен.

– Я многое тебе прощала, – заявила она, – но не знаю, смогу ли простить это. Неужели ты так стремишься к власти, что готов наступить брату на горло и заключить союз с нашими врагами? Ты проделал огромную брешь в том, над чем мы все так долго и упорно трудились.

В его глазах заблестели слезы, и Алиеноре пришлось сделать усилие, чтобы не смягчиться.

– Не раз я тебя спрашивала – почему? Однако ответа не получала или слышала не то, что могла бы признать правдой. Что мне остается думать?

Иоанн сложил ладони в умоляющем жесте:

– Мама, я действительно верил, что Ричарда нет в живых. Узнав, что он в плену, подумал, что его никогда не отпустят на свободу.

– Подумал или понадеялся? Ты же не хочешь мне сказать, будто делал то, что делал, во имя общего блага? Иоанн, я не настолько наивна.

– Да, – признался он. – Я хотел стать королем. Уверен, из меня получился бы хороший правитель, а Ричард пропал, и неизвестно было, вернется ли когда-нибудь. Когда я отправился к Филиппу заключать мирный договор, тот предложил мне помочь. Рассказал о том, как бесчестно поступил с ним Ричард в Святой земле, как часто брат говорил, что считает меня ничтожеством и что передаст корону Артуру, а не мне. – В его глазах вспыхнула злоба, и он продолжал тоном безвинно обиженного: – И что, я обязан был помогать тому, кто предал меня?

– Именно этим вопросом я сейчас задаюсь, – холодно парировала Алиенора. – Твои слова могла бы произнести я.

Иоанн опустил глаза.

Королева вздохнула, подняла его с колен и велела сесть рядом с ней.

– Ах, Иоанн, мне трудно простить тебя за то, что ты наделал, но трудно не значит невозможно, и я не стану любить тебя меньше. Это в прошлом, все кончено, надо начинать новую страницу. Но что мы будем на ней писать? – Она махнула рукой в сторону небольшого столика. – Налей нам вина.

Он пошел исполнить ее просьбу. Наблюдая за ним, пока он стоял к ней спиной, Алиенора поразилась, сколь сильно он похож на Генриха: тот же завиток волос на шее, хотя не такой ярко-рыжий, как у отца; та же форма ушей и скул. И опять ее охватила странная смесь нежности и настороженности.

– Ричард приезжает завтра, – сообщила Алиенора, когда сын повернулся. – Вы должны прийти к взаимопониманию. Я сделаю все, что в моих силах, но в конечном счете решение принимает Ричард – бросить тебя в темницу или простить. Тебя призывали в Нортгемптон, чтобы предстать перед королем. Ты не явился, хотя, если честно, я и не ожидала, что ты послушаешься. Сейчас ты получил последний шанс. Убеди Ричарда в том, что отныне будешь преданно служить ему. Обещаю, что заступлюсь за тебя, но на большее не рассчитывай. – (Иоанн молча кивнул и подал матери кубок с вином.) – Завтра тебе предстоит трудный день, но за свои действия рано или поздно приходится отвечать. Не увиливай от ответственности и всеми силами старайся помириться. Будь тверд в намерении. Считай это уроком и последней возможностью доказать, что ты мужчина, каким я тебя вижу, а не ребенок, каким ты до сих пор был.