Амлен помогал собирать те средства, которые сейчас передавались в казну. Он стоял возле одного из германских чиновников и смотрел, как запечатывается очередной бочонок с сотней марок серебром. Когда-то песочно-золотистые волосы Амлена теперь поседели и поредели. Годы пробороздили глубокие морщины на его лице, но глаза по-прежнему светились жизнью, и он сохранил здоровье и бодрость. Порученная ему задача – сбор средств для выкупа – отвечала его способностям. Алиенора с радостью отдала ему часть своих обязанностей в этом деле.

Когда бочку запечатали и на какое-то время в работе наступил перерыв, он подошел к королеве:

– У нас почти половина нужной суммы. – Амлен потрепал волосы на макушке внука и потом указал на хауберк. – С ним пожертвований будет больше.

– Надеюсь, очень надеюсь, – пробормотала Алиенора. – Половина нужной суммы означает, что предстоит собрать еще половину, а я хотела бы отправиться в Германию до Крещения.

– Так и будет, – заверил ее Амлен. – Деньги прибывают каждый день, ручей не иссякает.

– Но ручей – это не река…

В этот момент Алиенору отвлекло появление гонца. Тот опустился перед ней на колени и протянул письмо с печатью Ричарда. Ее сердце учащенно забилось. Извинившись перед Амленом, она ушла в свои покои и призвала писца прочитать ей послание. Там было несколько страниц текста. Начинал Ричард, как и ранее, с того, что называл ее милой матушкой и умолял поспешить с его освобождением, дабы он как можно скорее вернулся в свои владения и защитил их от посягательств врагов. Филиппа Французского он не упоминал – нужды в этом не было.

На одном из листов он записал песню, которую сочинил, томясь в заточении, и просил мать, чтобы эту песню пели не только в дворцовых стенах, но и по всему королевству. Алиенора тут же приказала писцу сделать копии песни, а сама позвала музыкантов – ей не терпелось услышать творение сына.

Песня была написана от лица человека, заточенного в неволе. Он жаловался на то, что друзья и сторонники его забыли, и призывал их прийти к нему на помощь. Еще ранее прочитанные писцом слова песни поразили Алиенору в самое сердце, но, когда лютня и голос певца слились в живую жалобную мелодию, она не выдержала и разрыдалась. Ее дамы подбежали, желая утешить ее, но она отмахнулась.

– Не надо, – сказала королева. – Пусть слезы льются, и пусть другие люди услышат эту песню, чтобы и их сердца рвались от жалости и гнева. Пусть ее поют в каждом городе, в каждой крепости и в каждом соборе от границ Шотландии до самых Пиренеев. Пусть эта песня всех призовет к действию.


В своих покоях в замке Мальборо Иоанн принимал ванну. Прикрыв глаза, он погрузился в теплую воду, от которой поднимался душистый пар. Физическое расслабление всегда приводило его в благодушное настроение и помогало думать.

Белла стояла у огня и сушила волосы двумя нагретыми полотенцами. У нее получилось сбежать от дряхлеющего супруга, и она приехала к Иоанну якобы тайно, но на самом деле все всё знали и только притворялись, что ничего не замечают. Иоанн подозревал, что Белла не прочь навсегда остаться у него. Однако его философия не предполагала рвать яблоки с одного дерева, если вокруг целый фруктовый сад, только и ждущий, когда его плоды сорвут и распробуют. Тем не менее в данный момент общество Беллы было ему приятно. Она разделила с ним ванну, где они насладились друг другом в полной мере.

Окно было открыто, и со двора донеслось чье-то печальное пение.

– Опять эта проклятая песня, – проворчал Иоанн. – Неужели все разом позабыли все остальные песни в мире?

Белла удивленно оглянулась на него через плечо, не переставая мягко промокать волосы:

– Мне она кажется очень красивой. А тебе не нравится?

Ее любовник буркнул что-то и плеснул себе на плечи и грудь воды.

– Или ты завидуешь? – промурлыкала Белла. – Даже в плену Ричард привлекает всеобщее внимание и восхищает своими разнообразными талантами.

– Ну и пусть юстициары таскают его хауберк по всей Англии! – огрызнулся Иоанн. – Внутри его все равно никого нет. Это пустая фантазия.

Белла вполголоса напела один куплет:

– У меня много друзей, но дары их бедны. Не чтят они меня, ибо ради выкупа я здесь в плену уже две зимы.

– И просидит там еще дольше. Ради всего святого, закрой окно!

– Мой отец так не считает. – Она не спеша двинулась к окну.

– Твой отец – старый дурень. Он много чего болтает, но не все его слова сбываются.

– Как и твои.

Иоанн смерил ее мрачным взглядом:

– Кто бы говорил…

Белла зачерпнула из серебряной чаши горсть вишен и надкусила одну ягоду.

– Но если Ричард вернется, что ты тогда будешь делать?

Он дернул плечом:

– С тобой я не собираюсь это обсуждать. Хватит болтать, лучше подлей горячей воды.

Она принесла кувшин, стоявший возле очага, и лила из него воду до тех пор, пока Иоанн не замахал рукой. Вокруг него поднимался пар, как из кипящего котла. Белла подала ему кубок вина.

– Я беспокоюсь о тебе, – сказала она ласково и прикоснулась к завитку волос у него на шее. – Знаю, это глупо, потому что любой человек, протянувший руку голодному волку, заслуживает того, чтобы его укусили. Но я не могу по-другому.

Иоанн схватил ее за руку и впился зубами в ее указательный палец – достаточно сильно, и она вскрикнула и попыталась вырваться, но он держал ее крепко.

– Да-да, это очень глупо, ведь ты знаешь, что я принесу тебе только боль. – Он отпустил ее. – Тебе пора идти. Увидимся позднее в зале.

Белла отошла, потирая палец, и потом, тряхнув волосами, скрылась за прикроватным пологом, чтобы одеться.

Иоанн закрыл глаза. Теперь принц с нетерпением ждал, когда она уйдет. Ему не хотелось думать о Ричарде, наоборот – хотелось забыть о нем хотя бы на пять минут, но это как больной зуб: о нем невозможно забыть. Да если бы он стал королем, то справился бы с задачей гораздо лучше старшего брата! Ну почему Ричард не умер в плену? Тогда все решилось бы само собой.

Из-за полога вынырнула Белла в льняном платье цвета лесной зелени. Она на ходу прикалывала вимпл. Вопреки желанию остаться в одиночестве, Иоанн залюбовался тем, как ловко она скрепляет ткань булавками.

– Вот теперь ты почтенная матрона, по крайней мере с виду.

– Я играю свою роль. Нужно делать то, что заставит окружающих уважать тебя. Люди завороженно смотрят на хауберк твоего брата, но на самом деле они восхищаются человеком. Стали бы они восхищаться тобой, любимый мой? Сомневаюсь. – И Белла вышла, прикрыв за собой дверь.

– Сучка! – буркнул ей вслед Иоанн почти беззлобно и погрузился в воду.

Принц вытирался, когда его туалет был прерван слугой – прибыл гонец:

– Он говорит, что передаст доверенное ему сообщение только вам, сир, и больше никому.

Иоанн слегка удивился:

– Вот как? Ну ладно, пришли его ко мне.

К тому моменту, когда гонца ввели в покои, Иоанн уже облачился в просторный халат и мягкие меховые туфли. Взмахом руки он отпустил прислугу и уставился на человека, стоящего перед ним на коленях. На том были скромные, простые одежды, в которых ничто не привлекало внимания и не указывало на достаток или значительность, а черты лица казались приятными и тоже весьма непримечательными. Перед тем как допустить посланца в покои принца, с него сняли меч и нож.

Письмо, которое он вручил Иоанну, было скреплено маленьким личным клеймом Филиппа Французского. Иоанн взломал печать и развернул свиток, но тот оказался пустым.

– Ничего не было написано, сир, на тот случай, если меня перехватят. На словах же король Франции велел передать, чтобы вы остерегались, ибо дьявол на свободе.

Иоанн, уставившись на пустой лист, обдумывал услышанные слова. У них могло быть лишь одно толкование, и расспрашивать гонца бессмысленно, ведь ему во имя безопасности ничего не поясняли. У Иоанна заныло под ложечкой. Значит, Ричард и император Генрих пришли к соглашению, и как только выкуп заплатят, Ричард помчится в Англию.

– Иди, – приказал он гонцу. – Возвращайся к своему господину и скажи, что ответ я ему привезу сам.

Гонец поклонился и ушел. Иоанн окликнул слуг и, когда те вошли, велел собирать его вещи. Коль дело идет к скорому освобождению Ричарда, нужно попытаться хотя бы замедлить процесс и укрепить собственные позиции, пока не слишком поздно.

Вместо того чтобы пойти в главный зал замка и заняться хозяйственными вопросами или поиграть в кости, Иоанн переоделся в дорожный костюм, набросил плащ и потребовал седлать коня.

Белла поймала его во дворе, когда он уже вставил ногу в стремя и собрал поводья.

– Куда ты едешь? – спросила она.

– Надо кое-какие дела уладить. Не устраивай сцену – возвращайся к мужу.

Он запрыгнул в седло, натянул поводья и пришпорил коня.

Обескураженная, Белла осталась стоять в пыли, поднятой лошадиными копытами. Неужели это навсегда? Он так и будет использовать ее и бросать, когда ему захочется, не считаясь с ее желаниями? Она вздернула подборок и вернулась в зал, чувствуя на себе косые взгляды. Белла отлично знала, что они думают о ней. Мне все равно, твердила она себе. Только это неправда. Ей совсем не все равно. И она ненавидит Иоанна.

Глава 37

Саутгемптон,

декабрь 1193 года


Алиенора стояла на пристани Саутгемптона и готовилась отплыть в Германию. Часть первой, семидесятитысячной, выплаты отправилась к императору в сопровождении германских чиновников еще осенью, а теперь настало время ехать и ей с заложниками и остатком выплаты. Домой она вернется с Ричардом.

Дул сильный холодный ветер, но все же не штормовой. И он был попутным, что считалось добрым знаком: их плавание не будет долгим. Деньги и драгоценности разделили между несколькими кораблями на тот случай, если посреди моря их все-таки застигнет буря. Тогда не все собранные средства пойдут ко дну. Конечно, охранять несколько кораблей сложнее, чем один, но в людях она недостатка не испытывала.